Викторианский Лондон: Смерть

[The Highgate Vampire]

Пишет  r-impertinent:

Лайза Пикард
Викторианский Лондон

Глава 23
Смерть

«Какое бы жалкое существование ни влачили эти люди, они упорно не желали хоронить умерших при содействии прихода, ибо более всего бедняк страшится нищих похорон». Согласно Энгельсу, «бедняка закапывают самым небрежным образом, как издохшую скотину».Экономичная похоронная компания не страдала от отсутствия клиентов. «Некоторые владельцы похоронных бюро предоставляют ритуальные услуги беднякам на условии еженедельных выплат в 18 пенсов». Так как похороны взрослого стоили до 4 фунтов стерлингов — похоронить ребенка было дешевле, — страшный еженедельный долг порой выплачивался годами.
Случалось, что осиротевшая семья не могла внести даже первоначальный взнос, и тело оставалось лежать в однокомнатном доме, пока деньги не будут собраны. Сердобольные соседи иногда хоронили умершего в складчину. Доктору Роджерсу, врачу в работном доме, удалось убедить приходские власти построить морг для тел, ожидавших погребения — первый в Лондоне. Иногда неимущие вступали в похоронные общества. Многими из них «управляли отъявленные мошенники, которые, пользуясь всеобщей нерешительностью, самым беззастенчивым образом обирали бедняков».
Человек, имевший постоянную работу, обычно состоял в профсоюзе или в обществе взаимопомощи. Член одного из первых профсоюзов, Объединенного общества инженеров, с удовлетворением мог размышлять о том, что его еженедельный взнос покроет не только пособие по безработице или болезни, но и похоронные издержки на сумму до 12 фунтов. В случае смерти жены он мог рассчитывать на выплату пяти фунтов, при этом ему оставалось еще семь.
Где хоронили умерших? Лондонские погосты уже давно, после чумы 1665 года, были переполнены. В одном Сити было 88 переполненных церковных кладбищ. Многие церкви приобрели для захоронений специальные участки, но и те были заняты. В 1830-х годах великий реформатор Эдвин Чедвик описал эту жуткую ситуацию: «на пространстве, не превышающем 203 акра, плотно окруженном жилыми домами, ежегодно хоронят (плохо) 20 000 взрослых и более 30 000 подростков и детей». В 1843 году ярким примером этой проблемы послужило частное кладбище близ Нью-Ривер-Хед в Излингтоне. Оно было рассчитано на 2700 погребений, однако за 50 лет владельцы позволили похоронить там 80 000 человек.
Гробы едва прикрыты землей, рабочие выкапывают их и ломают, чтобы растопить очаг в своих хижинах. Новые могилы копают, врезаясь между недавними захоронениями, по ходу дела отрубая руки, ноги и головы. Могильщик… стоит «по колено в человеческой плоти, прыгая по телам, чтобы утрамбовать их и втиснуть в землю новые тела».
Разумеется, имелось лучшее решение проблемы.
В 1833 году на Харроу-роуд, приблизительно в двух милях к северо-западу от Паддингтона, частная похоронная компания с одобрения парламента открыла кладбище Кенсал-Грин площадью 56 акров. Там можно было достойно похоронить англикан и других протестантов, при этом 7 акров отводилось для бедных. К 1842 году на этом хорошо спланированном кладбище с широкими аллеями имелось 6000 могил. В 1843 году компании, владевшей кладбищем, крупно повезло. Умер герцог Суссекс, дядя королевы Виктории. Его должны были похоронить в королевском склепе в Виндзоре, но в 1837 году герцога неприятно поразила плохая организация похорон его брата Уильяма IV; кроме того, он хотел, чтобы рядом с ним, когда придет ее час, похоронили его любовницу. Поэтому в своем завещании он указал, что хочет быть похороненным на Кенсал-Грин. Это привлекло на кладбище простой народ, который не так уж часто видел герцога при жизни. «Покойный герцог Суссекс поступил достойно, решив в равенстве смерти лежать на кладбище Кенсал-Грин и отказавшись от торжественной церемонии государственных похорон в виндзорском королевском склепе». (Герцог был на редкость прост в обращении. В своей Книге общей молитвы он написал на полях рядом с догматом Св. Афанасия: «Не верю ни единому слову». Он женился морганатическим браком на леди Августе Марри. В 1830 году та умерла, и тогда он женился на своей любовнице, леди Сесилии Баггин, но этот союз по закону о королевском браке не мог быть признан законным. В конце концов Виктория присвоила ей титул герцогини Инвернесс.)
Герцог Веллингтон писал тогдашнему премьер-министру Пилю: «королева своим приказом могла бы отменить волю герцога быть похороненным на Кенсал-Грин… но тогда со стороны франкмасонов [с 1813 года герцог был магистром Великой масонской ложи] и сторонников герцогини Инвернесс раздались бы многочисленные жалобы на вмешательство власти в личную жизнь…», поэтому было решено выполнить нетрадиционное желание герцога. Его похороны, состоявшиеся 5 мая 1843 года, были блестяще организованы. Процессию от Кенсингтонского дворца, где он скончался, до Кенсал-Грин в трех с половиной милях оттуда возглавляли конные гвардейцы, за ними «шли четыре королевских обер-церемониймейстера в алой форме». Далее медленно двигались остальные участники процессии: четыре всадника — служащие похоронного бюро — в глубоком трауре, с черными шарфами и длинным крепом на шляпе, довольно унылая вереница из пятнадцати пустых траурных карет, запряженных восьмеркой лошадей «в черных бархатных попонах и плюмажах» и, наконец, оркестр конных гвардейцев, игравших траурные марши. За ними следовал катафалк с восьмеркой лошадей, по обе стороны от него ехали конные гвардейцы, так что зрители могли видеть только лошадей и гвардейцев в форме, но не гроб. За ними вновь гвардейцы верхом, вереница лошадей в плюмаже и траурные кареты, числом пятьдесят, вновь кавалерия и «плотный кордон полиции… успешно сдерживающий огромную толпу». В самом деле, контроль полиции был творческим и эффективным.
Достигнув Паддингтонского вокзала, процессия «двинулась довольно быстро» — возможно, к тому времени церемониймейстеры сели в карету, — и атмосфера быстро разрядилась. К тому же, жители этой части Лондона, кокни, не надеясь еще раз увидеть подобное зрелище, взяли выходной и развлекались как могли. Вокруг сновали продавцы гравюр и уличные певцы, в киосках бойко торговали прохладительными напитками, «пивом и табаком», а для более утонченных — пряниками и смородинным вином. Наиболее предприимчивые воздвигли шаткие помосты для зрителей, но не слишком преуспели; самые бойкие из них заманивали клиентов объявлениями вроде: «Надежный помост» или «Одобрен контролером», однако публика предпочитала наблюдать за процессией с тротуара или ближайших деревьев и фонарных столбов. Сразу же после похорон продавцы мест на трибунах постарались сократить свои издержки. Они превратили помосты в танцевальные площадки, зазывая публику «повеселиться, как на ярмарке».
Тем временем процессия достигла кладбищенских ворот, где ее ждали государственные представители и знаменитости, включая принца Альберта и кабинет министров, прибывших другим путем. Похоронная компания, наверняка, не пожалела сил, чтобы навести порядок и украсить кладбище. Часовня, «прелестное небольшое здание на вершине холма… убранное соответственно случаю… гирляндами из черной ткани», была заполнена сильными мира сего. Гроб стоял на постаменте, прямо над расположенными внизу катакомбами. Во время службы гроб постепенно, в два приема, был спущен вниз, в катакомбы — должно быть, владельцы похоронной компании ужасно переволновались, но механизм работал плавно, — и был там замурован до тех пор, пока для него не выстроят подходящий склеп. Похоронная компания, не ожидавшая такой удачи, не располагала достойным местом упокоения. Места близ англиканской часовни мгновенно поднялись в цене.
Через шесть лет за герцогом последовала его сестра, принцесса София. Успех Кенсал-Грин был гарантирован, и вскоре это кладбище стало одной из туристических достопримечательностей Лондона. Утонченный Гревилл «не был удивлен, что люди, посещающие это место и видящие его привлекательность и красоту, желают покоиться именно здесь». В 1858 году учитель из Манчестера, решив «ознакомиться с Лондоном», отправился прямо на Кенсал-Грин и записал свои впечатления в дневнике: «Там похоронены герцог Суссекс и принцесса София. На кладбище множество надгробных памятников, роскошно отполированных и пр. Многие аристократы приобрели здесь место и построили склепы». Когда у генерал-лейтенанта Пейсли 26 декабря 1844 года умерла жена (дочь? — сестра? — «бедная Магдалена»), он, получив гроб, первым делом отправился на Кенсал-Грин и выбрал склеп «для двенадцати гробов, рядом с могилой сэра Джорджа Маттайяса Кокса» — даже после смерти нужно выбирать подходящих соседей.
Генерал без особого восторга прочел бы книгу, опубликованную годом ранее: «Проектирование, озеленение и содержание кладбищ», в которой ее автор Джон Клодиус Лаудон, знаменитый ландшафтный архитектор того времени, писал о «захоронении в склепах», как о «свидетельстве состоятельности или знатности, по этой причине его переняли многие лондонские торговцы». На кладбище имелись просторные катакомбы (подземные галереи с камерами для гробов), а также склепы и места для одиночных могил. Где-то в катакомбах все еще стоят два гроба в упаковочных ящиках, в которых они прибыли из Индии в 1860-х. Сам Лаудон был похоронен на Кенсал-Грин в 1844 году. Там же была похоронена семья Брунелей — Марк Исамбард, его жена София (1849) и их сын Исамбард Кингдом (1859), — а также Джеймс Миранда Барри, главный инспектор военно-медицинской службы, который, как выяснилось после смерти, оказался женщиной.
Вслед за Кенсал-Грин открылись другие частные кладбища: Норвуд (39 акров, 1837), Хайгейт (37 акров, 1839), Бромптон (39 акров, 1840), Абни-парк (32 акра, 1840), Нанхед (52 акра, 1841) и Тауэр-Хамлетс (33 акра, 1841). «Уход за новыми лондонскими кладбищами в основном хороший, [но] трудно поверить, на некоторых из них овцам позволено щипать траву». Сейчас это кажется удачной идеей, придающей кладбищу сельский вид и избавляющей садовников от трудной задачи по выкашиванию неровной почвы. Но лондонцам это не понравилось.
«Самым модным некрополем Лондона» стало Хайгейтское кладбище, принадлежавшее лондонской похоронной компании. Оно располагалось на склоне холма, спускавшегося к Суэйн-лейн, и проектировщики использовали эту особенность для создания многоярусного эффекта. В египетскую аллею, узкий наклонный коридор на глубине 12 футов, вели чугунные ворота массивной Фараоновой арки. По стенам коридора располагались чугунные двери в шестнадцать склепов, в каждом из которых стояло по двенадцать гробов на каменных постаментах. В 1878 году склеп стоил 130 гиней (136 фунтов 10 шиллингов). Аллея вела к подземному Ливанскому кругу; там, по обе стороны кольцеобразного туннеля, располагалось двенадцать склепов, каждый на пятнадцать гробов. В центре Ливанского круг стоял великолепный ливанский кедр, который рос здесь с 1693 года.
В главной части кладбища имелось место для 30 000 могил, каждая из них была рассчитана, как правило, на три гроба и стоила не меньше 2 фунтов 10 шиллингов. Для атеистов и сектантов был выделен неосвященный участок в два акра. Вдоль северной стены тянулись катакомбы, мрачная подземная галерея, в которой находилось 840 ниш. Их можно было купить за 10 фунтов стерлингов или снять на время, чтобы впоследствии подыскать для гроба другое место. К 1854 году это начинание оказалось таким успешным, что похоронная компания решила расширить кладбище в единственно возможном направлении — купив еще 19 акров на другой стороне Суэйн-лейн. Обе часовни на старой территории использовались также при похоронах на новой, однако Суэйн-лейн была людной улицей, и таскать гроб через забитую транспортом дорогу было немыслимо. Это могло не понравиться родственникам.
В результате было принято типично викторианское по использованию новой технологии решение: в часовне установили постамент, на котором гроб опускался с помощью гидравлики в подвал, перевозился по туннелю, проложенному под Суэйн-лейн, и появлялся на другой стороне. Первой испробовала оригинальное устройство Элизабет Джексон, похороненная на участке в 2 фута 6 дюймов шириной, 6 футов 6 дюймов длиной и 10 футов глубиной, за который ее семья заплатила три гинеи (3 фунта 3 шиллинга). Позже туда же поместили четыре гроба, причем последний неизбежно оказался ненамного ниже уровня земли.
Более известными клиентами кладбища были Джордж Вомуэлл, хозяин бродячего зверинца, скончавшийся в 1850 году, и Том Сейерз, последний профессиональный боксер, дравшийся без перчаток, он умер в 1865 году. Там же был похоронен другой знаменитый спортсмен, Ф. Лиллиуайт, известный игрок в крикет, изобретатель круговой подачи. В 1862 году там же похоронили Лиззи Сиддал, жену Данте Габриэля Россетти. В приступе горя он положил к ней в гроб рукопись своих стихов, но по зрелом размышлении захотел получить их назад, в 1869 году гроб открыли и книгу благополучно извлекли на свет. Стоимость работы составила две гинеи.
Бромптонское кладбище было открыто в 1840 году Западно-лондонской и Вестминстерской похоронной компанией, надеявшейся превзойти успех Кенсал-Грин. Но у компании возникли финансовые трудности, и в 1852 году кладбище было выкуплено министерством здравоохранения и стало первым лондонским казенным кладбищем. Там в 1863 году был похоронен основатель больницы Чаринг-Кросс доктор Бенджамин Голдинг, а два года спустя — архитектор Альберт-холла Фрэнсис Фаук.
Кладбище Абни-парк на Стамфорд-хилле в Сток-Ньюингтоне было открыто в 1840 году, когда Банхилл-филдс, «которое столько лет было кладбищем для нонконформистов всех классов», заполнилось до предела. Джон Лоддидж, один из акционеров похоронной компании Абни-парк, владевший большим питомником и дендрарием неподалеку от Хакни, решил, воспользовавшись случаем, сделать рекламу своему бизнесу. «Упомянутый дендрарий был устроен господами Лоддидж, там имеются все выносливые деревья и кустарники тех сортов и видов, которые были в его коллекции год назад… в летний сезон будут высажены неприхотливые сорта рододендронов, азалий и роз из коллекции господ Лоддидж, а также… далии, герани, фуксии, петунии, вербена и т. д.». В мае, к моменту открытия кладбища, по краям извилистых тропинок было высажено 2000 деревьев и кустарников, а магнолии и рододендроны должны были появиться осенью. Не считая собственного дендрария Лоддиджа, это была самая большая коллекция деревьев в Англии. Этот прелестный уголок был абсолютно не похож на отвратительные кладбища в центре Лондона, однако Лаудон решил, что кладбище выглядит как «место увеселений», и не одобрил нововведений, хотя не мог не отметить, что «публике это нравится». Здесь можно заподозрить профессиональную зависть. Подробный и захватывающий «Перечень деревьев, кустов и вечнозеленых растений для кладбищ и погостов» рекомендует питомник в Фулеме, а не питомник Лоддиджа.
Кладбище Нанхед было другим проектом Лондонской похоронной компании. Оно известно как «Кладбище Всех Святых» В 1851 году там был воздвигнут монумент пяти «шотландским мученикам», сосланным на каторгу в 1793 году за попытку реформировать парламент. На нем выбита надпись: «опыт всех времен должен научить наших правителей, что преследование бессильно против убеждений» — цитата из последнего слова одного из «мучеников».
Кладбище Тауэр-Хамлетс было открыто в 1841 году лондонским Сити и похоронной компанией Тауэр-Хамлетс. Его освятил епископ Лондона, и в тот же день там состоялись первые похороны. Вскоре оно разрослось и стало зеленым пристанищем лондонского Ист-Энда.
Кладбище Уэст-Норвуд площадью в 40 акров было основано в 1837 году на месте отдаленной деревушки. Из знаменитостей там похоронены сэр Уильям Кьюбитт (1861), миссис Битон (1865) и доктор Уильям Марзден (1867), основатель Королевской бесплатной больницы и Королевской больницы Марзден.
В 1854 году лондонская похоронная компания открыла кладбище в Бруквуде, предложив своим клиентам «ежедневный похоронный экспресс туда и обратно». Доставка гроба по Юго-восточной железной дороге от станции Некрополь, неподалеку от моста Ватерлоо, стоила 2 шиллинга 6 пенсов.
В 1852 году парламент принял Столичный закон о захоронениях, уполномочив местные власти открывать новые кладбища при нехватке существующих или опасности старых кладбищ для здоровья. Через четыре года власти Сити открыли кладбище в Илфорде, Эссекс, не только для всех новых захоронений, но и для оставшихся в снесенных церквах и на погостах, превращенных в публичные парки. Приобретение 200 акров земли косвенным образом способствовало сохранению лесных угодий Эппинг-Форест для общественного пользования. Другие местные власти, включая приходы Сент-Панкрас, Излингтон, Камберуэлл, Гринвич, Тоттнем и Вулидж, также открыли кладбища. Может показаться, что запросы лондонских мертвецов были удовлетворены, но это не так. Ситуация улучшилась только с введением кремации, не раньше 1880-х годов.
* * *
Книга Лаудона о кладбищах была предельно приземленной. Она начиналась так: «Главная цель захоронения — размещение останков таким образом, чтобы их разложение… не причиняло ущерба живым». Лучше всего этим требованиям, — советовал он, — отвечает захоронение в одиночной могиле глубиной 5–6 футов. Квакеры и евреи опускают в могилу только один гроб, который никогда не тревожат. Но в большинстве крупных городов могилы роют глубже и помещают друг на друга до двенадцати гробов, а в случае с бедняками все пятнадцать. Лаудон едко пишет о жалких семи акрах, выделенных владельцами Кенсал-Грин для захоронения бедняков из семи лондонских приходов, «число их ежегодно превышает 1000 человек… можно подумать, что бедняков считают животными, принадлежащими к другому виду». По поводу гробов он предупреждает, что свинцовые гробы вроде того, что приобрел генерал-лейтенант Пейсли, никогда не бывают абсолютно водо- и воздухонепроницаемыми. Случается, что «тучное тело готово взорвать гроб еще до того, как его вынесут из дома… как известно, в катакомбах новых лондонских кладбищ имело место несколько взрывов», распространивших такой ужасный запах, что «могильщиков пришлось непрерывно потчевать ромом». Кости сохраняются веками, но через восемь-девять недель после погребения плоть, как он деликатно высказался, «становится непригодной к вскрытию». Полезно покрывать каждый гроб свинцовой или каменной плитой, чтобы предотвратить повреждения от следующих захоронений в ту же могилу (и, могу предположить, затруднить работу расхитителям могил, пришедшим до истечения восьми-девяти недель).
Традиционно для изготовления гробов применялся вяз, древесина которого лучше противостоит влаге. Гробы из вяза обычно покрывались черным или цветным бархатом или фетром, который крепился гвоздями с медными головками. «Привычным уличным шумом тех дней был стук молотка гробовщика». В 1860-х годах, когда мебель в доме начала сверкать французской полировкой, вяз уступил место дубу и на кладбище: новый мебельный лак на вязе не держался. Бальзамирование применялось редко. Обычно умерших клали в гроб, завернув в саван или простыню, но изредка хоронили в обычной одежде, особенно невест, которых оставляли в подвенечных платьях. Иногда вместе с телом в гроб клали трогательные сувениры, как в случае со стихами Данте Габриэля Россетти, которые он позже вернул, или любимых сапог, фуражки и кителя генерала Чесни, заботливо уложенных в гроб его второй жены Эверильды, скончавшейся в 1841 году.
* * *
Не все имели возможность мгновенно облачиться в траур с головы до ног, хотя, возможно, многие имели что-нибудь на этот случай в своем гардеробе. Ханна Калвик, когда умерла ее тетка, была «служанкой за все». Работавшая там же горничная дала ей старое черное платье, и Ханна потратила 15 шиллингов 9 пенсов на черную с белым шаль и девять шиллингов на фланель, в этом контексте, вероятно, черную, — для двух юбок. Для тяжело трудившейся и практичной Ханны выбросить 25 шиллингов из годовой зарплаты в шестнадцать фунтов было нешуточным делом, но пренебречь трауром было нельзя. Если говорить о среднем классе, то «в настоящее время наши останки должны быть тщательно приуготовлены, наши одеяния — соответствовать образцу, а наша власяница должна быть высшего качества». В 1842 году красильщики Лаш и Кук дали такое объявление: «Мы красим в черный ежедневно, в случае необходимости специальные заказы на траур выполняются за сутки. Пожалуйста, учтите: только перья высокого качества после окраски в черный выглядят хорошо». Так что носить боа из перьев, когда вы в трауре, не самая удачная идея.
Прочное, но выцветшее черное платье можно было обновить дома: «добавьте в пинту кипящей воды 2/3 пинты бычьей желчи». Настоящим сокровищем был магазин траурной одежды Джея на Риджент-стрит. Там даже продавали запатентованный безразмерный корсаж… «на случай внезапной утраты… когда срочно требуется готовое элегантное платье». В ожидании подходящего костюма можно было послать за безразмерным корсажем и готовой черной юбкой горничную. «Черный» магазин Питера Робинсона (названный так, чтобы не путать с другим, также расположенным на Риджент-стрит) «делает выгодное предложение для знати и высокопоставленных семей [крупным шрифтом], а также [гораздо более мелким] людям с ограниченными средствами… самый широкий выбор готовых изделий. Отобранный товар бесплатно отправляется в любую часть Англии».
Благодаря новой телеграфной системе и железнодорожным перевозкам, людям, нуждавшимся в трауре, не приходилось долго ждать; к тому же, услужливый мистер Робинсон всегда имел наготове экипаж с двумя портными, готовыми продемонстрировать безутешной леди последние новинки траурной моды и снять мерки для новых траурных нарядов. Чтобы соседи не сочли подобные приготовления неуместными, кучер и портные были благопристойно одеты в черное.
Безутешная леди, обеспокоенная тонкостями модного траура, нуждалась в помощи. В 1844 году леди отправилась в магазин — это мог быть магазин Джейса, но рассказ о ее визите не слишком заслуживает доверия. Имела место следующая беседа:
Леди: Я бы хотела, сэр, взглянуть на траурные вещи.
Продавец: Разумеется… Насколько глубокий траур вам бы хотелось, мэм? Что-нибудь душераздирающее?.. У нас есть последние новинки с континента. Вот, мэм, недавно поступил, вдовий шелк — чувствуете? — напоминает муар, в соответствии с чувствами. Он называется «безутешный» и очень моден в Париже для траура по супругу. Еще у нас есть несколько совершенно новых тканей, отвечающих потребности страдать по моде.
Леди: Все во французском стиле?
Продавец: Конечно… Конечно, мэм. Непревзойденно мрачные. Вот, к примеру, ткань для глубокого отчаяния. Черный креп — придает женщине меланхоличный вид и делает ее интересной… Или вы предпочли бы бархат, мэм?
Леди: Это уместно, сэр, когда ты в трауре, носить бархат?
Продавец: Абсолютно! Клянусь. Он только входит в моду. Вот великолепный отрез — настоящий генуэзский бархат — глубокого черного цвета. Мы называем его «роскошная скорбь»… всего 18 шиллингов за ярд, высшего качества… короче, годится для самого изысканного горя.
Леди: А что-нибудь на смену, сэр? Наверно, у вас есть большой выбор полутраура?
Продавец: О, бесконечный! Самый большой ассортимент в городе. Полный траур, полутраур, траур на четверть, на восьмушку, намек на траур, так сказать, вроде рисунка тушью — от неприкрытого горя до тончайших оттенков сожаления.
Публичной демонстрации горя требовал не только траур по членам семьи. Когда в 1861 году умерла королева-мать, двор облачился в траур на шесть недель; от широкой публики ожидали трехнедельного траура. «Это достаточно долго, так как может сильно пострадать торговля». Когда через полгода, 14 декабря, умер принц Альберт, Сити затопила черная волна. Для скромного клерка казначейства с женой и пятью дочерьми это было тяжким финансовым испытанием. Целую неделю «все магазины Лондона завешивали витрины траурными полотнищами, и в заведениях драпировщиков, модисток, портных и галантерейщиков ничего нельзя было разглядеть, кроме черного». На беду торговцев траур был объявлен незадолго до Рождества. 23 декабря, в день похорон принца Альберта в Виндзоре, почти все лондонские магазины были закрыты. На следующий день их владельцам удалось хоть немного сократить убытки. Церкви в день похорон были «задрапированы в черное», однако на следующий день траур был снят и заменен нарядными рождественскими украшениями.
* * *
Добраться до кладбища было непросто, если только вы не пользовались экспрессом «Некрополь». Сеть железных дорог дотянулась до некоторых кладбищ. Часть пути можно было проехать на омнибусе, но они обычно следовали в ближайшие пригороды, а не в отдаленные районы, где располагались новые кладбища. Катафалки, запряженные лошадьми, медленно тащились к кладбищу, за ними следовали самые разнообразные средства передвижения. Время от времени лошадям нужно было отдохнуть и напиться, как и кучерам и пассажирам. Одно из кладбищ, расположенное в пяти милях от городских ворот, давало работу семидесяти могильщикам и более. По воскресеньям там обычно проходило не меньше семидесяти захоронений, а в будни не меньше сорока. В ближайшем трактире «Джолли Сандбойз» собирались извозчики, доставлявшие клиентов на кладбище. В четыре часа в воскресенье там могло скопиться пятнадцать катафалков и похоронных экипажей, запряженных парой крупных черных лошадей, не считая «оживленных групп извозчиков… со стаканами джина или оловянными кружками пива». Участники похорон «не теряли времени даром, как и возницы катафалков и те, кто нес гроб». Одни сидели в трактире, другие пили и закусывали прямо в экипажах. «Шум был такой, как в пивной на Уайт-кросс [Ист-Энд] в субботу вечером».
Это дружеское оплакивание усопшего было несколько подпорчено патентованными катафалками мистера Шиллибира, которые «доставляли гроб и шесть скорбящих к месту захоронения» за фунт и шиллинг с одной лошадью и еще за 10 шиллингов 6 пенсов с двумя. После похорон катафалк с помощью винтового механизма складывался, место для гроба исчезало, и катафалк превращался в обычную повозку, в которой шестеро сопровождающих могли как ни в чем не бывало отправиться домой. Хотя Лаудон одобрил это нововведение, профессионалам оно не понравилось. В 1841 году Гревилл писал о похоронах своей невестки: «Эта церемония своей суетой вызвала у меня невыносимое отвращение… распорядитель похорон бесцеремонно прервал нашу скорбь, повез нас в похоронных экипажах кружным путем через толпы любопытствующих, выставив всех нас на всеобщее обозрение».
Когда в 1841 году умер известный педагог Джордж Бербек, за гробом от его дома на Финсбери-сквер в Сити до кладбища Кенсал-Грин следовала тысяча человек. На похороны Тома Сейерза, последнего боксера, дравшегося без перчаток, пришло еще больше народа. Вдоль улиц, по которым несли гроб, от Камден-тауна до Кенсал-Грин, стояло 100 000 человек. За катафалком, запряженным четверкой лошадей, ехал его фаэтон с его собакой, сидевшей на месте кучера. За ними следовала странная коллекция самых разных средств передвижения, от четырехколесных экипажей до двуколок, крестьянских телег, подвод пивоваров и тележек, запряженных осликами.
Но самым впечатляющими были похороны герцога Веллингтона. Все помнили его лицо с крючковатым носом и, кажется, все его любили. В 1842 году, на концерте в Эксетер-холле, «самым замечательным было появление герцога Веллигтона… весь зал встал… раздались громкие возгласы… все приветствовали великого человека, ставшего ныне нашим кумиром». В 1851 году, когда герцог время от времени прогуливался по Всемирной выставке, он был не менее популярен и постоянно окружен толпами народа. Он умер 14 сентября 1852 года в замке Уолмер (Кент). Организация его похорон, в которой косвенно принимал участие принц Альберт, слишком затянулась. Его сын был «вполне естественно раздражен тем, что похороны отца постоянно откладываются». Наконец 11 ноября тело самого прославленного старого солдата было доставлено в Лондон поездом и выставлено на неделю в Королевском госпитале в Челси для торжественного прощания.
Несмотря на отвратительную погоду, люди ждали на улице по пять часов и более, чтобы отдать великому человеку последнюю дань. Один из них записал в дневнике: «холодный дождливый день — прождал четыре часа в ужасной давке — великое зрелище, но не стоило хлопот». По меньшей мере трое были задавлены толпой. А тем временем «торговцы смертью», как назвал их Диккенс, не теряли времени даром:
Сдается третий этаж из трех комнат, с двумя окнами и хорошим видом на процессию. Условия, включая прохладительные напитки: 10 гиней. Одиночные места, включая завтрак и постель, от 15 шиллингов…

Сдаются сидячие места и окна в лучшей части Стрэнда, недалеко от банка Куттса. Окна на втором этаже по 8 фунтов каждое; третий этаж, 5 фунтов 10 шиллингов за окно; две витрины в магазине, по 7 фунтов каждая…

Сдается витрина с установленными там сиденьями за 25 гиней…

Кокспер-стрит, Чаринг-Кросс… еще осталось несколько свободных мест… есть несколько мест на крыше…

Объявление для священников: на Флит-стрит зарезервированы места специально для священников при условии, что они придут в своих стихарях. ЧЕТЫРЕ ПЕРЕДНИХ МЕСТА по 1 фунту каждое; четыре места во втором ряду по 15 шиллингов каждое; четыре места в третьем ряду по 12 шиллингов 6 пенсов; четвертый ряд по 10 шиллингов [наверняка, оттуда будет плохо видно, если вообще удастся что-то разглядеть… и т. д., вплоть до шестого ряда по 5 шиллингов].
Особенно уничижительно Диккенс отзывался о «страстном желании предприимчивых торговцев выставить в своей витрине живую картину из двадцати четырех священников, сидящих в шесть рядов». Сыну местного парикмахера из Страдфилд-Сей, загородного дома герцога, улыбнулась удача: благодаря предусмотрительности отца, он смог предложить на продажу «небольшое количество ВОЛОС, которые его отец состриг с головы герцога» — что ж, так он сказал, но кто это докажет?
18 ноября гроб перевезли в собор Св. Павла, его сопровождала пышная похоронная процессия, которую сам герцог никогда бы не одобрил. За ней наблюдало полтора миллиона человек: великолепные экипажи государственных сановников и прелатов, оркестры, 83 пенсионера дома ветеранов в Челси, совершенно выбившиеся из сил, хотя они присоединились к процессии только у Чаринг-Кросса, герольды Синей мантии и Красного дракона в своих ярких средневековых одеяниях, вновь сановники, принц Альберт один в карете… Напряжение нарастало. Наконец появился оркестр гвардейцев и похоронная платформа. Многих, вероятно, ждало разочарование. Она была «безвкусной и неуклюжей», размером с небольшой дом, длиной в 27 футов, шириной в 10, высотой в 17 и весом в 18 тонн; ее тянули 12 ломовых лошадей. На Пэлл-Мэлл шесть колес утонуло в грязи, и все скрипучее сооружение безнадежно застряло, пока 60 крепких мужчин не сдвинули его с места.
Следующим препятствием стали ворота Темпл-Бар, там часть постройки пришлось опустить, чтобы пройти под аркой. Механизм работал исправно, но когда все сооружение прибыло к собору Св. Павла, механизм, предназначенный для того чтобы переместить гроб на подготовленный постамент, отказал; ждать пришлось не менее часа, при этом сквозь западный вход дул пронзительный холодный ветер. В траурной процессии участвовало множество заслуженных, но лысых джентльменов. В конце концов инстинкт самосохранения взял верх, и они покрыли головы носовыми платками и даже шляпами.
Грум герцога вел за гробом его лошадь, и знаменитые сапоги были вдеты в стремена задом наперед. Толпы людей на улице молча наблюдали за процессией, многие были в слезах. При виде катафалка все почтительно приподнимали шляпы. Как заметил один из наблюдавших, казалось, что с земли взлетает и садится огромная стая птиц.

читать целиком

@темы: обряды и традиции, погребальные сооружения, Лондонские кладбища, смерть и викторианцы, атрибуты погребения и похорон, Библиотека Вампира с Хайгейта

---

Джеймс Дин: Мечтай так, как будто ты бессмертен, живи, как будто умрешь сегодня

[The Highgate Vampire]

В истории Соединенных Штатов Америки достаточно личностей, которые могут претендовать на звание символов. Но есть троица, к которой до сих пор неровно дышит приличная часть американского населения. Об их жизни и смерти ходит множество легенд и мифов.
Элвис Пресли, Мэрилин Монро и Джеймс Дин. Песенка в тему.
Вашему покорному слуге любопытны все три персоны, но одну из них все-таки выделяю для себя.

Where the bad boys blow smoke
Just like they're James Dean,
And the air girls blow kisses
Just like Marilyn.
Lana Del Rey "Children of the Bad Revolution"

"Для меня существует лишь одна форма величия: способность проложить мост между жизнью и смертью."

Джеймс Байрон Дин (англ. James Byron Dean; 8 февраля 1931 — 30 сентября 1955) — американский актёр. Своей популярностью он обязан трём кинофильмам — «К востоку от рая», «Бунтовщик без причины» и «Гигант» — которые вышли в год его смерти. В этих картинах молодой актёр представил сложный образ молодого человека с душевными терзаниями, запинающейся речью и пробуждающейся чувственностью. Посмертно стал лауреатом премии «Золотой глобус» (1956). Дважды номинировался на «Оскар» (1955, 1956), причем оба раза посмертно. Трагическая смерть и легенды, мифы окутавшие его жизнь, создали культовый статус его личности.В 1999 году Американский кино-институт поставил актёра на 18 место в списке «100 Величайших звёзд». wikipedia.org

Нет, мы не будем и пытаться рассказать биографию этого неординарного человека. Википедия и очень хороший русскоязычный сайт вам в помощь, если заинтересовались. Или вот рассказ о проклятой машине.
Хочется поведать об одном фотосете, который является самым нелюбимым у поклонников актера.
В январе 1955 года Дин знакомиться с фотографом Деннисом Стоком, который только обрел творческую самостоятельность и подавал большие надежды (и он их оправдает, подарив миру шикарные фотографии звезд Голливуда тех лет и не только).
Они совершат поездку в Фэрмаунт (родные края Дина), а потом сделают ту-самую-культувую-фотографию в Нью-Йорке, но по порядку.
Среди снимков на фоне деревенских пейзажей выделяется два блока фотографий. Первый был сделан на местном кладбище:

На первых двух кадрах Дин находится около могилы своего предка. Интересно то, что Кэлом звали героя актера в картине «К востоку от Рая».

Спустя 7 месяцев после этой фотосессии, в этом же доме ритуальных услуг Джеймс Дин оказался вновь...

-галерея-

Единственная фотография, на которой Джеймс Дин смотрит абсолютно прямо в объектив с какой-то исповедальной открытостью,- та, где по его же собственному настоянию он был запечатлен в гробу.
«Проблема в том, — пишет Деннис Сток, — что он был очень неспокойным во многих отношениях молодым человеком. И это особенно очевидно именно в серии фотографий, изображающих Дина в гробу, в самом его желании создать потустороннюю ситуацию, против чего я категорически возражал. Я расценивал это просто как баловство, пока в конце концов мне не захотелось выразить свое истинное отношение к его затее, и я сделал портрет, на котором он приподнимается в гробу и выглядит ужасно потерянным».

По легенде, его положили в тот же самый гроб, в котором он позировал. Со слов фотографа, из 40 фото, сделанных тем днем, на свет всплыли только 20.
Мертвого Дина в гробу видели только родственники. На самой церемонии гроб был закрыт. Его могила:

"Нельзя полагаться на смерть — если ты боишься умереть, то в твоей жизни просто нет места открытиям, которые ты можешь сделать"

Есть мнение, что Деннис Сток помог Джеймсу Дину стать легендой. Дело в этой фотографии:

Она называлась просто: Джеймс Дин на Таймс-сквер. Позже снимок переименовали: "The Boulevard of Broken Dreams".

И первое, что впечатляет, а потом становится главным в фотографиях, — это даже не угрюмость героя, а его взгляд, который всегда утекает куда-то в сторону, в неопределенное закадровое пространство, где актер видит что-то абсолютно недоступное нам, как на самой знаменитой фотографии Денниса Стока, запечатлевшей Дина на нью-йоркской Таймс-Сквер под уныло моросящим дождем в черном пальто с поднятым воротником. Кстати, на этом снимке, как ни на каком другом, ясно видна густая черная тень. Она часто сопровождает Джеймса Дина и не только на фотографиях Денниса Стока. Причем появляется она рядом с Дином в любую, в том числе несолнечную погоду. ©

***Одна фотография: Майла Нурми (Вампира) и Джеймс Дин***

Все еще пытаясь хоть что-нибудь выжать из популярности Вампиры, Майла согласилась позировать для одного пин-ап журнала. Фотосессия состоялась на кладбище Форест-Лоун. "Они фактически загнали меня в могилу, и оставалось только ждать похорон", - вспоминала Нурми. Неподалеку проходили настоящие похороны. Заметив Майлу, сын, а за ним и все родственники усопшего, забыв о похоронах, поспешили к знаменитой Вампире, чтобы попросить автограф.

Одну из фотографий этой съемки - на ней Нурми восседала на краю могилы - она отправила Джеймсу Дину, который был занят в натурных съемках в той же местности. Майла шутливо надписала фото: "Желаю чудесно провести время - надеюсь, ты будешь здесь". Дин послание не получил - оно было конфисковано кем-то из его окружения. Актеру объяснили, что Вампира ему "угрожает". Он позвонил Нурми, и они встретились. Майла заверила Джейми, что надпись на фотографии - просто шутка. Она и понятия не имела, что накануне у Дина тоже была фотосессия. Он позировал в открытом гробу в помещении для панихиды, улыбаясь и показывая знак "V". Джеймс Дин так и не увидел фотографии Нурми. 30 сентября 1955 года он погиб в автокатастрофе в Салинасе, в штате Калифорния. Желтая пресса вновь с остервенением набросилась на отношения Дина и Вампиры, распространяя сенсационные заявления под заголовком "Черная мадонна Джеймса Дина". Теперь о фото Нурми на кладбище узнали все, таблоиды предложили свой вариант надписи: "Дорогой, приди, порадуй меня". Нурми изображалась настоящей ведьмой, которая сглазила молодого актера, а возможно, даже приложила руку к его смерти.
Один особо рьяный поклонник умолял ее стать Вампирой еще раз - чтобы отправиться с ним на вечеринку по поводу Хеллоуина. "Оставь меня в покое! - закричала Нурми в ответ. - Вся моя жизнь - один сплошной Хеллоуин".
Она не поехала на вечеринку. В полночь ее поклонник врезался на "порше", точной копии машины, на которой разбился Джеймс Дин, в стену фабрики по производству надгробий.

"The Monster Show: A Cultural History of Horror" David J. Skal

@темы: поверья и приметы, цитаты, американские некрополи, Indiana, атрибуты погребения и похорон, Haunted

---

Мод Боуэн. Легенда о вязе Мод.

[The Highgate Vampire]

Легенда о вязе Мод
рассказанная Тони МакКормаком

Now here is a tale, a story to be told
Of a young girl, but fifteen years old
Impaled as a vampire, her mother burned as a witch
These were the crimes, the crimes of the rich.

Песня группы Incubus Succubus "The Rape of Maude Bowen" с альбома "Wytches" на самом деле основана на реальных событиях, которые произошли в Челтнеме1 и в близлежащей деревне Суиндон2 во времена Средневековья. Спустя века эта история, без сомнений, пострадала от некоторого приукрашивания, но, в целом, история, изложенная здесь, близка к правде насколько это возможно, основным источником послужила "Норманнская история Челтнема"3 Джона Годинга, опубликованная в 1863 году. Также использовались другие источники, но они в некоторой мере содержат весьма искаженные реальные факты, и превращают эту историю о страдании, несчастье и общественной несправедливости в народную легенду о сверхъестественном зле.
В 1922 году, в Канун Мая, на запад Англии обрушилась неистовая гроза. Во время этой грозы в легендарное дерево, известное как вяз Мод, ударила молния, и оно развалилось на тысячи кусочков. То, что осталось от дерева, было спилено в последовавшие за грозой дни. Всё, что ныне осталось от легендарного дерева — это круг на дороге на окраине Челтнема. Этот вяз ранее внушал благоговейный трепет, потому что это было не просто большое дерево — вяз вырос из кола, которым была пронзена юная девушка на том перекрестке. То была молодая девушка, которая была признана самоубийцей, и по этой причине она была пронзена колом в полночь, так как тогда обычно верили, что самоубийцы превращаются в вампиров, чтобы отомстить живущим за беды своих несчастных жизней.
Эта история начинается в деревеньке Суиндон. Она произошла тогда, когда Маргарет Боуэн со своей юной дочерью Мод жили с Годфри Боуэном, братом Маргарет. Разумным кажется сделать предположение, что Мод была внебрачным ребенком, и к тому же, надо сказать, что не может быть и речи о том, что сам Годфри мог быть ее отцом. Мод Боуэн была "звездой" Суиндона. Она была красивой девочкой, с приятными манерами и верилось в то, что она так же была и девственницей. Мод и ее мать пряли шерсть, чтобы заработать себе на жизнь, они доставляли шерстяную пряжу в близлежащий горд Челтнем, где Мод Боуэн и встретила свою смерть.
Рано утром юная Мод ушла продавать шерстяную пряжу в Челтнем, но к ночи не вернулась. Ее мать начала беспокоиться и скоро ее неистовый плач побудил остальных жителей деревни собрать поисковую группу. Однако, по причине темноты, группа ничего не нашла, и решено было прерваться до тех пор, пока не забрезжит рассвет. Вот тогда-то они и нашли безжизненное тело юной Мод Боуэн. Девочка лежала лицом вниз в ручье, известном как ручей Ваймана4. Она была раздета догола и, очевидно, была изнасилована. В поисках улик жители деревни обошли местность вокруг и обнаружили еще одно тело. На сей раз это был труп Годфри Боуэна, дяди девочки. Вокруг него находились остатки одежды Мод и его руки все еще крепко сжимали кусок ее платья. Они нашли его на мосту через ручей, убитого стрелой, которая пронзила его сердце.
Лорд манора5 произвел следствие, в результате которого было признано, что Мод Боуэн была изнасилована своим дядей. И тогда, в приступе позора и горя она убила себя, бросившись в ручей. Что до Годфри Боуэна, было сделано предположение, что сам Господь убил его за то, что он изнасиловал свою собственную племянницу. Как это было в обычае и привычной практике тех дней, Мод Боуэн отнесли на ближайший к месту ее смерти перекресток, пронзили колом из сырой древесины и предали земле, чтобы она не вернулась как вампир. Годфри Боуэн был предан христианскому погребению. Кол, которым проткнули невинное сердце Суиндонской Девы, постепенно вырос в дерево, которое растила и о котором заботилась постаревшая мать Мод. Маргарет Боуэн была опустошена смертью своей единственной дочери. Лорд манора выселил ее из дома, на которое она имела безусловное право, впрочем, так обычно поступали с семьями признанных самоубийц, и заявил о своем праве на то, чтобы имущество Боуэнов принадлежало ему. Маргарет Боуэн стала бродяжкой, живущей только за счет милосердия своих старых друзей. Она в конце концов сошла с ума и постоянно плакала на могиле юной Мод. В то время поговаривали, что слезы старой Мэг питают вяз и уверяли, что только это позволило ему выжить в первые годы его существования.
Одним весенним утром лорд Суиндонского манора ехал в составе процессии к Челтнему. Его первый сын и наследник совсем недавно родился, и дитя везли в приходскую церковь6 в Челтнеме, чтобы совершить над ним обряд крещения. Когда он достиг перекрестка, он увидел Старую Матушку Боуэн, рыдающую у вяза, и это зрелище весьма разозлило его. Он приказал своим людям увести старую женщину. Она отказалась уйти, и тогда господин приказал людям стащить ее с могилы. Но как только они это сделали, из густого леса вылетела стрела и убила одного из приспешников сквайра7.
Старуха была арестована и обвинена в убийстве при помощи колдовства. Она на две недели была заключена в печально известной Глостерской8 тюрьме, пока не начался судебный процесс. Этот процесс был просто насмешкой над правосудием. Старая Мэг Боуэн была ослаблена голодом и пытками, кроме того она была совершенно невменяема и неспособна отвечать на обвинения, выдвигавшиеся против нее. Тем не менее, благодаря свидетельству сквайра Суиндонского манора, она была признана виновной и приговорена к сожжению на том самом месте где и было якобы совершено преступление — у дерева на перекрестке.
Часто говорят, что никто никогда не был сожжен в Англии по обвинению в колдовстве, и хорошо если бы это вообще было правдой. Как бы то ни было, в те времена, когда Маргарет Боуэн встретила свою беду, в графстве Глостершир было еще множество сожжений. Легенда о вязе Мод от источника к источнику лишь незначительно варьируется, но в каждой версии утверждается, что Маргарет Боуэн была предана пламени. Поэтому мне кажется, что она вероятнее всего была сожжена, а не повешена, как это обычно бывало.
Старую Мэг Боуэн привезли к вязу из Глостера в товарной повозке. Ее привязали к дереву, что выросло из сердца Мод, вокруг нее положили вязанки хвороста. Это было двойное наказание, не только ее собирались предать смерти через сожжение, вяз тоже хотели уничтожить. Перед большой, но безмолвной толпой хворост был подожжен. Некоторое время не раздавалось ни звука, кроме треска ветвей и стонов задыхающейся старухи. Толпа людей была слишком переполнена печалью при виде хрупкой старой женщины — лишь тени ее самой, когда-то бывшей радостной и счастливой, и встретившей свою смерть таким ужасным образом после череды таких трагических событий. Тишина была нарушена лордом манора, который, будучи пьяным, начал насмехаться и глумиться над Маргарет Боуэн. Он понудил своих людей присоединиться к нему, что они и сделали. Однако его смех был не долгим. Как только сквайр приблизился к задыхающейся, кричащей жертве, буквально из ниоткуда появилась стрела, ударившая ему прямо в сердце. Он споткнулся и упал на горящий хворост у ног Маргарет. Тут огонь внезапно неистово вспыхнул, за секунды превращаясь в невероятно мощный пожар. Потом огонь так же неожиданно потух, оставив только два тела — старой Мэг и лорда манора.
Вяз пережил пожар и продолжил расти, достигнув восьмидесяти футов9 в высоту. Для жителей Суиндона он стал живым памятником преступления и наказания. Семья сквайра однако не осталась в живых. Его жену и сына свалила с ног таинственная болезнь, так же как и его братьев. Суиндонский манор перешел в руки чужаков, а дом, в котором жила семья Боуэнов, стал бесхозным и необитаемым.
Более пятидесяти лет прошло со времен трагических событий, разыгравшихся у вяза Мод. И вот жители Суиндона начали замечать, что какой-то незнакомец присвоил в качестве своего обиталища жилище, которое было домом Мод Боуэн. Этот чужак был очень старым мужчиной, и после расспросов выяснилось, что на самом деле он родился в Суиндоне и вернулся после долгого отсутствия, чтобы окончить свои дни в этом ныне покинутом и разрушающемся строении. Его звали Уолтер Грэй, и по прошествии времени он пришел рассказать жителям деревни истинную историю после того, как произошли все те ужасные события полвека назад.
Уолтер был возлюбленным Мод Боуэн, и предполагалось, что эти двое могли бы пожениться. Однако Годфри Боуэн (весьма алчный человек) желал после смерти Маргарет получить во владение дом и все хозяйство Боуэнов, и главным образом поэтому он сделал Мод предложение о женитьбе, которая была наследницей всего имущества. Мод отвергла предложение, что привело Годфри Боуэна в бешенство. Затем все стало еще хуже — лорд манора решил сделать Мод Боуэн одной из своих любовниц. Она отклонила его похотливые предложения, но сквайр принял решение сотворить это с ней. Сквайр встретился с Годфри Боуэном, и вдвоем они решили изнасиловать девушка, а затем убить ее. Однако Уолтер, который был искусным лучником, узнал об их планах и попытался защитить юную деву. Тем не менее, он знал, что он не должен вызвать у сквайра подозрений, так что он шел, скрываясь в лесных зарослях, зорко следя за своей возлюбленной Мод. И вот, той роковой ночью, когда Мод Боуэн шла к Челтнему, на нее напали сквайр и ее дядя. Они утащили ее в лес, раздели и изнасиловали. Уолтер появился на сцене слишком поздно. Он застал Годфри Боуэна и стоящего рядом сквайра на месте преступления. Уолтер достал свой лук и застрелил Годфри Боуэна одной единственной стрелой, поразившей его прямо в сердце. В это время лорд манора и молодая Мод Боуэн убежали. Сквайр вернулся домой, но, увы, не юная Мод. Она все еще находилась в состоянии шока после жестокого изнасилования, только что перенесенного ею, она споткнулась и упала в ручей, где и умерла, захлебнувшись.
Уолтер Грэй покинул Суиндон, боясь обвинения в убийстве Годфри Боуэна и гнева сквайра. Он поселился под вымышленным именем в гостинице, известной как "Дом на дереве"10 (эта гостиница существует и поныне), расположенной на главной дороге в Глостер. Уолтер постоянно мечтал о том дне, когда он смог бы полностью отомстить за насилие над своей любимой и убить лорда Суиндонского манора. Но в тот момент он был неспособен что-либо предпринять. Маргарет Боуэн часто искала приюта в "Доме на дереве". Она и только она одна знала, кто был возлюбленным Мод. Уолтер "присматривал" за Маргарет Боуэн и это он впоследствии убил сквайра и его подручных.
К сожалению, трагическая история Мод Боуэн, ее матери и Уолтера Грэя не уникальна. В прошлом сквайры, феодалы и епископы часто насиловали молодых крестьянских девушек, выселяли одиноких женщин из их домов и разрушали жизни простых людей, будучи защищенными знанием о том, что за их спиной стоят Закон, Королевская власть и Церковь. Единственной защитой простых людей от этих монстров зачастую были только чары местной мудрой женщины или мужчины, да отвага и бесстрашие людей наподобие Уолтера Грэя.
В наши дни легенда о вязе Мод более или менее забыта, но круг на дороге все еще обозначает то место, где до сих пор покоится изнасилованное и пронзенное колом тело Мод Боуэн, то самое место, где ее мать была сожжена как ведьма, и где сквайр и его люди приняли смерть от рук "Ангела мести" Уолтера Грэя.

Tony McKormack, "Pagan Voice"1995
Перевод и примечания Shu_M, 2011

1. Челтнем (Cheltenham) — город в Англии, графство Глостершир.
2. Суиндон (Swindon) — город (в Средние века - деревня) в Англии, графство Глостершир.
3. "Norman's History of Cheltenham" by John Goding, 1863.
4. Wyman's Brook
5. Манор — феодальная вотчина в средневековой Англии. Титул "лорд" лишь со временем стал собирательным титулом английского высшего дворянства, первоначально лордом назывался феодал-землевладелец.
6. Приходская церковь - parish church. Великобритания делится на графства (countries), графства же делятся на еще более мелкие административные единицы — округи или "приходы" (parishes).
7. Сквайр (squire) или эсквайр (esquire) – английский дворянский титул, как правило принадлежавший владельцу феода, не имеющему рыцарского достоинства.
8. Глостер (Gloucester) — столица и крупнейший город графства Глостершир.
9. 80 футов = 24,38 метра.
10. "The House in the Tree".

Согласно легенде, это живописное строение в деревне Суиндон когда-то было домом Мод Боуэн. Дом построен в XVII веке, его также называют "домом у церкви", так как он стоит прямо рядом с церковью святого Лоуренса. Эта конструкция состоит из выкрашенной в белый кирпичной кладки, заключенной в рамку из деревянных брусьев, имеет крытую соломой крышу. Эти материалы были доступны в этой местности во времена постройки здания.


Церковь святого Лоуренса, Суиндон, графство Глостершир, Англия.
Построена в конце XII века, являет собой пример норманнской архитектуры. Примечательна своей шестигранной башней, подобных церквей в Великобритании насчитывается всего две. Церковь несколько раз перестраивалась.


Дерево достигало 80 футов (24,38 м) в высоту и 21 фута (6,4 м) в диаметре, когда в 1907 году оно упало в результате удара молнии, и было признано небезопасным. Этот вяз стоял на перекрестке, где Суиндонская дорога поворачивает на север. Исторические справки указывают на то, что оригинальным его названием было "вяз Моулз" (Mowles Elm) (в 1777 году) или "вяз Моул" (Maule's Elm) (в 1845 году) и, следовательно, более чем вероятно, что это дерево — не обозначение могилы несчастной Мод.

@темы: обряды и традиции, древние захоронения, нотки вечности (музыкальные полотна), английские кладбища, Vampires, Haunted

---

Ваши пальцы пахнут ладаном

[The Highgate Vampire]

Однажды Александр Вертинский принёс Вере Холодной письмо от её мужа. И влюбился. Стал посвящать ей стихи. Ещё при её жизни написал "Ваши пальцы пахнут ладаном". При всей своей вечной меланхолии Холодная долго не могла оправиться от суеверного страха - не каждый же день доводится читать стихи, где ты изображаешься лежащей в гробу! Она потребовала, чтобы он снял посвящение "Вере Холодной, королеве экрана", что влюблённый поэт и сделал. Но в день смерти актрисы потрясённый Вертинский взял перо и вписал посвящение обратно.

-История-

«Мадонна из мрамора», «капризная девочка», «красная королева»... Этой женщине поэты Серебряного века посвящали романсы, а имя ее на афишах гарантировало бешеный кассовый успех и громадные очереди в кассы. Куда бы она ни пошла – за ней всегда следовала толпа поклонников, одним из которых был и начинающий поэт Александр Вертинский, называющий свою далекую и холодную музу и звезду «Королевой экрана».
Считается, что познакомились они, следуя законам жанра, совершенно случайно. Холодная была замужем и, хотя ей и приписывали многочисленные романы с партнерами по фильмам и режиссерами, была счастлива в браке. На момент знакомства с Вертинским муж ее находился на линии фронта. Шла Первая Мировая война. И вот как-то раз в дверь ее московской квартиры постучали. На пороге стол длинный, худой, нескладный незнакомец, представившийся солдатом санитарного поезда Александром Вертинским. Он отдал ей долгожданное письмо и ушел. До следующего дня. А назавтра снова возник на пороге. И стал приходить в гости каждый день. Странные это были гости. Вертинский проходил в дом, садился и молчал. И так сидеть он мог часами, созерцая то несбывшееся, что «могло бы», да так и не стало…. Позже уже, когда известность Вертинского стала набирать обороты, они часто выступали вдвоем. И не случайно самым знаменитым совместным номером в исполнении Холодной и Вертинского было… танго. Танго, бьющее по нервам своей невысказанностью, чарующее легким флером невозможности, приправленное горечью «никогда». Они так никогда и не смогли быть вместе.
Вере Холодной Александр Вертинский посвятил немало своих песен, среди которых – и «Лиловый негр», и «Маленький креольчик», и «За кулисами», и, конечно, самая знаменитая и одиозная «Ваши пальцы пахнут ладаном». Дмитрий Самин, автор книги «Самые знаменитые эмигранты России», вслед за самим Вертинским озвучивает версию того, что именно киевскому Пьеро она обязана была своим успехом. В действительности же Холодная на момент знакомства с Вертинским уже была известна зрителям. Вот что пишет об этом в своих мемуарах сам Пьеро:
«Среди моих тогдашних знакомых была очень красивая молодая женщина — жена прапорщика Холодного (украинская фамилия) — Вера Холодная. Как-то, повстречав ее на Кузнецком, по которому она ежедневно фланировала, я предложил ей попробовать свои силы в кино. Она вначале отказывалась, потом заинтересовалась, и я привез ее на кинофабрику и показал дирекции. Холодная понравилась. Постепенно ее стали втягивать в работу. Не успел я, что называется, и глазом моргнуть, как она уже играла картину за картиной, и успех ее у публики все возрастал с каждой новой ролью.
Я был, конечно, неравнодушен к Вере Холодной, как и все тогда. Посвящая ей свою новую, только что написанную песенку — «Маленький креольчик»,— я впервые придумал и написал на нотах титул — «Королева экрана» — титул утвердился за ней. С тех пор ее так называла вся Россия и так писали в афишах…»
Знаменитую песню Вертинского, пожалуй, обошедшую по популярности даже неоднозначную «То, что я должен сказать», многие и сейчас считают посмертным посвящением знаменитой актрисе. На самом деле песня была создана еще при жизни Веры Холодной, но она сама, увидев посвящение, очень негативно отнеслась к идее такового. В результате Вертинский посвящение снял. А вот как оно обрело свое место, свидетельствует сам автор:
«Я многие свои новые песни посвящал ей. Как-то, помню, я принес ей показать свою последнюю вещь, называлась она — «Ваши пальцы пахнут ладаном». Я уже отдавал ее издателю в печать и, как всегда, посвятил Холодной. Когда я прочел ей текст песни, она замахала на меня руками:
— Что вы сделали! Не надо! Не надо! Не хочу! Чтобы я лежала в гробу! Ни за что!
Она странно разволновалась:
— Это смерть! Снимите сейчас же посвящение!
Помню, я немножко даже обиделся. Вещь была довольно удачная, на мой взгляд (что и выяснилось впоследствии), и меня удивило ее предубеждение и оскорбило до какой-то степени. Я снял посвящение. Потом, через несколько лет, когда Вера Холодная выступала в Одессе, а я пел в Ростове-на-Дону, я снова продавал свои вещи уже другому издательству — «Детлаф». Однажды в номер гостиницы мне подали телеграмму из Одессы: «Умерла Вера Холодная».
Оказалось, она выступала на балу журналистов, много танцевала и, разгоряченная, вышла на приморскую террасу, где ее моментально прохватило резким морским ветром. У нее началась «испанка», как тогда называли грипп, и она сгорела, как свеча, в два-три дня.
Рукописи моих романсов лежали передо мной на столе. Издатель сидел напротив меня, я вынул «Ваши пальцы пахнут ладаном» из этой пачки, перечел текст и надписал: «Королеве экрана — Вере Холодной».
Но «Королевы» моей уже не было в живых! В этом было что-то трагическое. Недаром она так испугалась моего посвящения и с таким упорством отказывалась от него. Точно предчувствовала свою смерть...» ©

Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней Вестницей
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет Вас в светлый рай.

Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьет поклон
И метет бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.

Сумрачное время перестройки породило фильм с аналогичным названием: абсурдная мистическая комедия о вампирах с ароматом полного декаденса (что свойственно всем картинам того времени).

Вертинский похоронен на Новодевичьем кладбище. А с Холодной все сложнее...
Вера Холодная скончалась 17 февраля 1919 года в Одессе, куда приехала на досъёмки фильма "Княжна Тараканова". Смерть наступила в результате "испанки" - особой формы гриппа, давшего осложнение на лёгкие. По другой версии, актрису отравили. Веру Холодную похоронили на Первом Христианском кладбище в Одессе, планируя при первой возможности, как только войска Антанты оставят Одессу, перезахоронить её в Москве...
Захоронение не сохранилось. Одни говорят, что тело актрисы было похищено; другие, что гроб всё-таки в Москву отправили, но по дороге останки затерялись; третьи склоняются к версии, что останки так и оставались в часовне. В 1931 г., кладбище было ликвидировано, часовня снесена, на месте кладбища разбили парк. Попытки отыскать точное место, где стояла часовня Веры Холодной, предпринимались и в наши дни. На Втором христианском кладбище, в ограде могилы кинорежиссёра П.И. Чардынина, установлен кенотаф Веры Холодной.
Имя Веры Холодной выбито и на коллективном кенотафе, который родственники Веры Холодной, перебравшиеся в США, установили на русском кладбище в окрестностях г. Сан-Франциско.

@темы: нотки вечности (музыкальные полотна), Одна история любви, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

Немного кладбищенского Эдинбурга

[The Highgate Vampire]

Greyfriar’s Kirkyard

Основная статья
Небольшое дополнение:
Явления Сэра Маккензи начались, когда, в одну дождливую холодную зимнюю ночь в склеп забрался бездомный, решивший там переночевать (склепы тоже все открыты). Это нормально у эдинбургских бездомных. У бездомных и у готов. Так вот, бездомный залез в гости к Маккензи устроился на земляном полу (в склепах нет надгробных камней, только земляной пол) и уже даже задремал, как почувствовал, что пол проваливается. Резко проснувшись он обнаружил себя буквально лицом к лицу с Маккензи.. вернее, с его останками. Маккензи восстал из вечного сна и надавал тумаков бездомному, который, ошалев от всей этой чертовщины, побежал жаловаться в полицию. Полиция записала, покивала и отпустила бездомного на все четыре стороны. В дальнейшем полиции пришлось регулярно выслушивать жалобы горожан и туристов на распоясавшегося полтергейста, обитающего в склепе Маккензи: люди получали ссадины, укусы и ушибы неизвестно откуда появляющиеся у них, когда они находились в склепе (вот тут я просто хочу чтобы кто-нибудь мне объяснил: какого лешего люди вообще лезут в склепы? вопрос риторический..). После многих заявлений, склеп закрыли на замок.
Старый концлагерь тоже закрыли после многих жалоб туристов на синяки и порезы, появляющиеся неизвестно откуда. Первыми были американские туристы, которые решили пойти на кладбище для устроения вечеринки с выпивкой. Прознав о том, что на месте старого концлагеря имени Маккензи полтергейсты раздают бесплатные тумаки, турагентства стали устраивать туда походы. Люди получали синяки и ушибы за собственные деньги, а потом шли жаловаться на турагентства в полицию. Полиция молча повесила замок на ворота концлагеря.
Ни Маккензи, ни старый концлагерь не явили мне ни пол-полтергейста, сколько кадров на них перевела..
А еще кладбище Greyfriars Kirkyard знаменито тем, что именно тут Джоан Роулинг прогуливалась, когда была бедной и неизвестной. Рядом с кладбищем есть старый колледж для сирот, который стал прототипом Хогвартса.
Кстати Макгонагал и Том Рэддл покоятся на этом кладбище. Почти все фамилии, которые появляются в Гарри Поттере, заимствованы с могильных плит этого кладбища.©
В 2011 году один исследователь выступил с заявлениям, что знаменитый пес Бобби - это викторианская приманка для туристов. Были специально натренированы две одинаковых собаки, которые встречали посетителей, а после их смерти родилась легенда, на которой до сих пор зарабатывают.
Официально в те года на кладбищах проживало около 60 бездомных собак. Многие считали, что некоторые из них сторожат могилы своих хозяев. Находились те, кто поддерживал такое мнение, сочиняя истории про верность собак после смерти. Некоторые рассказчики даже умудрялись немного заработать на этих историях, прося за рассказ символическую плату. Вот тогда и родилась идея истории Бобби.

-Немного фото-

-Edinburgh Castle's Dog Cemetery-

Edinburgh Castle's Dog Cemetery

Не только на Грейфрайерсе чтят память собаки. В Эдинбургском замке есть кладбище верных четвероногих.
Встречаются утверждения, что эти собаки были просто домашними любимцами августейших обитателей замка. Это не так. Это были именно боевые собаки, которые воевали со своими хозяевами, что и можно прочесть на указателях. Первую собаку похоронили еще в 1840-х годах.

фото (с)
.flickr.com

-St Cuthbert's Church-

St Cuthbert's Church

авторы текста и фото (с) и ©

Храм, посвященный православному святому – св. Катберту Линдисфарнийскому (St Cuthbert's Church).
Катберт был англо-саксонским монахом и епископом в королевстве Нортумбрия. Он один из главных средневековых святых Англии. Катберт является святым покровителем Нортумбрии.
На первой фотографии кладбища вы можете увидеть (на заднем фоне) сторожевую башню, о которой мы уже рассказывали в статье "Могила и клетка"

еще несколько красивых фото.
И flickr.com

-Canongate Churchyard (Kirk of the Canongate)-

Canongate Churchyard (Kirk of the Canongate)

Церковь Кэнонгейт-кирк. Она была построена по указу английского короля Якова II (James II), также носившего и шотландскую корону под именем Якова VII в 1688 году, в память об отце – казненном в 1649 году Карле I (Charles I) (прав. 1633–1649).
На церковном кладбище находятся могилы многих известных шотландцев, в том числе Адама Смита, Давида Риччо и поэта Роберта Фергюссона.
.flickr.com

-Таинственные гробики с холма Трон Артура-

Вид на Трон Артура - холм, получившийся из остатков вулкана каменноугольного периода, сильно эродированного ледниками четвертичного периода.

Немного мистики. В 1836г пять мальчиков, охотившихся на кроликов, в одной из пещер на холме, нашли 17 миниатюрных гробов, с деревянными фигурками внутри. Откуда они там и зачем – неизвестно до сих пор. Высказывались версии о связи их с колдовством, а также об их связи с серийными убийствами, которые произошли за несколько лет до этого. Но жертв убийств было 16, а гробов 17. Хотя может кого-то просто не нашли?

Первыми эту новость сообщила газета London Times, от 20 июля, 1836:
В начале июля 1836 года, пятеро мальчиков искали норы кроликов в скалистых образованиях, недалеко от Эдинбурга, известного как трон Артура. И случайно наткнулись, за камнями и листами шифера на маленькую пещеру, а в ней 17 миниатюрных гробиков с куклами типа «вуду».
Позже артефакты пошли по рукам исследователей и коллекционеров, а позже оказались в музее. Уцелело из них всего 8 штук… Как обычно, в таких случаях существуют различные гипотезы и интерпретации. Кто-то считает, что это колдовство – обряд на смерть с помощью куклы. Другие, наоборот, колдовство, но на жизнь. Мол, существовал у шотландских моряков такой ритуал, чтобы вернуться живыми на сушу.
Каждая кукла одета по-разному и по данным экспертизы были они изготовлены с небольшим промежутком времени, но все сделаны не ранее 1812-1820 гг. Располагались гробики в 3 ряда по 8 гробов, на нижнем стояли обветшавшие, потом более новые, а на верхней, всего один – последний и, видимо, совсем свежий.

-Old Calton Cemetery-

Old Calton Cemetery

Кладбище Old Calton (также называют Old Calton Burial Ground) расположено на холме Калтон на северо-востоке от центра города. Место для погребения было открыто в 1718 году и стало последним пристанищем для многих известных людей Эдинбурга, например, философа Дэвида Хюма, издателя Вильяма Блэквуда и священослужителя Роберта Кэндлиша.

На кладбище также расположен Памятник Политических Мучеников (the Political Martyrs’ Monument), который был воздвигнут в память о политических реформаторах. Этот обелиск сразу бросается в глаза, когда попадаешь на кладбище, так как он очень высокий. В 1793 году пять человек (Томас Мур, Томас Фише-Палмер, Вильям Скёрвинг, Морис Маргарот и Джосеф Джеральд) были осуждены и депортированы. Их выслали в Австралию за нелегальную переписку с Францией, которой в то время правил Наполеон. На самом деле они боролись за избирательные права. В то время ими обладали только землевладельцы, а они мечтали, чтобы избирательное право стало всеобщим.
На кладбище также можно увидеть статую Авраама Линкольна, у ног которого изображен освобожденный негр. Никто ничего не напутал. Просто это монумент посвящен шестерым погибшим шотландским солдатам (Scottish – American Soldiers Monument), которые воевали в армии северян во времена Гражданской войны в Америке.

Кладбище было несколько изменено после строительства Ватерлоу Плейс (Waterloo Place) в 1819 году, который разделил его на две секции.
Наряду с другими кладбищами Эдинбурга, Old Calton находится под управлением Совета города Эдинбурга. Кладбище и его монументы находятся под его защитой как важные объекты категории А.

---

-О катакомбах Эдинбурга и не только-

Хотя Эдинбург всегда производил на путешественников неизгладимое впечатление, некоторым запоминались не городские красоты, а сутолока и грязь. В 1819 г. поэт Роберт Саути так описывал внешний облик города: «По утрам, как только начинают топить камины, из окна моей гостиницы открывается вид, пожалуй, на самый задымленный пейзаж в мире.
Неудивительно, что Эдинбург прозвали "Старым Вонючкой"! Дома расположены так близко, что дым не успевает улетучиться... чтобы прокоптить здесь бекон, достаточно вывесить его из окна».Во время промышленной революции в Эдинбург стекались переселенцы из Ирландии и со всех концов Шотландии. Из-за нехватки жилья к домам пристраивали все новые этажи, пока они не высились над переулками, подобно небоскребам. Убогие строения то и дело рушились. Самое серьезное обрушение произошло в 1861 г. в переулке Paisley Close близ дома Нокса и Мобрэй-хауса, где проживал Даниель Дефо. Среди 37 жильцов, погребенных под завалами, затесался весельчак, который подбадривал спасателей криками: «Копайте, ребята, я еще не помер». Бюстом спасенного паренька украсили арку входа в переулок, а оптимистичный девиз выбили на каменной ленте. Когда стало невозможно строить дома еще выше, находчивые горожане принялись за катакомбы. Отсюда и пошли легенды о подземном городе, двойнике Эдинбурга.
Эти байки отнюдь не беспочвенны, поскольку в подвалах и погребах действительно селились целые семьи. Самые впечатляющие жилые подземелья находятся на улице Каугейт под Южным мостом.Далее наш путь лежит в самый густонаселенный призраками квартал. На месте здания городской администрации возле собора Св. Эгидия находился переулок Магу King's Close. Его жильцы вымерли во время эпидемии чумы 1645 г. Несмотря на жилищный кризис, никто не хотел селиться в проклятом переулке: суеверные особы уверяли, что слышат здесь призрачные стоны. В 1752 г. на месте нехороших квартир возвели Королевскую биржу, ставшую затем Городскими палатами. Однако призраки так никуда и не делись. Они просто переехали в подземный музей «The Real Mary King's Close», где посетителей ждет встреча с потусторонним Эдинбургом.
©
Теперь вот ходят легенды, что в тех катакомбах живут гули.
*
Хочется выложить очень интересный рассказ об Эдинбурге от © xzarinasaf
Эдинбург находится на стыке между Высокогорьем и Низкогорьем и совсем недалеко от морского порта. Кроме того, в начале 12 века (по традиции, нафиг римские цифры) сюда переезжает шотландский королевский двор. Вокруг города строят стены, а сам город начинает расти вверх. К 16 веку становится ясно, что город перенаселен: население составляет 80.000 человек (для сравнения, сейчас в старом городе живет меньше 20.000 человек). Периодически вспыхивают пожары, поскольку здания стоят очень близко друг от друга. Кроме того, верхние этажи зданий строятся из дерева, потому что почва плохая и высотные каменные дома едут. Власти города решают город не расширять. То есть, не расширять стен города. Но создать город на городе. Уже существующие здания "утопляют" под новыми зданиями и частично засыпают. Получается, что нижний город никогда не видит солнечного света. В катакомбах нижнего города селятся самые бедные, а также те, кто считается отбросами общества.
В 1645 году в Эдинбурге вспыхивает эпидемия чумы. 70% населения нижнего города быстро заражается и погибает. Власти города пугаются возможности дальнейшей эпидемии в верхнем городе и объявляют карантин: на 40 дней все ходы и выходы из нижнего города заколочены и завалены. Какое-то время оставшимся в живых передают еду через отдушины. Потом отдушины заколачивают окончательно, несмотря на то, что в нижнем городе еще есть живые и относительно здоровые люди.
(Кого-то все еще удивляют истории о привидениях именно в этом городе?)
Нижний город не вскрывали до 198какого-то года. Про него просто все забыли. В некоторых зданиях обнаруживали слишком большие подвалы, в других зданиях были переходы от одного дома к другому, которые на самом деле были "улицы" нижнего города. А потом, в конце 80х в Эдинбург приехала румынская команда по футболу (или по регби, не важно). Проиграв шотландцам, вся команда, включая полицию нравов страны бывшего соцлгеря, поехала в паб праздновать последней денек на загнивающем западе. А этот паб как раз имел такой "переход" из одного здания в другое. Так вот, один из игроков румынской команды решил больше не возвращаться на родину и тихонько попросил бармена подсказать ему как пройти к ближайшему политическому убежищу.
- Вниз по лестнице по коридору направо - сказал добрый бармен. Ну или налево сказал, какая нынче разница.
Румын, отпросившись в туалет, ушел подземным путем, только КГБ его и видело. Расследование этим подземным путем заинтересовалось. А результатом этого расследования стало открытие доступа туристам в часть нижнего города в 2003 году.
Путешественники в 15-16 веках писали, что Эдинбург не только хорошо виден издалека, потому что сплошные средневековые небоскребы, но еще и прекрасно издалека обоняем. Этот город вплоть до 19 века считался самым грязным в Европе, и совершенно за дело.
У жителей Эдинбурга не было санузлов в домах. Поэтому каждый день в 10:00 утра и в 22:00 ночи все жители как один выливали помойные ведра прямо в окна. Говны свободно текли веками по мостовым и не очень мостовым улицам. И ладно, если дождь, а если лето? Это большая редкость, конечно, чтобы не было дождя, но бывает...
По стечению обстоятельств именно в 10 вечера закрывались все бары. Самыми засидевшимися обычно бывали самые большие любители выпить. И вот в 10 вечера, когда закрывался бар, подвыпивший обыватель выходил на улицу.. и получал душ из помоев с верхних этажей прямо в глаз. Поэтому пьяница в Британии до сих пор зовется shitface.
Здания, конечно, перестраивались много раз. Но в те времена на верхних деревянных этажах жили самые бедные семьи. В случае пожара они были обречены. На нижних этажах жили ремесленники, потому где жили, там и лавки. Люди побогаче жили на средних этажах, от вони подальше, и от пожаров спасение возможно.
По причине особой жилищной ситуации, в зданиях жило сразу несколько семей. Входная дверь была одна на всех, так что ее никогда не запирали. Ну и понятно, что было много домушников, которые забирались в дома ночью, пока все спят. Жители города придумали прекрасное, я считаю.
Одна из ступенек нестандартного размера. Живущий в доме точно знает какая по счету, а вор - нет. Если на лестнице ночью грохот, значит надо выбегать с дубинкой.
Тут главное, когда возвращаешься из паба, со счета не сбиться...
Удивительно относятся шотландцы к смерти и ко всему, что с ней связано. К кладбищам, например. Начнем с того, что они всегда открыты, и днем и ночью. И находятся они поблизости от жилых домов. Да что там, есть жилые дома, которые имеют вид из окон на кладбище. Такие дома - самые дорогие в Эдинбурге.. потому что очень спокойное соседство.. упокойное даже..
Вот это - одно из самых знаменитых кладбищ, Greyfriars Kirkyard. Могильные памятники прислонены к стенам жилых домов.. одних из самых дорогих жилых домов в Эдинбурге

Давным давно, еще до 18го века, по всей Европе хоронили не через три дня после смерти, а сразу же. Вызвано это было частыми вспышками всяких заразных болезней, вроде холеры или даже чумы. Из-за таких "срочных" погребений случалось средневековым европейцам хоронить любимых домочадцев, страдающих летаргическими снами, заживо. Узнавали о роковых ошибках при перенесении кладбищ из одного места в другое, при вскрытии могил. Одного из каждых 25 переносимых покойников находили в неприличествующих позах и с расцарапанными изнутри гробами. И вот, в 1772 году некто герцог Мекленбургский ввел обязательную отсрочку похорон до третьего дня.
Очень многие в то время боялись быть похороненными заживо, а известные литераторы вроде Аллана По довели эту боязнь до массовой истерии. Тогда очень умные предприниматели стали делать гробы с системой сигнализации: к руке покойника привязывался шнур, который вел к колокольчику, висящему над землей. Проснулся в темном узком душном месте - дерни за веревочку.
В 18 веке в городе Эдинбурге жил-был художник, которого звали Дэвид Аллан. Жизнь его была полна творческих успехов, потому что был он очень известен своими картинами на исторические темы и портретами. Прожил он на свете 52 хороших года, а когда он умер, похоронили его на Old Calton Burial Ground. Вот тут его могила, сфотографированная на ночном туре по кладбищам (оченно рекомендую, освежает):

Как и на всех кладбищах, на старом Калтонском была специальная охрана, поскольку в то время было много случаев краж свежих трупов. И вот в ночь после похорон Дэвида Аллана охраник, он же кладбищенский полицейский, прибежал к себе на участок и рассказал коллегам, что из свежей могилы Аллана раздаются звуки. Поскольку все коллеги нашего охранника знали, что он большой поклонник крепчайшего шотландского виски, ему посоветовали пойти домой проспаться, а потом снова выходить на работу. То ли от лени, то ли от страха могилу вскрывать не стали, а оставили все как есть.
Через три дня на надгробном камне появилось кричащее лицо....(обратная сторона той же могилы):

Вот, например, Джон Нокс. Это совершенно реальный исторический персонаж, основатель пресвитерианского направления протестантской конфессии, то есть, далеко не мелкая сошка в истории религии. Я не буду пересказывать статью Википедии о жизни и смерти этого деятеля, а всего лишь расскажу о месте его погребения.
В последние годы жизни, успев побиться с королями, замутить новую ветвь кальвинизма, стать дальним родственником ненавистной ему (и к тому времени уже совсем мертвой) Марии Стюарт, а также родить некоторое немалое количество наследников, Джон Нокс остался вне религиозно-политической борьбы, став приходским священником церкви Святого Жиля, что в нынешних туристических брошюрах называется High Kirk of Edinburgh и находится на центральной площади города.
Вот она, а перед ней сам Джон Нокс:

В те времена (а на дворе шел 1572 год) справа от церкви находилось кладбище Святого Жиля, уже довольно переполненное. Именно на этом кладбище похоронили Джона Нокса, когда его земной путь был окончен. Кладбище было вот тут (слева церковь, справа административное здание, которое появилось позже):
Так вот, когда место на том кладбище закончилось, шотландцам не пришло в голову ничего лучше, как начать класть покойников в два слоя. То есть, на глубине 2 метра первый слой и на глубине 40-50 см второй слой. Все бы ничего, на там у них земля глинистая и дожди все время. То есть, почва постоянно едет. Ну, вылезали гробы периодически, их снова присыпали, и все довольны. Но однажды пошел очень сильный ливень, и покойники просто уплыли. Тогда городские власти наконец-то догадались перенести все останки на другие кладбища, например, на кладбище Old Calton. Все бы ничего, но и эти кладбища тоже были довольно заселенными, так что пришлось новых жильцов закапывать везде, даже под тропинками. Еще раз повторю, что земля глинистая, а дождей много. Поэтому старые кости до сих пор периодически появляются на поверхности. Чтобы это предотвратить, власти города застелили все тропинки этого кладбища толстым войлоком, который присыпали галькой (мы проверяли, там на тропинках натурально войлок под галькой). Но войлок со временем разрушился, так что иногда можно услышать под ногами характерный хруст...
На месте исчезнувшего кладбища Святого Жиля теперь парковка для чиновников. Но есть одна могила, которую никуда не перенесли: могила Джона Нокса.
Я не сразу догадалась где могила:

Грассмеркет был обыкновенной рыночной площадью, где время от времени толпа могла получить свою дозу зрелищ. Современный Грассмаркет - это площадь с большим количеством пабов, среди которых есть и очень старые. Например вот этот, который называется The Last Drop (в данном случае переводится не как "Последняя Капля", а как "Последний Глоток"). Говорят, что на месте этого паба был гостевой дом, владельцы которого подавали обреченным на казнь через повешение их последний стакан виски. Отсюда и название.
Самая знаменитая история Грассмаркета - вполне правдивая история о Полуповешенной Магги.
Магги Диксонс была женой рыбака. Случилось так, что муж Магги стал гулять с другой женщиной и даже жить с ней. Поскольку никаких разводов в то время предусмотрено законом не было (мы говорим о 1720х годах), то Магги жила сама по себе. И случилось ей полюбить другого мужчину и от него забеременеть.
Закон Шотландии гласил, что всякая беременная женщина должна была пройти регистрацию своей беременности. Магги не жила со своим мужем и все об этом знали, поэтому беременность свою она скрыла. К счастью или к несчастью, Магги родила мертвого ребенка и решила его похоронить у реки. Там ее и поймали, когда она оплакивала свое дитя.
За то, что она скрыла беременность (а не за то, что она убила ребенка), Магги приговорили к повешению.
Магги повесили в 1728 году, и потом, как водится, тело повешенной спустили с виселицы и положили в гроб. Когда носильщики уносили гроб, люди услышали стук изнутри. Все дело в том, что в то время петлю затягивали не сзади на шее, а спереди, на горле, поэтому иногда висельники выживали.
В общем, толпа, недовольная недоказнью потребовала повесить Магги еще раз. Тогда из толпы вышел человек, оказавшийся юристом, и сказал, что Магги была приговорена к "повешению", а не к "смерти через повешение" (hanged until dead), как в Лондоне, так что теперь она не только свободна, но и не замужем (поскольку венчали до "пока смерть не разлучит") и не имеет никаких долгов.
В разных источниках после всего этого Магги Диксонс то ли уезжает из Эдинбурга, то ли остается и выходит замуж снова за своего мужа (все бабы дуры), то ли остается и выходит замуж за того юриста, который ее спас от смерти. В любом случае стоит зайти в паб Магги Диксонс и выпить пинту за упокой ее души.

Dean cemetery

@настроение: курсив - цитаты с блогов. обычный текст - за нашим авторством

@темы: погребальные сооружения, поверья и приметы, шотландские кладбища, загадки и мистика некрополей, атрибуты погребения и похорон, Haunted

---

По мистическим местам кладбищ штата Пенсильвания

[The Highgate Vampire]

Первый пост 2013 года будет посвящен одной из моих любимых тем: мистическим кладбищам США.
Прогуляемся по неспокойным местам штата Пенсильвания.

Erie, The Erie Cemetery

Кладбище было открыто в 1851 году, став последним местом жительства многих промышленников города. Отсюда величественные склепы и богатые надгробия, но один склеп выделяется среди своих собратьев. Находясь на отшибе, он с пригорка смотрит на все кладбище. В отличие от других погребальных сооружений, на фасаде нет надписи о том, кому принадлежит данное строение. Стены местами будто закопченные от давнего пожара. Просвечивается только буква V. Здесь берет начало легенда о склепе Вампира.
V значит Вампир
Жуткое создание таится в запертом склепе, страстно желая крови. Когда-то оно было обычным богачом, который по делам уехал в Румынию. Вернувшись в Эри, он заболел и скончался от чахотки. Его похоронили на южном склоне некрополя. И тогда начались странные смерти: в районе кладбища стали находить обескровленные трупы. Кладбищенский сторож, вспомнив о поездке недавно почившего в местность вампиров, решил покончить с этим кошмаром. Днем он поджег склеп, крепко заперев. Убийства прекратились. Со склепа сбили все пометки о проклятом хозяине, оставив только букву V, как предостережение каждому подходящему.

А в реальности этот склеп принадлежал семейству Браун, и последнее захоронение датировалось 1880 годом.
На этом можно было и закончить, но есть одно маленькое "но".
В 19 веке действительно была эксгумация тел, но официального объяснения ей почему-то не осталось.
Также не совсем понятно, что случилось с маркировкой. Одни эксперты говорят, что ее никогда и не было, но другие же утверждают, что фамилия была - от нее остались следы. Зачем надо было её сбивать?
Проклятый склеп
Никто не трогал склеп до 1930 года. Пока один молодой человек не решился заглянуть внутрь. Вооружившись ломом и другими инструментами, он ночью направился на кладбище. Мало было проникнуть внутрь, надо было еще спуститься вниз, в само хранилище. К утру он смог разобраться с плитами в полу, откуда повалил жуткий смрад. Парень хотел было убежать, но понял, что тогда ему никто не поверит. Спустившись быстро вниз, он увидел подгнивший гроб, с сухим трупом в нем. На руке мертвеца красовалось кольцо - именно оно и стало трофеем. В возбуждение наш герой схватил украшение и побежал к другу. Тот испугался и посоветовал ему молчать. Но он не послушался, и к середине дня вся школа уже знала о подвиге. К вечеру почти весь класс пришел к мальчику послушать историю в красках, но мать сказала, что он спит в своей комнате. Постучавшись к нему еще раз, она насторожилась. Распахнув дверь, все увидели, что мальчик лежит бездыханный на кровати с раскрытыми от ужаса глазами и оторванным безымянным пальцем (на котором он носил свою добычу). Полиция установила, что смерть наступила в результате сердечного приступа.
Склеп быстро оцепили и вновь закрыли.
Порой около склепа возникает черная демоническая собака, которая нападает на прохожих.
Управляющий кладбища говорит, что за много лет, рабочие так и не решились близко подойти к склепу, между собой продолжая до сих пор называть его "Склепом вампира".

-видео-

of.site
пс. Есть мнение, что байка о вампире пошла из-за оформления склепа: летучие мыши на фасаде. Мол, они были просто частью герба семейства.
Но детальное изучение склепа показало, что там и нет никаких мышей. Там цветы.
В администрации действительно не могут сказать, кому склеп принадлежит. Записей в регистрационных книгах не сохранилось (были ли?).

Кроме "Склепа вампира" здесь еще существует Ведьмин Круг (круг/полянка, образованный могильными камнями). Когда-то здесь собирались дьяволопоклонники. Сатана не упустил возможность нанести визит. Адское пламя опалило покосившиеся надгробия.

По другой легенде: жил в городе один ведьмак Лютер (Luther Douglas). В его черных мессах участвовал и Майкл (Michael Haverstick. Умер раньше Лютера). 13 мая 1934 года Лютера похоронили рядом со своим "соратником". В ту же ночь разразилась сильнейшая гроза. На утро люди обнаружили, что надгробные камни обоих чернокнижников обуглились. Так и родилась легенда о том, что сам дьявол пришел по их души.
Очень странно ударила молния, не так ли?
К слову, на этом кладбище есть еще несколько "ведьминых кругов". Скорее всего в круг размещали семейные надгробия.

Когда-то на этом склепе висел колокол, цепь которого вела в склеп. Нет, вовсе не для помощи погребенным заживо, ибо не спускалась под землю. Просто на случай, если обычный посетитель окажется запертым.
Однажды ночью сторож услышал колокольный звон. Думая, что это злоумышленники, он схватил фонарь и побежал к склепу. Никого не было. На следующий день все повторилось. В этот раз сторож обошел прилегающую территорию и даже открыл склеп. Пусто. Когда же он собрался уходить, то колокол зазвонил вновь. Мужчина увидел, что цепь кто-то тянет (ветра не было). Он вернулся в склеп. Цепь качалась сама по себе.
Спустя какое-то время колокол сняли.

Leroy, Barclay Cemetery

Кроме прототипа Сайлент Хилла - Централии - в Пенсильвании есть еще один город-призрак.
Лерой - заброшенный шахтерский городок в горах. Эпидемии оспы и чумы, истощение недр привели к упадку когда-то процветающего поселения.
Заброшенное в лесу кладбище обросло легендами: детский смех, звуки шагов и мелодий, фигуры женщин в белом.
Почти все посетители этого места рассказывают о фантомных ударах кирки где-то под землей.
Да и без призраков место считается темным, ибо здесь случаются как ограбления, так и убийства.

Bristol, St. James Episcopal Cemetery

кладбище ночью

Этот старый церковный погост (1712г) имеет и свои легенды и загадки.
Если тоскливой ночью октября придешь ты на могилу Merritt P. Wright и сядешь на железный стул, то почувствуешь, как чьи-то невидимые руки обнимают тебя.
Это решетчатое кресло для отдыха было поставлено здесь вдовой Мерритта – Сарой. Ничего необычного, но… Долгое время на надгробном камне не были выбиты инициалы и даты жизни женщины (сейчас там есть имя, но без даты смерти). Известно, что она не вышла второй раз замуж, а значит, по правилам, ее похоронили вместе с мужем, но так ли это? Не сохранилось и некролога, хотя о смерти ее младшего брата в местной газете сообщили, упомянув и Сару.
Жизнь порой гораздо интереснее городских легенд.
Существует версия, что здесь похоронен и внук Бенджамина Франклина.
На церковном погосте обитает своя Полуночная Мэри – Гертруда Спринг (1909-1935). Как и Воскресшая Мэри Полуночница является призраком погибшей девушки, отправившейся на свой выпускной вечер. По легенде машина утонула в местном озере, а тела так и не нашли. Вот и видят теперь в окрестностях фантом девушки в мокром бальном платье.
В жизни все прозаичнее: Гертруда уже старовата для школы (26 лет как-никак), но в аварию попала (проломив череп). Скончалась в больнице. Но призрак ее почему-то все равно видят на тихом кладбище церкви святого Джеймса.

-Еще немного-

Broad Top, Broad Top Cemetery

Если найти могилу известного кантри-музыканта Джорджа Нортона (Vaughn Horton), то в сумерках можно послушать йодль в исполнении его светящейся статуи. В свое время он адаптировал песенку "Toolie Oolie Doolie" ("Йодль полька") одного швейцарского композитора.
А в лесах бегает маленькая собачка по кличке Binks.

Butler County, The Black Cross

Массовое захоронение жертв эпидемии гриппа. Когда-то здесь высился почерневший деревянный крест. Сейчас поставлено компактное распятие.
Но по ночам все равно зловещий вой раздается поблизости.
-История креста-

Tioga County, FallBrook Cemetery

Крики, маленькие играющие девочки (по слухам: умершие от бубонной чумы), странные туманы и отсутствие живности (за исключением летучих мышей).
Когда-то Фоллбрук добывал уголь, а потом превратился (в 1900 году) в город-призрак. От зданий остался только кое-где фундамент.
Кладбище сильно пострадало от вандалов. Очень много могил принадлежат детям.
-Альбом-

Ford City, Rueben's Grave

Один юноша решил свести счеты с жизнью (несчастная любовь или еще что-то). Перед смертью он выбрал себе эпитафию, сел на своего коня и поехал на кладбище, где будет потом похоронен. Рядом с фамильным участком росло раскидистое дерево (такое еще называют деревом висельников). Молодой человек затянул петлю на шее, а другой конец закрепил на ветке. Пришпорил лошадь и ... сами понимаете.
Вот с тех пор и видят на холме по соседству фантом белой лошади с горящими красными глазами. Увидеть ее - к несчастью.
Надгробие было украдено. Когда-то на нем было написано: "Reuben, Son of Daniel and Mary A. Briney Died June 2, 1863, Aged 17.Y 17.D - As you are now so once was I, As I am now so you will be; Remember me as you pass by, prepare to die and follow me."

Philadelphia, St. Peter's churchyard

На церковном кладбище можно встретить беспокойных призраков индейцев, фантом афроамериканца в униформе и бесплотных всадников.
А вообще это очень красивый погост.

@темы: Самые мистические кладбища США, американские некрополи, Pennsylvania, загадки и мистика некрополей, Haunted

---

Сказки: смерть и доктор

[Liollet]

-Доктор Бартек и Смерть-

Просто не верится, что мультфильм «Доктор Бартек и Смерть» появился ещё в советское время, а о нём мало кто слышал до сих пор. Режиссёром его стала Марианна Новогрудская. В польской легенде о Докторе Бартеке другой финал. И как же велик оказался замысел Новогрудской, показавшей победу над Смертью и Временем! Основная идея мультфильма такова: Бартек должен пронести горящую свечу через рощу, и если огонь её не погаснет, он станет Бессмертным. И вот путник идёт через ночь, Смерть в облике мрачной бледноликой женщины устраивает ему испытания, но свеча (жизнь Бартека) всё горит. Как герой «Ностальгии» Тарковского он пытается сохранить Пламя Жизни. Его Соперница становится его Мистагогом. И разве не сказано: «Смерть – наш лучший учитель»? Она задаёт вопрос: «Чего ты хочешь?», Бартек отвечает: «Лечить людей», а значит, отвоёвывать их у самой Смерти. Теперь она называет его Доктором. Бартек – Сила Жизни, воскрешения, обновления, его Соперница – Сила Смерти, поглощения, истребления. Каждый – освобождает, каждый – трансформирует. Различны лишь процессы, но Битва, в которую вступили оба, поистине страшна. Это битва за человечество. Доктор Бартек, исцеляя больных, отдаёт им частицу Света, жертвуя своим Бессмертием. И вот свеча его тает. Тот же символ встречается в пьесе Леонида Андреева «Жизнь Человека», где смерть представлена в образе Некто В Сером. В повозку Доктора запряжён белый конь, рассекая ночную мглу, исцелитель спешит к Человеку, над которым уже властвует бледноликая Госпожа. Он – Солнце. Он – Тот, кто вечно возвращается. Я уже говорила, что Новогрудская изменила финал легенды. Первоначально Бартек терпел поражение. Тем более поразителен этот завершающий, царский, победоносный штрих: доктор прицеливается в лицо Смерти и пускает свою молниеносную стрелу. Он отвоевал своё Бессмертие. В руках доктора свеча, которая уже никогда не истает.
(с)

-Вторая часть-

-Сказка-

Давным-давно это было. С тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто.
Старые пряхи да люди бывалые эту историю длинными вечерами рассказывали, а что в ней быль, что небыль, теперь и не угадаешь.
Начнём рассказ сначала, а если в нём и лишнее что — шутки и небылицы, забудьте их поскорее, коли вам с ними расстаться не жалко.
В ту давнюю пору в одном селе жил вдвоём со старушкой матерью один парень по имени Бартоломей, но все его Бартеком звали.
Мать Бартека с утра до вечера на поле спину гнула, а Бартек ей помогал. Только не лежала у него душа к работе.
И вот однажды он матери и говорит:
— Нет от этой работы ни проку, ни радости. Пойду-ка я отсюда в дальние края, на людей погляжу, себя покажу, попытаю удачи. Кто знает, может, и повезёт мне. Глядишь, денежки в кошельке заведутся и заживём мы с вами на славу.
— Да куда же ты пойдёшь, сыночек? — встревожилась мать.
— Мир велик, что-нибудь да придумаю.
Пошла старушка сыну ужин стряпать, потому что дело к вечеру близилось.
А сын на пороге избы стоит да на дорогу поглядывает.
Дорога эта в столичный город Краков вела, и народу по ней шло видимо-невидимо.
Стоит Бартек, задумался, всё на дорогу глядит и вдруг видит — идут мимо парни с узелками да с котомками.
— Куда путь держите? — спрашивает Бартек.
— В Краков идём, в Краков! В университет, учиться!
Пригляделся к ним Бартек повнимательней — у каждого книги в руках, у одного ремнями перетянутые, у другого двумя дощечками закреплены, у третьего просто так, под мышкой.
— А много ли надо трудиться, чтобы науки одолеть? — спрашивает Бартек.
— Ох, много! — отвечают.— С утра до поздней ночи! Да и жизнь у бедного студента нелёгкая.
Задумался Бартек. По правде говоря, трудиться он не любил, всегда норовил от работы увильнуть.
А студенты между тем прошли мимо. Затихли их голоса и весёлые песни, только облачко пыли осталось.
«Что поделаешь,— думал Бартек,— от работы мне, видно, так и так не отвертеться. Но всё равно в городе легче путь к золотым монетам найти».
— А ну-ка, матушка! — крикнул он старушке.— Приготовьте мне узелок с бельём да пару грошей на дорогу. Пойду и я в Краков ума набираться. Может, научусь порошки и мази готовить. Больных людей исцелю да и сам в накладе не останусь.
Любила мать своего Бартека.
«Пусть идёт,— думает.— Парень он молодой, смышлёный, ленив, правда, и покрасоваться любит, но зато добрый и обходительный. Кто знает, может, и ему повезёт».
Собрала мать Бартеку узелок с бельишком, дала на дорогу ломоть хлеба, кусок сала, обняла на прощание и заплакала.
И отправился Бартек в путь-дорогу. Узелок свой на палке через плечо перекинул, идёт посвистывает, словно дрозд.
Людная была дорога. Шли по ней студенты, такие же бедняки, как и он. Шли и весело распевали свои песни. А в каретах да верхом ехал народ побогаче, тоже студенты, только дети богатых вельмож.
Были они в модных бархатных плащах, а у многих на позолоченных поясах кинжальчики поблёскивали.
— Эй, вы! — кричали им пешеходы вдогонку.— Зачем вам кинжалы — с грамматикой воевать?
Смотрел Бартек на этих разодетых господ и думал: «Всё-то у них есть: и кони, и кареты, и монеты золотые. Матери их в богатых дворцах да замках выступают как павы, пышными юбками шелестят.
А тебя, матушка, работа в три погибели согнула. Ну ничего, будешь и ты у меня жить в достатке!»
Так незаметно вместе со всеми дошёл Бартек до городских ворот.
Темень вокруг — хоть глаз выколи. А на городской площади трубач подаёт из окошка Мариацкой башни вечерний сигнал, возвещает, что ещё один час прошёл и время позднее. Но вот последний звук трубы ушёл в небо, ударился о звёзды, разлетелся, превращаясь в брызги, и затих.
Но уже через мгновение послышались голоса входивших в город студентов.
Кто спешил на ночёвку к родне, кто — в университет. А Бартек шёл, расспрашивал да прикидывал, где ночлег дешевле, сколько грошей отложить на подати, сколько на ужин.
Вдруг из приоткрытых дверей харчевни послышались звуки лютни и весёлые голоса. Доносился оттуда и вкусный запах жаркого.
— Эй, братцы, не зайти ли нам выпить по кружке подогретого пива? — сказал кто-то.
— Пошли! — обрадовался Бартек.
У него давно живот от голода подвело.
— Пошли! — отозвались студенты.
Толкнули дверь и гурьбой ввалились в харчевню.
Посреди её стоял большой некрашеный стол, а за столом на лавках сидели гости. В глубине харчевни в сложенном из кирпича очаге пылал огонь. Прямо над огнём жарился большой кусок мяса, с которого стекал жир.
А у очага на табурете дремал человек в чёрном длиннополом одеянии — то ли лекарь, то ли алхимик какой.
Он громко храпел, раскачиваясь, да так, что пряди его длинных, до плеч, волос подрагивали.
Студенты сунули свои торбы и узелки под стол и давай под-
зывать к себе хозяина, требуя еды и питья. А вот появился и он. В руках у него был поднос, уставленный мисками и кружками. Бартек ел да пил за двоих, слушал рассказы студентов об ученье, о нелёгкой их жизни и с любопытством поглядывал на дремавшего возле очага господина.
— Кто это тут у очага спит? — спросил он у трактирщика.
— Доктор Медикус,— отвечал хозяин.— Пива выпил чуть не целую бочку, вот и дремлет у печки, словно шмель на цветке.
— Доктор? Медикус? — переспросил Бартек. Теперь он и вовсе не сводил глаз с господина.
Доктор был добродушный с виду, румяный да круглый. Вытянув ноги в туфлях с длинными узкими носками, Медикус спал словно малое дитя.
«Хорошо бы,— подумал Бартек,— поступить к ?????доктору в услужение, всё легче, чем в Краковском университете учиться».
— Спит наш Медикус и горя не знает,— заметил хозяин,— а мне харчевню закрывать пора. Уже десять пробило. Того гляди, стражники нагрянут. Начнут алебардами в дверь стучать — спать, мол, пора.
— Послушайте, хозяин,— сказал Бартек.— Нужно бы доктора домой проводить. Ноги-то его после пива не держат, а краковские мостовые из булыжника. Я могу его отвести.
— Проводи, парень, проводи! — обрадовался хозяин.— Меня выручишь и ему услугу окажешь.
— А далеко ли идти-то?
— Да нет. Направо за угол свернёшь, а там и докторский дом рядом. По резным дверям его узнаешь. Не дом, а дворец! Ловкач наш доктор, да ещё какой! Дела у него хорошо идут.
— Вы только разбудите его, хозяин, а уж я отведу. Подошёл хозяин к доктору и тихонько за плечи потряс.
— Проснитесь, доктор, домой пора!
— В чём дело? Что такое? — рассердился доктор, открывая глаза.— Пожар? Горим?
— Да нет, слава богу, не горит наш Краков, целёхонек. Да только поздно уже.
Встал было доктор на ноги, да пошатнулся. А Бартек тут как тут, схватил его в охапку и поддержал.
— Кто этот любезный молодой человек, что меня поддерживает? — спрашивает доктор.
— Это я, Бартек! Обопритесь на меня, пан доктор. Я вам помогу.
— Спасибо, спасибо! Ты, я вижу, славный малый.
— Пустяки, доктор! Вы лучше под ноги глядите, не то о булыжники споткнётесь. Вот так, сюда. Хоп!
— Спасибо, спасибо, голубчик! Как мне отблагодарить тебя за услугу?
— Возьмите меня к себе в ученики, доктор. А я вам верой и правдой служить буду.
Вот так наш Бартек, проводив доктора до дому, у него и остался. Дом у Медикуса был полная чаша. Бартеку это понравилось, а ещё больше по вкусу ему пришлось, что больные за лечение золотыми монетами платят.
Приглядывался он к тому, как доктор больных лечит, какими травами их окуривает, какие ставит компрессы и примочки. Кое-чему у него научился, но больше всего разным мудрёным словам, сам их толком не понимая.
В те давние времена, лет эдак пятьсот да ещё сто назад, среди врачей немало шарлатанов и недоучек встречалось. И чего только люди не принимали: порошки из сушёных лягушек глотали, кирпич толчёный жевали, керосин пили — и живы были. Видно, крепкий тогда был народ.
Бартек вместе с доктором Медикусом кирпич толок, больных травяным дымом окуривал. Узнал кое-что и полезное, стал немного в травах разбираться, кое-какие мази составлял. Да ещё по вечерам Медикуса из харчевни домой приводил. А доктору только того и надо было.
Так прошло года два. И вот однажды вызвали доктора к какому-то важному вельможе. Вывел Бартек из конюшни кобылу, оседлал её, доктор надел свой самый лучший наряд, вынес целый мешок порошков, банку с пиявками, бутыль с касторкой и говорит:
— Слушай, Бартек. Еду я лечить одного обжору. Холодной гусятины объелся и теперь продохнуть не может. Долгое это будет лечение. А ты оставайся здесь без меня, кто придёт — прими.
Бартек с вежливым поклоном спрашивает:
— А золотые за лечение чьи будут? Мои или ваши?
— Твои! Твои! — сказал доктор. Полы своего одеяния подобрал, на кобылу влез, едет, а бутыль с касторкой и мешок с порошками, в такт раскачиваясь, бьют по бокам кобылы.
Едет доктор с важной миной По равнинам, по долинам, По холмам да по пригоркам, У него бутыль с касторкой, Порошки, припарки, зелья Для здоровья, для веселья.
Как только доктор отъехал от дома, Бартек тотчас же его комнату-приёмную подмёл, чёрное одеяние надел, в окно выглядывает, больных поджидает.
Видит — идёт к нему бургомистр. На сквозняке его продуло, и теперь в ухе стреляет. Заглянул Бартек больному в ухо, крякнул и с важным видом говорит:
— Ухос стрелянтис продувантис.
— Что, что? — спрашивает бургомистр.
— Это я по-учёному говорю,— отвечает Бартек.
Взял он в руки кузнечный мех, самый маленький, какой в хозяйстве был, приложил бургомистру к уху да так дунул, что у того искры из глаз посыпались. Ухо первыми попавшимися травами со всех сторон обложил, голову платком обмотал и говорит:
— В полнолуние дома сидите, на левом боку спите, примочки на ухо кладите.
— А поможет? — спрашивает бургомистр.
— Как рукой снимет,— важно отвечает Бартек.
— Спасибо, доктор, спасибо. Сколько я за лечение должен?
— За лечение — золотой. А за лекарства из моей аптечки — ещё один.
Заплатил бургомистр Бартеку два золотых и с кряхтением и стонами поплёлся домой. А вслед за ним тётка местного судьи пожаловала.
Грусть и страдания да сердечные недомогания её замучили.
— Избегайте людей, которые вам перечат,— говорит ей Бартек, а сам улыбку прячет. Весь город знал, какая это вздорная старуха. Вечно скандалы да ссоры с домочадцами затевала.
Тётка от радости даже в ладоши захлопала. Понравился ей этот совет.
— А полезно ли мне для здоровья будет из города в деревню уехать?
— Уезжайте, почтеннейшая, и чем скорее, тем лучше. На утренней и вечерней зорьке по лесам и лугам гуляйте. Цветочки нюхайте. А я вам травку дам. Флорес-уморес.
— Флорес?
— Да-да. Флорес-уморес.
Достал Бартек из докторской аптечки горсть чемерицы, горсть горчицы да хорошую щепотку перца добавил.
«Ну,— думает,— начнёт чихать старуха, вся дурь из головы вылетит».
Аккуратно запаковал «лекарства» и подаёт.
— А что с этим делать? — спрашивает тётка.— Заваривать, пить?
— Лучше всего нюхать. Три раза в день. Поблагодарила больная Бартека, он ей вежливо улыбнулся
напоследок, старуха дала ему золотой.
Вслед за ней пришла к нему крестьянка прямо с краковского рынка. У неё Бартек денег не взял, уж больно она на матушку его была похожа. Но она даром лечиться не хотела, дала ему гуся.
Так и лечил наш Бартек больных по науке доктора Медикуса и просто наугад, а главное — всё это вежливым обхождением скрашивал. И дело шло. Золотые монеты Бартек в сундук складывал, каждый день на обед утку или курятину ел. Порозовел, округлился.
Недельки через две-три, холодную гусятину из больного выгнав, возвратился домой доктор Медикус.
— Как дела, Бартек? — спрашивает.— Наверное, неплохо! Вон какой ты стал круглый да гладкий.
А Бартек вместо ответа на сундук с золотыми монетами показывает.
— Ну, коли так,— говорит Медикус,— значит, пришла пора нам расстаться. Двум докторам здесь делать нечего.
— Ваша правда,— согласился Бартек.— Я теперь и сам лечить умею. Подамся-ка я к себе в деревню. Стану лечить и городских, и деревенских, а может, и самого воеводу. У нас там неподалёку и замок его с шестью башнями. Будьте здоровы, доктор, а все прочие пусть себе болеют на здоровье.
— И тебе, Бартек, того желаю. Будь здоров.
Так и ушёл Бартек из города Кракова, золотые монеты в мешочек пересыпал, хлеба, сала, колбас разных набрал на дорогу. Идёт. Вышел из городских ворот, назад оглянулся. Солнце поднялось
высоко над Краковом, позолотив крыши. А над самой высокой Мариацкой башней словно облачко золотое курилось. И тогда услышал он зов трубы — прозвучала и оборвалась мелодия, вонзившись прямо в сердце. Грустно ему стало. Оглянулся Бартек, бросил прощальный взгляд на город и вздохнул. А там уж зашагал не оглядываясь.
Шёл он весь день, видит — впереди болото. Идёт, ступает потихоньку — хоть он и каждую кочку здесь знал, а всё же в темноте идти страшновато. Над болотом мгла поднялась, а потом озарил камыши розовый месяц.
Бартек пошёл по лунной дорожке. Вдруг видит — неподалёку в зарослях белеет что-то. Вроде бы женщина стоит: старушка в белом платочке. Стоит, приговаривает:
— Ох, кто бы перенёс меня через топи да болота! Услышал Бартек эти слова, и жалко стало ему женщину.
«Дай,— думает,— её перенесу. Отблагодарит ли, нет ли — всё равно».
Подошёл ближе, видит — стоит, прижавшись к вербе, маленькая старушонка.
Склонился он над ней, взял на руки. Лёгкая она была и до того худая, что Бартеку чудилось, будто он слышит, как она костями гремит.
— Спасибо тебе, паренёк, уважил ты меня. А как звать-то тебя?
— Бартоломей. Бартек.
— Бартек, значит? Спасибо тебе, ног не замочив, через эдакую мокредь переправлюсь!
С этими словами уселась она на Бартека верхом и тоненьким голоском давай петь-подвывать:
Меня боится всяк, Богатый и бедняк, Служивый и купец, Всех ждёт один конец...
— Такая ты важная госпожа? А я и не знал,— засмеялся Бар-
тек.
— Госпожа и есть! — буркнула старуха. И знай себе повторяет: — Меня боится всяк...
Эхо разносило песенку по болоту, и со всех сторон раздавался
старухин голос. Умолк и шелест листьев, и хлюпанье воды, и шорох качавшегося на ветру камыша.
Месяц снова выглянул, но свет его показался Бартеку тусклым.
Холодно стало Бартеку, задрожал он как осиновый лист.
— Неужто ты не догадываешься, кто я? — спрашивает старуха.
— Да нет,— говорит Бартек, хотя вроде бы и мелькнула у него в уме шальная мысль, догадка.
— Ну вот что, парень, скрывать мне от тебя нечего. Смерть я! А ты кто будешь?
— Доктор. Да только недоучка. Лечу как придётся.
— Ну тогда я тебе пригожусь. Слушай меня внимательно! Придёшь к больному — первым делом смотри, где я стою. Если в ногах у больного — берись за лечение. Так и так выздоровеет. А если я у него в головах стою — откажись сразу. Всё равно толку не будет. По рукам?
— По рукам.
— Если же ты наш уговор нарушишь и больных, которых я забрать хочу, вылечить захочешь — я тебя с собой заберу.
Так они и поладили, и вскоре Бартек наш зажил на славу. Народ к нему со всей округи валом валил. Доктор он был знаменитый. Всем докторам доктор. С одного взгляда определял, одолеет ли больной свои недуги или нет.
И ещё ни разу не случилось, чтобы он взялся за лечение, да не вылечил.
Разбогател Бартек. Жили они с матушкой в большом достатке. Дом построили дубовый. Во дворе сад, огород, хлев, конюшня, амбары. Всего и не перечесть. Вот только мать тревожилась, всё сына спрашивала:
— И как это ты, сыночек, людей лечишь, не пойму я? И для сугрева и от жары одни и те же травы завариваешь. Сдаётся мне, что и не учился ты вовсе, а больше на хитрость надеешься. Только одной хитростью не проживёшь.
А Бартек в ответ:
— Не горюйте, матушка! Быстро я на доктора выучился, быстро и добро нажил. Богат стал и знаменит на всю округу.
И верно.
Далеко разошлась о нём слава. Поэтому Бартек ничуть не удивился, когда однажды вечером к его дому подъехала золотая карета с гонцом от соседа-воеводы.
Заболела у воеводы дочка, и вот прислал он за Бартеком. Просит его единственную дочь от тяжкой болезни вылечить.
— Это нашего воеводы-то дочку? — испугалась матушка Бартека.— Да неужто ты к ней поедешь, сыночек? Да ведь ей ни одна пряха, ни одна портниха угодить не могут. Бегут от неё люди.
— Какая бы она ни была, а ехать надо. Воеводе не откажешь. Бывайте здоровы, матушка!
Попрощался Бартек со старушкой, сел в карету.
Застучали копыта, и помчались рысаки от дубового домика к замку с шестью башнями, в котором жил воевода.
Вечер был, и в кустах сирени да боярышника заливались майские соловьи. Быстро мчались резвые кони, вот уже и замок воеводы показался.
А из замка навстречу доктору слуги выбегают, двери отворяют, в барышнину спальню ведут. Видит Бартек, на кровати из резного дерева девушка лежит. Белая как полотно. Еле дышит. Смотрит Бартек на девушку, и не верится ему, что с её губ могли слетать обидные для старой пряхи слова, что худенькие её руки в кулаки сжимались от гнева.
Жаль стало Бартеку девушку, подошёл он поближе и вздрогнул: в головах у неё стояла Смерть.
А тут подходит к Бартеку сам воевода с супругой, родственники со всех сторон подбегают, о здоровье барышни спрашивают.
— Оставьте меня с ней с глазу на глаз. Только тогда возьмусь за лечение,— сказал Бартек.
На цыпочках вышли родители девушки из покоев, вышла и родня её, на знаменитого доктора оглядываясь. Стал Бартек Смерть молить:
— Ой вы моя ясновельможная пани! Уступите мне разок, хочу я, чтобы эта девушка жила.
Смерть только плечами пожала:
— Ты, парень, сам не знаешь, что говоришь. Или забыл про наш уговор?
— Хоть раз пожалейте. Уступите, Курносенькая.
— И не подумаю! Ради какой-то девчонки? С чего вдруг? Или приворожила она тебя?
— Сам не знаю. Лежит такая худенькая, такая бледная. Сделайте милость, госпожа, встаньте у неё в ногах. А я её вылечу.
— А ты и лечишь-то не лучше, чем слово держишь.
— Сжальтесь...
— И не подумаю...
— Уступите, Курносенькая, дайте пожить нам обоим. Добром
прошу
Не бывать этому!
— Ах так! — крикнул Бартек.— Не хотите по-хорошему, на себя пеняйте.
Схватил деревянную кровать, повернул изголовьем к дверям, и Смерть в ногах у девушки оказалась.
— Ишь как тебя занесло! — покачала она головой.— Со мной шутки плохи. От меня не уйдёшь. До свидания, герой, скоро встретимся — и на веки вечные.
Раскинула руки и вылетела в окно.
Только белый платочек на плечах её мелькнул.
Смотрит Бартек на девушку. Щёки у неё порозовели. На губах улыбка. Открыла она глаза тёмные, зоркие, как у сороки, и закричала сердито и громко:
— Эй, Богуся, Кася, Репка! Ужин — в постель. Да молоко чтобы не горячее и не холодное было, а булка — хрустящая! Богуся, Кася, Репка! Где вы там! Живее!
Тут она увидела доктора:
— А ты кто такой?
— Доктор я.
— Не нужен мне доктор. Я здорова. Убирайся отсюда, да поскорее! Батюшка тебе заплатит, сколько нужно.— И отвернулась от Бартека.
Сжалось у Бартека сердце то ли от боли, то ли от горечи, то ли от восторга.
В последний раз взглянул он на девушку и вышел.
А навстречу ему прислуга бежит, Бартека чуть с ног не сбила. Бегут служанки со всех ног, а из спальни снова доносится сердитый голос:
— Богуся! Кася! Репка!
Вслед за девушками и сам воевода несётся, кинулся Бартека обнимать.
— Здорова, моя доченька здорова! — кричит.— Уже и нрав свой показывает, плутовка! Спасибо, доктор. Век твоей услуги не забуду.
Большой кошель от пояса отстёгивает, Бартеку суёт. Но только
на этот раз не обрадовало Бартека золото. Словно бы в этом кошельке не золотые монеты, а медные пуговицы были. Не взял Бартек у воеводы кошель.
— За щедрость спасибо. Но за здоровье дочери вашей по-другому рассчитываться придётся.
— Сколько, сколько я тебе должен?
— Завтра сочтёмся. А сейчас мне домой пора.
— Завтра так завтра. До свидания.
— Прощайте, пан воевода.
Воевода сложил ладони трубочкой и кричит на весь двор:
— Эй, слуги, проводите доктора к карете!
Вышел Бартек во двор, а там уже и карета стоит. Двенадцать коней, сивки как на подбор, а карета из чистого золота: «Вот, мол, какой я подарок отвалил. Знай наших!»
Но Бартека и карета не обрадовала. Молча плюхнулся он на мягкие подушки и крикнул кучеру — вези, мол, домой.
Резво бегут кони по дороге. А вот и болото показалось. Взошёл месяц, и вода серебром отливала.
Вдруг из-за верб послышалась песенка, словно бы комар тоненьким голосом запищал:
Ой, лес гудит, Старый дуб шумит, Комар с дуба упал, Себе шею сломал.
Ой, весть не к добру, Смерть пришла к комару...
«И... и... и...» — тоненько запищали комары над лугами, вторя песенке.
— Ого,— сказал Бартек,— это Курносая пришла. Со мной встречи ищет.
Только он это сказал, кони остановились, стоят, ушами стригут, ржут тихонько.
— Здесь меня подожди,— сказал Бартек кучеру.
Вылез из кареты, идёт, по сторонам озирается. Вокруг топи да болота, и вдруг за кустами вроде бы беленький платочек мелькнул.
«Вот она,— подумал Бартек,— ну что же, пойду к ней навстречу».
И пошёл через луг. А комары всё кружат над ним и пищат:
«И-и-идёшь? И-и-идёшь?»
Насилу их Бартек кулаком разогнал.
— Иду. Как не пойти! Если я к ней не приду, она сама меня разыщет.
Вот и кусты перед ним. А из-за кустов Смерть выглядывает.
— Это хорошо, что ты наш уговор помнишь,— говорит.— Ступай за мной.
Шли они долго болотами да лугами, наконец подошли к глубокой яме, а над ней неровным светом огонёк светился.
— Спускайся за мной, Бартек. Милости прошу. Это моя хата. Спустился Бартек вслед за Смертью в яму.
Огляделся по сторонам, видит — тёмные стены паутиной покрыты, на стенах широкие полки укреплены, а на полках рядами светильники стоят. В одних огоньки горят ярко, ровным пламенем, в других — стелются, в третьих — угасают совсем.
— Что это за огоньки? — спрашивает Бартек.
— Это жизни человеческие,— говорит Смерть.— Вот эти ровные, светлые огоньки ещё долго гореть будут. А вон те, видишь, угасают совсем.
— А где же огонёк барышниной жизни? — спрашивает Бартек.
— Вот он,— сказала Смерть, показав на весело потрескивающий, яркий, словно бы игривый огонёк.
— А мой где?
— Сила твоего огонька в её перешла, вот гляди!
И Смерть показала Бартеку на огонёк, который уже совсем догорал.
— Эх, не удалось мне тебя перехитрить! — сказал Бартек и упал замертво.
— Видный был парень и неглупый,— сказала Смерть.— Да только одной ловкостью и хитростью прожить хотел. Вот и пришёл конец нашей сделке.
Тут и нашей истории конец.
А случилось это давным-давно, с тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто. Теперь доктора на нашего Бартека не похожи, и надо бы эту историю по-иному рассказывать. Но уж пусть она останется такой, какой сказывали её в стародавние времена, выдумками да шутками старых прях да людей бывалых приукрашенная. А если кто хочет услышать живой рассказ, пусть поедет в город Стани-славовице, что на реке Рабе. Там легенду эту знают.

Братья Гримм "Смерть в кумовьях"

Было у одного бедняка двенадцать душ детей, и должен он был день и ночь работать, чтоб на хлеб заработать.
Вот родился на свет тринадцатый ребенок, и не знал бедняк, как из беды выбраться; вышел он на большую дорогу, чтоб первого встречного пригласить в кумовья. И первый, кто встретился ему, был господь бог: он знал, что у бедняка на сердце, и сказал ему:
- Бедный человек, мне тебя жалко, я готов быть крестным отцом твоего ребенка, я буду о нем заботиться и сделаю его на земле счастливым.
Говорит бедняк:
- А ты кто такой?
- Я - господь бог.
- В таком случае я тебя в кумовья не хочу, - сказал бедняк, - ты все отдаешь богачам, а нас, бедняков, голодать заставляешь. - И отвернулся бедняк от господа бога и отправился дальше.
Тут подошел к нему черт и говорит:
- Чего ты ищешь? Ежели хочешь взять меня в крестные твоего ребенка, то я дам ему золота вдосталь да к тому ж предоставлю всякие удовольствия на свете.
Спросил человек:
- А кто ты такой?
- Я - черт.
- В таком случае я тебя в кумовья не желаю, - сказал человек, - ты обманываешь и вводишь людей в соблазн.
Отправился бедняк дальше. И подходит к нему костлявая смерть на худых ногах и говорит:
- Возьми меня в кумовья.
Спросил человек:
- Ты кто такая?
- Я смерть, я делаю всех равными.
Говорит человек:
- Ты справедливая, ты уносишь и богача и бедняка без различия, будь у меня кумой.
Ответила смерть:
- Я сделаю твое дитя богатым и знатным, ибо кто со мной подружится, у того ни в чем недостатка не будет.
Сказал человек:
- В следующее воскресенье будем справлять крестины, приходи в этот день.
Явилась смерть, как и обещала, и оказалась настоящей кумой, как полагается.
Вот мальчик вырос, пришла к нему раз крестная и велела ему следовать за собой. Повела его в лес, показала ему какую-то траву, которая там росла, и сказала:
- А теперь ты должен получить от своей крестной подарок. Я сделаю тебя знаменитым лекарем. Если тебя позовут к больному, я буду каждый раз тоже являться; если я буду стоять у изголовья больного, ты можешь смело объявить, что ты его вылечишь; дай ему этой травы, и он выздоровеет. Но если я буду стоять у ног больного, то значит - он мой, и ты должен сказать, что всякая помощь бесполезна и что ни один лекарь на свете спасти больного не сможет. Но бойся пользоваться этим зельем против моей воли, а не то плохо тебе придется.
В скором времени сделался юноша самым знаменитым лекарем во всем свете. "Стоит ему только глянуть на больного, и он уже знает, как обстоит дело, выздоровеет ли больной или помрет," - так говорили о юноше, и отовсюду приходили к нему люди, звали его к больным и платили ему денег столько, что вскоре он сделался богачом.
Вот случилось однажды, что заболел король. Позвали этого лекаря, он должен был сказать, сможет ли король выздороветь.
Подошел лекарь к постели, видит - стоит смерть у ног больного, и никакая трава помочь тут не сможет. "Если бы я мог хоть раз перехитрить смерть! - подумал лекарь. - Но она, конечно, обидится; правда, я ее крестник, и она могла бы сделать вид, будто ничего не заметила. Давай-ка попробую."
Взял он больного, положил его задом наперед, - и стояла теперь смерть у изголовья больного. Дал ему лекарь зелья, и король стал опять здоровым.
Но смерть пришла к лекарю, злобно и хмуро на него поглядела, погрозила ему пальцем и сказала:
- Ты меня обманул. На этот раз я тебя прощаю, потому что ты мой крестник, но если ты осмелишься еще раз меня обмануть, я схвачу тебя самого и заберу на тот свет.
Прошло некоторое время, и вдруг заболела дочь короля тяжкой болезнью. А она была у него единственное дитя, и он плакал день и ночь и уже повыплакал все глаза. И король объявил, что тот, кто спасет его дочь от смерти, станет ее мужем и наследует корону.
Подошел лекарь к постели больной и увидел смерть у ее ног. Ему следовало бы не забывать предостережения его крестной, но чудесная красота королевны и счастье сделаться ее мужем так его ослепили, что он обо всем позабыл. Он не обратил внимания на то, что смерть гневно на него глядела, подымала руку и грозила ему своим костлявым кулаком; он все-таки поднял королевну и переложил ее голову туда, где прежде лежали ноги. Потом дал он ей зелья, и вмиг у королевны порозовели щеки, и она стала выздоравливать.
Обманул лекарь смерть второй раз, и она подошла к нему большими шагами и сказала:
- Теперь с тобой все покончено, подошел твой черед.
И она схватила его своей ледяной рукой так крепко, что вырваться он не мог, и повела его в подземную пещеру. Он увидел там тысячи тысяч свечей, горящих необозримыми рядами. Одни из них были большие, другие средней величины, а были и совсем маленькие. Каждый миг одни гасли, а другие зажигались, и казалось, что огоньки все время меняют место и скачут то туда, то сюда.
- Видишь, - сказала смерть, - это людские свечи жизни. Большие - это свечи детей, средние - семейных людей в их лучшие годы, а маленькие - стариков. Но часто и у детей и у людей молодых бывают только маленькие свечечки.
- Покажи мне мою свечу жизни, - сказал лекарь, думая, что она у него еще достаточно большая.
И указала смерть на маленький-маленький огарочек, который вот-вот готов был погаснуть, и сказала:
- Видишь, вот это твой.
- Ах, милая крестная, - сказал испуганный лекарь, - сделайте милость, зажгите мне новую, чтобы мог я насладиться жизнью, чтобы сделался я королем и мужем прекрасной королевны.
- Не могу, - молвила смерть, - прежде чем загореться новой, одна свеча должна погаснуть.
- Так поставьте мою старую свечку на новую, и она будет продолжать гореть, когда догорит старая, - упрашивал лекарь.
Притворилась смерть, будто хочет исполнить его желание, принесла новую, большую свечу; но она хотела ему отомстить и, когда ставила новую свечу, уронила будто невзначай огарок, и он погас. И тотчас лекарь упал наземь и попал теперь сам в руки к смерти.

@темы: кинематограф, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

R.I.P. Great cemeteries of the world

[The Highgate Vampire]

В середине 2000-ых как-то ночью по телевизору наткнулись на документальный фильм о кладбище Кенсал Грин. Под рукой тв-программы не оказалось, а сейчас даже и не вспомню, что это был за канал (то ли ТВ-Центр, то ли питерский).
Решили, что через неделю включим в то же время, но, увы, таинственный цикл передач не оказался в сетке (а ведь обещали выпуск о Пер-Лашезе).
Поиски были долгими, но успешными.

Цикл называется R.I.P. Great cemeteries of the world (Канада, 2001-2002).
26 эпизодов по 25 минут. От США до России. Недавние поиски и вовсе выдали, что эпизодов уже 52.

-Приблизительный список-

Arlington Pt.2
Crown Hill
Northern Cemetery
Arlington
Greyfriars & Abbies
Santa Croce
Fairview Lawn
Glasnevin
Kensal Green
Ixelles
Manasota
Mount Pleasant
Graceland
Cemetery Secrets
Nevsky
Woodlawn
Saint Peter & Saint Paul
Metairie & St. Louis
San Michele
Rosehill
Central Cemetery
Bunhill Fields
Pere-Lachaise
Green-Wood
Cypress Lawn
Greyfriars & Abbies
Hollywood Forever
Dublin, Ireland

Glasnevin.
Edinburgh, Scotland

Tour.
London, England

Kensal Green.
London, England

Highgate.
Indianapolis, Ind.

Crown Hill.
New Orleans, La.

Metairie and St. Louis.
Brandenton, Fla.

Manasota.
Florence, Italy

Santa Croce.
Venice, Italy

San Michele.
Vienna, Austria

Zentralfriedhof.
Paris, France

Père la Chaise.
Paris, France

Père la Chaise.
Brussels, Belgium

Ixelles.
Stockholm, Sweden

Northern Cemetery.
St. Petersburg, Russia

Nevsky Monastary.
St. Petersburg, Russia

St. Peter and Paul Fortress.
San Francisco, Calif.

Cypress Lawn.
Chicago, Ill.

Rosehill.
Chicago, Ill.

Graceland.
Toronto, Ont.

Mount Pleasant.
New York, N.Y.

Greenwood.
New York, N.Y.

Woodlawn.
Los Angeles, Calif.

Hollywood Forever.
Washington, D.C.

Arlington National Cemetery.
Washington, D.C.

Arlington National Cemetery.

-Заставка-

Год назад нашелся сайт платного тв, где были все части. Новичкам там давалось три дня на бесплатный просмотр.
Но что-то сейчас уже он не находится.

Очень жаль, что подобный цикл был переведен и показан по российскому каналу, а сейчас его не найти.

@темы: кинематограф, американские некрополи, европейские кладбища

---

Кладбище Мелатен

[Паучишко]

Мела́тен (нем. Melaten) — муниципальное кладбище в районе Линденталь в центре Кёльна (Германия). Площадь — 43,5 гектара. Является одним из крупнейших мест захоронения в городе, также из-за большого количества находящихся там могил известных личностей считается местной достопримечательностью.
Территория нынешнего кладбища Мелатен известна с 1180 года. В те времена на этом участке, являвшемся тогда достаточно отдалённым предместьем средневекового Кёльна, находился лепрозорий — место, где «изолировали» от внешнего мира прокажённых. От этого заведения, первоначально именовавшегося также Maladen (предположительно от французского слова malade = «больной»), и происходит название Melaten, которое позднее, помимо собственно лепрозория, распространилось и на весь большой пустырь к западу от городских укреплений, где сегодня находится некрополь. С XVI по XVIII века в этом месте процветало питейное заведение, бывшее излюбленным местом посещения для малоимущих горожан. Одновременно пустырь был облюбован и как место для публичных казней. Так, в XVI и XVII веках здесь было сожжено на костре значительное количество подозревавшихся в колдовстве или ереси горожан (в том числе признанный позднее мучеником за дело Реформации Адольф Кларенбах в 1529 году, а также Катарина Хенот, известная жертва охоты на ведьм, в 1627 году). Впрочем, и после упразднения инквизиции Мелатен вплоть до конца XVIII века продолжал служить местом исполнения смертных приговоров. При этом трупы казнённых обычно там же и закапывали в землю.
В период занятия Кёльна французскими войсками (1794—1814 гг.) одним из многочисленных нововведений в городской жизни стал изданный Наполеоном I в 1804 году указ, запрещавший из соображений общественной гигиены хоронить умерших горожан на церковных погостах в черте города, как это было до этого принято среди знатных граждан, а также лишавший католическую церковь права проводить погребения и возлагавший эту работу на муниципальные власти. Это породило необходимость устройства вблизи городских границ крупного муниципального кладбища, и вскоре в качестве участка для этого кладбища был выбран пустырь вблизи бывшего лепрозория. В переустройстве Мелатена под кладбище ключевую роль играл бывший ректор Кёльнского университета Фердинанд Франц Вальраф, предложивший обустройство некрополя наподобие основанного несколькими годами ранее парижского кладбища Пер-Лашез, со строго геометрической сетью аллей и дорожек, а также с густым насаждением деревьев по образцу пейзажного парка. К 1810 году была возведена кладбищенская стена с несколькими сохранившимися и поныне воротами, а также отреставрирована построенная в XV веке часовня лепрозория, включённая в общий ансамбль некрополя. 29 июня 1810 года состоялось открытие нового кладбища.
Несмотря на муниципальный статус Мелатена, в первые годы после его основания там разрешалось хоронить умерших только католикам, в то время как для протестантов (до 1829 года) и иудеев (до 1892 года) продолжали существовать собственные конфессиональные кладбища. Таким образом, первоначально количество захоронений на Мелатене было сравнительно невелико, и только в 1833 году территория кладбища впервые была расширена. В период индустриализации во второй половине XIX века население Кёльна стремительно росло, что сделало необходимым дальнейшие расширения кладбища в 1850, 1868 и 1875 годах, а также основание нескольких новых муниципальных кладбищ в самом начале XX века. В этот же период на Мелатене было возведено несколько новых сооружений, в том числе поминальный дом (1881), здание кладбищенской конторы (1889), две сторожки (1901/02), а также общественная уборная (1896). Все эти здания, равно как и ряд старых надгробных памятников, сильно пострадали в 1945 году при бомбардировках Кёльна во время Второй мировой войны, некоторые из них впоследствии были восстановлены, а в дополнение к старому поминальному залу в 1957 году был построен новый. Средневековая часовня лепрозория также была при бомбёжках разрушена и в 1952 году воссоздана в несколько упрощённой форме.
В 1980-х годах городскими властями Кёльна была разработана система так называемого шефства над историческими надгробиями, при которой любой желающий может отреставрировать старый памятник за свой счёт, получив взамен пожизненное право захоронения в могиле себя или близких. Эта система, практикующаяся сегодня не только в Кёльне, но и во многих других городах Германии, позволила сохранить на Мелатене значительное количество ценных памятников, которым до этого грозило разрушение.

К слову, самую знаменитую статую кладбища - Смерть с косой - я так и не нашла, хотя и гуляла по этому обширному некрополю часа четыре. Тем не менее, там было на что посмотреть и без этого. Наверно, самое красивое кладбище, которое я видела в жизни)

+14

199 кадров - в моем альбоме на ЯФ.

@темы: немецкие кладбища

---

"Остров мертвых" парка Монрепо (Выборг)

[The Highgate Vampire]

Остров мертвых в Черногории

Венецианский остров мертвых

Монрепо (фр. Mon Repos — «мой покой», «моё отдохновение») — скальный пейзажный парк на берегу Выборгского залива, бухты Защитной, в северной части города Выборг в Ленинградской области. Официальное название — Государственный историко-архитектурный и природный музей-заповедник «Парк Монрепо».

-Немного истории-

Расцвет Монрепо связан с именем президента Санкт-Петербургской Академии наук Людвига Генриха Николаи, который приобрел имение в 1788 году, а после ухода в 1803 году в отставку, всецело предался украшению и воспеванию в стихах любимого поместья. По проекту его друга, итальянского архитектора Жозефа Мартинелли, строится деревянный усадебный дом в стиле классицизма (1798—1804 годы), библиотечный флигель (1804 год) и другие помещения.
При сыне Людвига, Пауле Николаи (он был дипломатом и принимал участие в установлении новых границ России со Швецией по Фридрихсгамскому договору), в парке обустраиваются места для эмоциональных переживаний, как светлых, так и грустных. Возводятся архитектурные изыски — статуя героя эпоса Калевалы Вяйнямейнена (1873 год) со скандинавскими гуслями «кантеле» на коленях, турецкая палатка, китайские мостики и китайский павильон Мариентурм (дань тогдашней европейской моде на Восток), павильон над источником «Нарцисс» (1820-е годы), храм Нептуна (1830-е годы, сейчас его называют "Павильон «Храм»), готические ворота на входе (1821 год), павильон Паульштайн (1790-е годы, назван в честь Пауля Николаи), «хижина Отшельника», тосканская колонна, посвященная императорам Павлу I и Александру I (1804 год), неоготическая капелла Людвигсбург (1822 год, архитектор Ч. Х. Тэтам) и фамильный некрополь Николаи с маской Медузы Горгоны на скалистом острове Людвигштайн («На краткий миг, о холм, ты мой, потом на век я буду твой» — стихи Людвига Генриха посвящены тому месту, где он позже был похоронен).
В 1827 году на Левкатийской скале в память о погибших в Отечественной войне 1812 года братьях жены Пауля Николаи — Августе и Карле Броглио (урождённым де Брольи) — установили обелиск. Обелиск удачно вписался в окружающий пейзаж и стал одним из символов парка. Слава о романтической усадьбе была столь широка, что его даже посетил в 1863 году российский император — Александр II.
В конце XIX — начале XX веков Монрепо становится местом проведения съездов студенческого христианского движения, участником которого был последний мужчина из рода Николаи — барон Пауль Георг Николаи. В годы финской гражданской войны 1918 года именно он спас поместье от разорения. Однако он скончался в октябре 1919 года. Был похоронен на фамильном кладбище в Монрепо.
После смерти барона Николаи Монрепо перешло его сёстрам, младшая из которых, София фон Николаи (1862-1943) вышла замуж за графа Константина фон дер Палена (1861-1923). Николаи и Палены жили в Монрепо до войны между СССР и Финляндией в 1939 году.
-История-

Оф.сайт

фото

Рядом с некрополем находится грот Медузы. Первоначально Николаи хотел устроить на скале келью отшельника, но потом оставил этот замысел ради создания фамильного склепа. Он придумал также легенду о призраке убитого здесь шведского короля Эрика XIV и включил ее в поэму «Имение Монрепо»: "в полночь дух Эрика XIV бродит с проклятиями Среди этих мрачных камней. И звенит кандалами, И воет в гроте Медузы".
-Разбор поэмы-

-Об острове-

Остров Людвигштайн расположен в северной части усадьбы, недалеко от берега. Его основная поверхность занята гранитной скалой, поросшей деревьями хвойных и лиственных пород. В настоящее время в комплекс острова входят: капелла Людвигсбург, грот Медузы, некрополь, ворота, пристань и несколько каменных лестниц.
Остров был включён в территорию парка не позднее 1780-х гг., по-видимому, при герцоге Ф.В.К. Вюртембергском. При Л.Г. Николаи он получил сперва название Эрмитажа или Скалы отшельника. В 1796 г. у владельца усадьбы возникла идея поставить здесь урну в память об умершем друге Ф.Г. Лафермьере (1737-1796). Урна была установлена в парке в 1798 г. и впоследствии перенесена на остров. В том же году появились деревянный мостик, вскоре заменённый дамбой, каменная лестница от подножия к вершине скалы и грот Медузы; у подножия скалы была выровнена терраса. Тогда же впервые возник замысел готического замка. С ним, очевидно, связана изложенная в поэме Л.Г. Николаи «Имение Монрепо в Финляндии» легенда о заточении в башне на острове шведского короля Эрика и новое название острова «Эрихштайн». В разное время проекты замка выполняли Дж.А. Мартинелли (1798 г.), П. Гонзага (1804 г.), Т. де Томон (1809 г.); эти проекты не были осуществлены.
Существующая ныне на острове капелла была построена в период между 1822 и 1830 гг. по проекту английского архитектора-неоклассициста Ч.Х.Тэтама. Именно с этого времени остров превратился в семейный некрополь и получил название Людвигштайн («камень Людвига»). Сюда были перенесены с кладбища в Сорвали (ныне пос. Гвардейский) останки Людвига Генриха и Иоганны Николаи, скончавшихся в 1820 г., а также урна Ф.Г. Лафермьера. Этот памятник, ныне утраченный, стоял напротив входа в капеллу. В первом ярусе находились бюсты Л.Г.Николаи и его супруги. Интерьер первого яруса был украшен витражами; по внутренней лестнице, которая имеет отдельный вход, можно было подняться на открытую видовую площадку.
С 1820-х гг. остров с берегом был связан паромной переправой. Таким образом, семейный некрополь был недоступен для посторонних посетителей, осматривавших парк.
В декоре парома, ворот на островной пристани и ограждений пристани на материке ворот был использован мотив стрельчатой арки. На рубеже XIX-XX вв. ворота на островной пристани заменены на ныне существующие. Весь ансамбль в этот период воспринимался в контексте распространенной в конце XIX – начале ХХ вв. идеи «Острова мёртвых», воплощенной в одноимённой картине швейцарского художника А.Бёклина (1880 г.).
В северной части острова расположен фамильный некрополь. Здесь сохранилось три кирпичных склепа, перекрытых коробовыми сводами. Два из них увенчаны надгробным памятниками из чёрного полированного мрамора, третий памятник не сохранился. В склепах были погребены члены семьи Николаи в четырех поколениях. В послевоенный период истории парка некрополь подвергался актам вандализма, в результате чего фамильное кладбище было разрушено. В последние годы на острове Людвигштайн проводились ремонтные работы. Восстановлена надгробная плита над могилой П.Э.Г. Николаи.

©

Легенда:
В XIX веке главной достопримечательностью Выборга была огромная усадьба Монрепо, ранее принадлежавшая очень состоятельному семейству Николаи. С усадьбой связано много легенд, и одна из них – о цыганке Стеше.
…Однажды Пауль, сын барона Николаи, несмотря на запрет отца, отправился ночью гулять по Выборгу. На площади он увидел девушку – и влюбился без памяти. Его избранницей оказалась бездомная цыганка Стеша. Отец Пауля, узнав о «позорной страсти» сына, посадил его под домашний арест.
В ненастную ноябрьскую ночь Пауль бежал из родительского дома. Влюбленные договорились с капитаном одного из кораблей, что тот доставит их в Швецию. Однако капитан предал их: на пути в Швецию ему удалось оповестить об этом графа Николаи. Граф кинулся в погоню. Отчаявшись обрести счастье в этом мире, Стеша и Пауль взялись за руки и бросились в бушующее море...
В память о трагедии на острове Людвигштейн, около которого они погибли, была построена семейная усыпальница Николаи, а сам остров называют Островом мертвых.

@темы: погребальные сооружения, российские кладбища, Haunted

---

Последний приют царицы Тамары

[The Highgate Vampire]

Тамара (1166—1209/1213) — знаменитая грузинская царица (1184—1209/1213), с именем которой связан «Золотой Век» в истории Грузии.
Она происходила из династии Багратионов и была дочерью Георгия III и царицы Бурдухан, дочери осетинского царя Худана. Воспитала её высокообразованная тетка Русудан. Современные царице поэты восхваляли её ум и красоту. Её называли не царицей, а царём, сосудом мудрости, солнцем улыбающимся, тростником стройным, лицом лучезарным, прославляли её кротость, трудолюбие, послушание, религиозность, чарующую красоту. О её совершенствах ходили легенды, дошедшие в устной передаче до наших времён. Её руки искали византийские царевичи, султан алеппский, шах персидский. Всё царствование Тамары окружено поэтическим ореолом.

…После отпевания усопшей владычицы Грузии четыре гроба были вынесены из кафедрального собора Светицховели в Мцхете и отправлены в разные места, ведомые лишь тем, кто их вез. И уже восемь веков пытается весь научный мир раскрыть тайну захоронения царицы Тамары. Неизвестно даже, когда именно она скончалась – в 1208 или в 1213 году…

Ангел или демон?
Есть имена, известные каждому образованному жителю бывшего СССР. К ним нужно отнести и имя легендарной царицы Тамары. Еще в школе мы узнаем о жестокой правительнице Грузии, жившей в Дарьяльском ущелье, - из вдохновенного стихотворения Михаила Лермонтова.
Была Тамара, по словам поэта, «как ангел небесный, прекрасна, как демон, коварна и зла». Каждую ночь пировала кавказская красавица с новым возлюбленным - боготворящим ее юношей. И каждое утро еще один окровавленный труп принимали волны могучего Терека…
Но из исторических книг предстает другая Тамара - мудрая правительница, память о которой сохранилась на Кавказе в виде многочисленных крепостей, оберегающих мир в горных ущельях.
Есть еще одна Тамара - верная подруга, пронесшая через всю свою жизнь большую любовь к другу детства, воинственному алану (осетину) Сослану, получившему после крещения христианское имя Давид.
До нашего времени дошло множество противоречивых легенд о царице Тамаре. Самая последняя из них не дает покоя историкам и путешественникам. Тамара правила Грузией и своим собственным двором в Мцхете твердой, порой жестокой рукой, нередко вызывая недовольство феодалов, привыкших рассматривать свои вотчины как самостоятельные княжества. Непривычно было гордому и непокорному грузинскому дворянству подчиняться «слабой» женщине.

Посмертные жертвы
После смерти царицы родственники Тамары не без основания боялись надругательства над ее останками. Чтобы этого не произошло, были изготовлены четыре абсолютно одинаковых дубовых гроба. В один из них положили умершую царицу, а в остальные – других, похожих на нее женщин, которым это сходство стоило жизни: посмертные «двойники» царицы были, по дошедшим легендам, отравлены, став первыми, но отнюдь не последними жертвами царских похорон.
Ночью четыре процессии тайно покинули царский дворец и разъехались в разные стороны. Места этих четырех захоронений неизвестны до сих пор. Тайну их сохранили просто и жестоко. Участники каждой процессии после возвращения в Мцхету были окружены воинами и безжалостно изрублены.
Предусмотрительность приближенных царицы, скрывших тело своей повелительницы, однако, пошла еще дальше. А вдруг кто-нибудь из этих воинов-палачей во время предсмертной исповеди жизни проговорится, по чьему приказу и за что убивал ни в чем не повинных соотечественников? Так что и с ними чуть погодя расправился специальный отряд преданных царице гвардейцев.

-Загадка захоронения-

Четыре могилы
Гроб с телом царицы Тамары искали восемь веков. Были тщательно обследованы все места, которые по каким-либо соображениям могли стать последним пристанищем легендарной властительницы.
Особенно пристальное внимание было уделено царскому кладбищу Гелати в Мцхете. Здесь располагался фамильный склеп правящего рода Багратиони. На царское кладбище указывала и одна из легенд. В ней говорилось, что, для того чтобы предупредить кощунственное разграбление могилы, золотой гроб с царицей вложили в один из четырех дубовых гробов, впоследствии тайно захороненных в разных концах кладбища.
Однако самый тщательный поиск, в котором приняли участие даже операторы биолакации, не принес ученым успеха в обнаружении могилы.
Вторым местом, о котором также говорят предания, было Касарское ущелье. Умирая, Тамара завещала похоронить ее рядом с мужем Сосланом. Выполняя волю царицы, трое ее приближенных тайно переправили оба гроба в ущелье и спрятали там в одной из пещер. Но обнаружить двойное захоронение не удалось ни ученым, ни охотникам за сокровищами.
Третьим местом возможного захоронения царицы, фигурирующим в легендах, был западный склон горы Казбек. Косвенным подтверждением этого служил следующий факт. Почти во всех легендах о смерти Тамары обязательно упоминалось, что вместе с ее телом была также спрятана царская казна. На склонах Казбека, на высоте 4100 метров, есть практически недоступная пещера Бетлени. В ней, по преданиям, грузинские цари прятали свои сокровища.
В 1948 году специальная экспедиция, в состав которой входили опытные альпинисты, поднялась по отвесному 300-метровому склону к пещере. Вход в нее был закрыт обитой железом массивной дверью. Рядом с дверью к скале были прикреплены остатки железной цепи, по которой когда-то можно было достичь входа в пещеру. Участники экспедиции нашли в пещере древнюю хоругвь, иконы, старинные монеты, но захоронения царицы в ней не обнаружили. Не было их и в высеченных в скале подземельях расположенного на высоте 4000 метров старинного Бемлемского монастыря.
Было, наконец, еще одно место, привлекавшее историков, — это Вардзиа, пещерный город, расположенный на высоте 1300 метров над уровнем моря. Царица Тамара уделяла Вардзиа особое внимание: монастырь должен был стать новым религиозным и культурным центром, а заодно и неприступной крепостью, надежным форпостом на подступах к столице Грузии. Тамара торопилась, многие в стране были противниками воцарения молодой энергичной царицы.
Легенда рассказывает, что по ее велению ежедневно высекали в скале по одной комнате - 365 пещер в год! За два года такого скоростного строительства возникло свыше 600 помещений в скале.
Во время своего царствования царица Тамара любила приезжать в созданный ею еще в период девичества монастырь… Среди жителей окрестных сел ходит легенда, что по ее желанию она была захоронена в одном из тайных подземелий этого монастыря-крепости.

Соборное погребение
Не так давно группой историков было высказано оригинальное предположение, что гроб с царицей нужно искать в соборе, в котором ее отпевали.
Пока шло отпевание в кафедральном соборе Светицховели, под храмом шла тайная работа: готовили могилу-склеп для вечного упокоения венценосной Тамары. Для нее был использован тайный подземный коридор, сообщавшийся с устроенным внутри самого собора колодцем. Этот потайной ход вел к обрывистому берегу реки. Он был прорыт на случай вынужденного бегства обитателей кафедрального собора во времена нашествий.
При таком захоронении могила легендарной царицы находилась бы под куполом собора, в полном соответствии с традицией упокоения тел коронованных особ. Таким образом, приличествующий закону и устоявшийся обряд был полностью выдержан.
Причина, по которой потайная комната с гробом царицы Тамары не была обнаружена, связана с особенностью расположения собора — в месте слияния излучин двух рек: Арагвы и Куры. Ниже по Куре, метров 600 от излучины, в 1926 году была построена плотина и электростанция. Плотина высотой около 12 метров значительно подняла уровень вод Арагвы и Куры у излучины и немного выше по течению. Потайная комната с гробом царицы могла оказаться в зоне затопления.

Пещера за решеткой
Все гипотезы о месте, где захоронена царица Тамара, очень логичны. Одно плохо — любые поиски заканчивались неудачами. Постепенно археологи оставили попытку найти гроб с телом царицы.
Между тем есть еще одно место, где может находитьсязахоронение. Ученые, пытавшиеся обнаружить гроб в окрестностях Казбека, были в целом на верном пути. Ее действительно могли захоронить поблизости от горы, только не в известной всем Бемлемской пещере, а в еще более недоступной и, главное, никому не известной, расположенной в ущелье Терека. Узнал автор этой статьи о ней совершенно случайно.
Более 30 лет назад студенты Московского геологоразведочного института под руководством тренера, мастера спорта по альпинизму Эдуарда Грекова совершали восхождения на вершины в районе «Грузинского угла». Первая ночевка состоялась в верховье реки Кистинки. Возбуждение от мрачной красоты окружающих ущелье гор, быстрой реки, несущей свои воды к Тереку, не давало нам уснуть, и мы полночи слушали рассказы Грекова о его приключениях в горах. Среди прочего мы услышали историю, имевшую непосредственное отношение к царице Тамаре.
Примерно в 1963-1964 годах на Военно-Грузинской дороге, недалеко от высокогорного селения Казбеги, произошла трагедия. На крутом повороте шофер не смог удержать машину, и она вместе с четырьмя пассажирами рухнула в ущелье Терека. Прибывшему на место происшествия горноспасательному отряду пришлось поднимать на дорогу тела погибших путешественников.
При спуске один из спасателей увидел под карнизом скалы темное отверстие - вход в пещеру, загороженный кованой заржавевшей решеткой. Попытки добраться до него успеха не имели, и обследование пещеры было отложено до лучших времен. Но они не наступили - на следующий год все участники спасательных работ погибли во время восхождения на одну из вершин «Грузинского угла».
Эдуард Греков узнал о загадочной пещере от начальника спасательного отряда. Оба были наслышаны о таинственном захоронении царицы Тамары и были уверены, что гроб с ее останками спрятан за кованой решеткой. Но начальник отряда погиб, а Греков в скором времени переехал в Москву, и ему уже было не до экспедиций с сомнительной надеждой на успех.
Так что найденная в ущелье Терека пещера с кованой решеткой - а ее ведь для чего-то устанавливали - до сих пор ждет энтузиастов, которые, может быть, смогут разгадать последнюю тайну легендарной Тамары…

@настроение: взято у http://blogs.mail.ru/mail/sgptvkzxrf/4F12A15D09EF21C4.html

@темы: погребальные сооружения, древние захоронения, кавказские кладбища, загадки и мистика некрополей

---

Ф.М.Достоевский "Бобок"

[The Highgate Vampire]

-рассказ-

Семен Ардальонович третьего дня мне как раз:
-- Да будешь ли ты, Иван Иваныч, когда-нибудь трезв, скажи на милость?
Странное требование. Я не обижаюсь, я человек робкий; но, однако же, вот меня и сумасшедшим сделали. Списал с меня живописец портрет из случайности: "Все-таки ты, говорит, литератор" Я дался, он и выставил. Читаю: "Ступайте смотреть на это болезненное, близкое к помешательству лицо"
Оно пусть, но ведь как же, однако, так прямо в печати? В печати надо всё благородное; идеалов надо, а тут...
Скажи по крайней мере косвенно, на то тебе слог. Нет, он косвенно уже не хочет. Ныне юмор и хороший слог исчезают и ругательства заместо остроты принимаются. Я не обижаюсь: не бог знает какой литератор, чтобы с ума сойти. Написал повесть -- не напечатали. Написал фельетон -- отказали Этих фельетонов я много по разным редакциям носил, везде отказывали "Соли, говорят у вас нет"
-- Какой же тебе соли,-- спрашиваю с насмешкою,-- аттической?
Даже и не понимает. Перевожу больше книгопродавцам с французского. Пишу и объявления купцам: "Редкость! Красненький, дескать, чай, с собственных плантаций..." За панегирик его превосходительству покойному Петру Матвеевичу большой куш хватил. "Искусство нравиться дамам" по заказу книгопродавца составил. Вот этаких книжек я штук шесть в моей жизни пустил. Вольтеровы бонмо хочу собрать, да боюсь, не пресно ли нашим покажется. Какой теперь Вольтер; нынче дубина, а не Вольтер! Последние зубы друг другу повыбили! Ну вот и вся моя литературная деятельность. Разве что безмездно письма по редакциям рассылаю, за моею полною подписью. Всё увещания и советы даю, критикую и путь указую. В одну редакцию на прошлой неделе сороковое письмо за два года послал; четыре рубля на одни почтовые марки истратил. Характер у меня скверен, вот что.
Думаю, что живописец списал меня не литературы ради, а ради двух моих симметрических бородавок на лбу: феномен, дескать. Идеи-то нет, так они теперь на феноменах выезжают. Ну и как же у него на портрете удались мои бородавки,-- живые! Это они реализмом зовут.
А насчет помешательства, так у нас прошлого года многих в сумасшедшие записали. И каким слогом: "При таком, дескать, самобытном таланте... и вот что под самый конец оказалось... впрочем, давно уже надо было предвидеть..." Это еще довольно хитро; так что с точки частого искусства даже и похвалить можно. Ну а те вдруг еще умней воротились. То-то, свести-то с ума у нас сведут, а умней-то еще никого не сделали.
Всех умней, по-моему, тот, кто хоть раз в месяц самого себя дураком назовет,-- способность ныне неслыханная! Прежде, по крайности, дурак хоть раз в год знал про себя, что он дурак, ну а теперь ни-ни. И до того замешали дела, что дурака от умного не отличишь. Это они нарочно сделали.
Припоминается мне испанская острота, когда французы, два с половиною века назад, выстроили у себя первый сумасшедший дом: "Они заперли всех своих дураков в особенный дом, чтобы уверить, что сами они люди умные". Оно и впрямь: тем, что другого запрешь в сумасшедший, своего ума не докажешь. "К. с ума сошел, значит, теперь мы умные". Нет, еще не значит.
Впрочем, черт... и что я с своим умом развозился: брюзжу, брюзжу. Даже служанке надоел. Вчера заходил приятель: "У тебя, говорит, слог меняется, рубленый. Рубишь, рубишь -- и вводное предложение, потом к вводному еще вводное, потом в скобках еще что-нибудь вставишь, а потом опять зарубишь, зарубишь..."
Приятель прав. Со мной что-то странное происходит. И характер меняется, и голова болит. Я начинаю видеть и слышать какие-то странные вещи. Не то чтобы голоса, а так как будто кто подле: "Бобок, бобок, бобок!"
Какой такой бобок? Надо развлечься.
Ходил развлекаться, попал на похороны. Дальний родственник. Коллежский, однако, советник. Вдова, пять дочерей, все девицы. Ведь это только по башмакам, так во что обойдется! Покойник добывал, ну а теперь -- пенсионишка. Подожмут хвосты. Меня принимали всегда нерадушно. Да и не пошел бы я и теперь, если бы не экстренный такой случай. Провожал до кладбища в числе других; сторонятся от меня и гордятся. Вицмундир мой действительно плоховат. Лет двадцать пять, я думаю, не бывал на кладбище; вот еще местечко!
Во-первых, дух. Мертвецов пятнадцать наехало. Покровы разных цен; даже было два катафалка: одному генералу и одной какой-то барыне. Много скорбных лиц, много и притворной скорби, а много и откровенной веселости. Причту нельзя пожаловаться: доходы. Но дух, дух. Не желал бы быть здешним духовным лицом.
В лица мертвецов заглядывал с осторожностью, не надеясь на мою впечатлительность. Есть выражения мягкие, есть и неприятные. Вообще улыбки не хороши, а у иных даже очень. Не люблю; снятся.
За обедней вышел из церкви на воздух; день был сероват, но сух. Тоже и холодно; ну да ведь и октябрь же. Походил по могилкам. Разные разряды. Третий разряд в тридцать рублей: и прилично и не так дорого. Первые два в церкви и под папертью; ну, это кусается. В третьем разряде за этот раз хоронили человек шесть, в том числе генерала и барыню.
Заглянул в могилки -- ужасно: вода, и какая вода! Совершенно зеленая и... ну да уж что! Поминутно могильщик выкачивал черпаком. Вышел, пока служба, побродить за врата. Тут сейчас богадельня, а немного подальше и ресторан. И так себе, недурной ресторанчик: и закусить, и всё. Набилось много и из провожатых. Много заметил веселости и одушевления искреннего. Закусил и выпил.
Затем участвовал собственноручно в отнесении гроба из церкви к могиле. Отчего это мертвецы в гробу делаются так тяжелы? Говорят, по какой-то инерции, что тело будто бы как-то уже не управляется самим... или какой-то вздор в этом роде; противоречит механике и здравому смыслу. Не люблю, когда при одном лишь общем образовании суются у нас разрешать специальности; а у нас это сплошь. Штатские лица любят судить о предметах военных и даже фельдмаршальских, а люди с инженерным образованием судят больше о философии и политической экономии.
На литию не поехал. Я горд, и если меня принимают только по экстренной необходимости, то чего же таскаться по их обедам, хотя бы и похоронным? Не понимаю только, зачем остался на кладбище; сел на памятник и соответственно задумался.
Начал с московской выставки, а кончил об удивлении, говоря вообще как о теме. Об "удивлении" я вот что вывел:
"Всему удивляться, конечно, глупо, а ничему не удивляться гораздо красивее и почему-то признано за хороший тон. Но вряд ли так в сущности. По-моему, ничему не удивляться гораздо глупее, чем всему удивляться. Да и кроме того: ничему не удивляться почти то же, что ничего и не уважать. Да глупый человек и не может уважать".
-- Да я прежде всего желаю уважать. Я жажду уважать,-- сказал мне как-то раз на днях один мой знакомый.
Жаждет он уважать! И боже, подумал я, что бы с тобой было, если б ты это дерзнул теперь напечатать!
Тут-то я и забылся. Не люблю читать надгробных надписей; вечно то же. На плите подле меня лежал недоеденный бутерброд: глупо и не к месту. Скинул его на землю, так как это не хлеб, а лишь бутерброд. Впрочем, на землю хлеб крошить, кажется, не грешно; это на пол грешно. Справиться в календаре Суворина.
Надо полагать, что я долго сидел, даже слишком; то есть даже прилег на длинном камне в виде мраморного гроба. И как это так случилось, что вдруг начал слышать разные вещи? Не обратил сначала внимания и отнесся с презрением. Но, однако, разговор продолжался. Слышу -- звуки глухие, как будто рты закрыты подушками; и при всем том внятные и очень близкие. Очнулся, присел и стал внимательно вслушиваться.
-- Ваше превосходительство, это просто никак невозможно-с. Вы объявили в червях, я вистую, и вдруг у вас семь в бубнах. Надо было условиться заранее насчет бубен-с.
-- Что же, значит, играть наизусть? Где же привлекательность?
-- Нельзя, ваше превосходительство, без гарантии никак нельзя. Надо непременно с болваном, и чтоб была одна темная сдача.
-- Ну, болвана здесь не достанешь.
Какие заносчивые, однако, слова! И странно и неожиданно. Один такой веский и солидный голос, другой как бы мягко услащенный; не поверил бы, если б не слышал сам. На литии я, кажется, не был. И, однако, как же это здесь в преферанс, и какой такой генерал? Что раздавалось из-под могил, в том не было и сомнения. Я нагнулся и прочел надпись на памятнике:
"Здесь покоится тело генерал-майора Первоедова... таких-то и таких орденов кавалера". Гм. "Скончался в августе сего года... пятидесяти семи... Покойся, милый прах, до радостного утра!"
Гм, черт, в самом деле генерал! На другой могилке, откуда шел льстивый голос, еще не было памятника; была только плитка; должно быть, из новичков. По голосу надворный советник.
-- Ох-хо-хо-хо! -- послышался совсем уже новый голос, саженях в пяти от генеральского места и уже совсем из-под свежей могилки,-- голос мужской и простонародный, но расслабленный на благоговейно-умиленный манер.
-- Ох-хо-хо-хо!
-- Ax, опять он икает! -- раздался вдруг брезгливый и высокомерный голос раздраженной дамы, как бы высшего света.-- Наказание мне подле этого лавочника!
-- Ничего я не икал, да и пищи не принимал, а одно лишь это мое естество. И все-то вы, барыня, от ваших здешних капризов никак не можете успокоиться.
-- Так зачем вы сюда легли?
-- Положили меня, положили супруга и малые детки, а не сам я возлег. Смерти таинство! И не лег бы я подле вас ни за что, ни за какое злато; а лежу по собственному капиталу, судя по цене-с. Ибо это мы всегда можем, чтобы за могилку нашу по третьему разряду внести.
-- Накопил; людей обсчитывал?
-- Чем вас обсчитаешь-то, коли с января почитай никакой вашей уплаты к нам не было. Счетец на вас в лавке имеется.
-- Ну уж это глупо; здесь, по-моему, долги разыскивать очень глупо! Ступайте наверх. Спрашивайте у племянницы; она наследница.
-- Да уж где теперь спрашивать и куда пойдешь. Оба достигли предела и пред судом божиим во гресех равны.
-- Во гресех! -- презрительно передразнила покойница.-- И не смейте совсем со мной говорить!
-- Ох-хо-хо-хо!
-- Однако лавочник-то барыни слушается, ваше превосходительство.
-- Почему же бы ему не слушаться?
-- Ну да известно, ваше превосходительство, так как здесь новый порядок.
-- Какой же это новый порядок?
-- Да ведь мы, так сказать, умерли, ваше превосходительство.
-- Ах, да! Ну всё же порядок...
Ну, одолжили; нечего сказать, утешили! Если уж здесь до того дошло, то чего же спрашивать в верхнем-то этаже? Какие, однако же, штуки! Продолжал, однако, выслушивать, хотя и с чрезмерным негодованием.
-- Нет, я бы пожил! Нет... я, знаете... я бы пожил! -- раздался вдруг чей-то новый голос, где-то в промежутке между генералом и раздражительной барыней.
-- Слышите, ваше превосходительство, наш опять зато же. По три дня молчит-молчит, и вдруг: "Я бы пожил, нет, я бы пожил!" И с таким, знаете, аппетитом, хи-хи!
-- И с легкомыслием.
-- Пронимает его, ваше превосходительство, и, знаете, засыпает, совсем уже засыпает, с апреля ведь здесь, и вдруг :"Я бы пожил!"
-- Скучновато, однако,-- заметил его превосходительство.
-- Скучновато, ваше превосходительство, разве Авдотью Игнатьевну опять пораздразнить, хи-хи?
-- Нет уж, прошу уволить. Терпеть не могу этой задорной криксы.
-- А я, напротив, вас обоих терпеть не могу,-- брезгливо откликнулась крикса.-- Оба вы самые прескучные и ничего не умеете рассказать идеального. Я про вас, ваше превосходительство,-- не чваньтесь, пожалуйста,-- одну историйку знаю, как вас из-под одной супружеской кровати поутру лакей щеткой вымел.
-- Скверная женщина! -- сквозь зубы проворчал генерал.
-- Матушка, Авдотья Игнатьевна,-- возопил вдруг опять лавочник,-- барынька ты моя, скажи ты мне, зла не помня, что ж я по мытарствам это хожу, али что иное деется?..
-- Ах, он опять за то же, так я и предчувствовала, потому слышу дух от него, дух, а это он ворочается!
-- Не ворочаюсь я, матушка, и нет от меня никакого такого особого духу, потому еще в полном нашем теле как есть сохранил себя, а вот вы, барынька, так уж тронулись,-- потому дух действительно нестерпимый, даже и поздешнему месту. Из вежливости только молчу.
-- Ах, скверный обидчик! От самого так и разит, а он на меня.
-- Ох-хо-хо-хо! Хоша бы сороковинки наши скорее пристигли: слезные гласы их над собою услышу, супруги вопль и детей тихий плач!..
-- Ну, вот об чем плачет: нажрутся кутьи и уедут. Ах, хоть бы кто проснулся!
-- Авдотья Игнатьевна,-- заговорил льстивый чиновник.-- Подождите капельку, новенькие заговорят.
-- А молодые люди есть между ними?
-- И молодые есть, Авдотья Игнатьевна. Юноши даже есть.
-- Ах, как бы кстати!
-- А что, не начинали еще?-- осведомился его превосходительство.
-- Даже и третьёводнишние еще не очнулись, ваше превосходительство, сами изволите знать, иной раз по неделе молчат. Хорошо, что их вчера, третьего дня и сегодня как-то разом вдруг навезли. А то ведь кругом сажен на десять почти все у нас прошлогодние.
-- Да, интересно.
-- Вот, ваше превосходительство, сегодня действительного тайного советника Тарасевича схоронили. Я по голосам узнал. Племянник его мне знаком, давеча гроб опускал.
-- Гм, где же он тут?
-- Да шагах в пяти от вас, ваше превосходительство, влево. Почти в самых ваших ногах-с... Вот бы вам, ваше превосходительство, познакомиться.
-- Гм, нет уж... мне что же первому.
-- Да он сам начнет, ваше превосходительство. Он будет даже польщен, поручите мне, ваше превосходительство, и я...
-- Ах, ах... ах, что же это со мной?-- закряхтел вдруг чей-то испуганный новенький голосок.
-- Новенький, ваше превосходительство, новенький, слава богу, и как ведь скоро! Другой раз по неделе молчат.
-- Ах, кажется, молодой человек!-- взвизгнула Авдотья Игнатьевна.
-- Я... я... я от осложнения, и так внезапно!-- залепетал опять юноша.-- Мне Шульц еще накануне: у вас, говорит, осложнение, а я вдруг к утру и помер. Ах! Ах!
-- Ну, нечего делать, молодой человек,-- милостиво и очевидно радуясь новичку заметил генерал,-- надо утешиться! Милости просим в нашу, так сказать, долину Иосафатову. Люди мы добрые, узнаете и оцените. Генерал-майор Василий Васильев Первоедов, к вашим услугам.
-- Ах, нет! нет, нет, это я никак! Я у Шульца; у меня, знаете, осложнение вышло, сначала грудь захватило и кашель, а потом простудился: грудь и грипп... и вот вдруг совсем неожиданно... главное, совсем неожиданно.
-- Вы говорите, сначала грудь,-- мягко ввязался чиновник, как бы желая ободрить новичка.
-- Да, грудь и мокрота, а потом вдруг нет мокроты и грудь, и дышать не могу... и знаете...
-- Знаю, знаю. Но если грудь, вам бы скорее к Эку, а не к Шульцу.
-- А я, знаете, всё собирался к Боткину... и вдруг...
-- Ну, Боткин кусается,-- заметил генерал.
-- Ах, нет, он совсем не кусается; я слышал, он такой внимательный и всё предскажет вперед.
-- Его превосходительство заметил насчет цены,-- поправил чиновник.
-- Ах, что вы, всего три целковых, и он так осматривает, и рецепт... и я непременно хотел, потому что мне говорили... Что же, господа, как же мне, к Эку или к Боткину?
-- Что? Куда?-- приятно хохоча, заколыхался труп генерала. Чиновник вторил ему фистулой.
-- Милый мальчик, милый, радостный мальчик, как я тебя люблю! -- восторженно взвизгнула Авдотья Игнатьевна.-- Вот если б этакого подле положили!
Нет, этого уж я не могу допустить! и это современный мертвец! Однако послушать еще и не спешить заключениями. Этот сопляк новичок -- я его давеча в гробу помню -- выражение перепуганного цыпленка, наипротивнейшее в мире! Однако что далее.
Но далее началась такая катавасия, что я всего и не удержал в памяти, ибо очень многие разом проснулись: проснулся чиновник, из статских советников, и начал с генералом тотчас же и немедленно о проекте новой подкомиссии в министерстве -- дел и о вероятном, сопряженном с подкомиссией, перемещении должностных лиц, чем весьма и весьма развлек генерала. Признаюсь, я и сам узнал много нового, так что подивился путям, которыми можно иногда узнавать в сей столице административные новости. Затем полупроснулся один инженер, но долго еще бормотал совершенный вздор, так что наши и не приставали к нему, а оставили до времени вылежаться. Наконец, обнаружила признаки могильного воодушевления схороненная поутру под катафалком знатная барыня. Лебезятников (ибо льстивый и ненавидимый мною надворный советник, помещавшийся подле генерала Первоедова, по имени оказался Лебезятниковым) очень суетился и удивлялся, что так скоро на этот раз все просыпаются. Признаюсь, удивился и я; впрочем, некоторые из проснувшихся были схоронены еще третьего дня, как, например, одна молоденькая очень девица, лет шестнадцати, но все хихикавшая... мерзко и плотоядно хихикавшая.
-- Ваше превосходительство, тайный советник Тарасевич просыпаются! -- возвестил вдруг Лебезятников с чрезвычайною торопливостью.
-- А? что? -- брезгливо и сюсюкающим голосом прошамкал вдруг очнувшийся тайный советник. В звуках голоса было нечто капризно-повелительное. Я с любопытством прислушался, ибо в последние дни нечто слышал о сем Тарасевиче -- соблазнительное и тревожное в высшей степени.
-- Это я-с, ваше превосходительство, покамест всего только я-с.
-- Чего просите и что вам угодно?
-- Единственно осведомиться о здоровье вашего превосходительства; с непривычки здесь каждый с первого разу чувствует себя как бы в тесноте-с... Генерал Первоедов желал бы иметь честь знакомства с вашим превосходительством и надеются...
-- Не слыхал.
-- Помилуйте, ваше превосходительство, генерал Первоедов, Василий Васильевич...
-- Вы генерал Первоедов?
-- Нет-с, ваше превосходительство, я всего только надворный советник Лебезятников-с к вашим услугам, а генерал Первоедов...
-- Вздор! И прошу вас оставить меня в покое.
-- Оставьте,-- с достоинством остановил наконец сам генерал Первоедов гнусную торопливость могильного своего клиента.
-- Не проснулись еще, ваше превосходительство, надо иметь в виду-с; это они с непривычки-с: проснутся и тогда примут иначе-с...
-- Оставьте,-- повторил генерал.
-- Василий Васильевич! Эй вы, ваше превосходительство! -- вдруг громко и азартно прокричал подле самой Авдотьи Игнатьевны один совсем новый голос -- голос барский и дерзкий, с утомленным по моде выговором и с нахальною его скандировкою,-- я вас всех уже два часа наблюдаю; я ведь три дня лежу; вы помните меня, Василий Васильевич? Клиневич, у Волоконских встречались, куда вас, не знаю почему, тоже пускали.
-- Как, граф Петр Петрович... да неужели же вы... и в таких молодых годах... Как сожалею!
-- Да я и сам сожалею, но только мне все равно, и я хочу отвсюду извлечь всё возможное. И не граф, а барон, всего только барон. Мы какие-то шелудивые баронишки, из лакеев, да и не знаю почему, наплевать. Я только негодяй псевдовысшего света и считаюсь "милым полисоном". Отец мой какой-то генералишка, а мать была когда-то принята en haut lieu.1 Я с Зифелем-жидом на пятьдесят тысяч прошлого года фальшивых бумажек провел, да на него и донес, а деньги все с собой Юлька Charpentier de Lusignan увезла в Бордо. И, представьте, я уже совсем был помолвлен -- Щевалевская, трех месяцев до шестнадцати недоставало, еще в институте, за ней тысяч девяносто дают. Авдотья Игнатьевна, помните, как вы меня, лет пятнадцать назад, когда я еще был четырнадцатилетним пажом, развратили?

1 в высших сферах (франц.).

-- Ах, это ты негодяй, ну хоть тебя бог послал, а то здесь...
-- Вы напрасно вашего соседа негоцианта заподозрили в дурном запахе... Я только молчал да смеялся. Ведь это от меня; меня так в заколоченном гробе и хоронили.
-- Ах, какой мерзкий! Только я все-таки рада; вы не поверите, Клиневич, не поверите, какое здесь отсутствие жизни и остроумия.
-- Ну да, ну да, и я намерен завести здесь нечто оригинальное. Ваше превосходительство,-- я не вас, Первоедов,-- ваше превосходительство, другой, господин Тарасевич, тайный советник! Откликнитесь! Клиневич, который вас к m-lle Фюри постом возил, слышите?
-- Я вас слышу, Клиневич, и очень рад, и поверь-те...
-- Ни на грош не верю, и наплевать. Я вас, милый старец, просто расцеловать хочу, да, слава богу, не могу. Знаете вы, господа, что этот grand-père2 [дедушка (франц.)] сочинил? Он третьего дня аль четвертого помер и, можете себе представить, целых четыреста тысяч казенного недочету оставил? Сумма на вдов и сирот, и он один почему-то хозяйничал, так что его под конец лет восемь не ревизовали. Воображаю, какие там у всех теперь длинные лица и чем они его поминают? Не правда ли, сладострастная мысль! Я весь последний год удивлялся, как у такого семидесятилетнего старикашки, подагрика и хирагрика, уцелело еще столько сил на разврат, и -- и вот теперь и разгадка! Эти вдовы и сироты -- да одна уже мысль о них должна была раскалять его!.. Я про это давно уже знал, один только я и знал, мне Charpentier передала, и как я узнал, тут-то я на него, на святой, и налег по-приятельски: "Подавай двадцать пять тысяч, не то завтра обревизуют"; так, представьте, у него только тринадцать тысяч тогда нашлось, так что он, кажется, теперь очень кстати помер. Grand-père, grand-père, слышите:·
-- Cher Клиневич, я совершенно с вами согласен и напрасно вы... пускались в такие подробности. В жизни столько страданий, истязаний и так мало возмездия... я пожелал наконец успокоиться и, сколько вижу, надеюсь извлечь и отсюда всё...
-- Бьюсь об заклад, что он уже пронюхал. Катишь Берестову!
-- Какую?.. Какую Катишь?-- плотоядно задрожал голос старца.
-- А-a, какую Катишь? А вот здесь, налево, в пяти шагах от меня, от вас в десяти. Она уж здесь пятый день, и если б вы знали, grand-père, что это за мерзавочка... хорошего дома, воспитанна и -- монстр, монстр до последней степени! Я там ее никому не показывал, один я изнал... Катишь, откликнись!
-- Хи-хи-хи! -- откликнулся надтреснутый звук девичьего голоска, но в нем послышалось нечто вроде укола иголки.-- Хи-хи-хи!
-- И блон-ди-ночка?-- обрывисто в три звука пролепетал grand-père.
-- Хи-хи-хи!
-- Мне... мне давно уже,-- залепетал, задыхаясь, старец,-- нравилась мечта о блондиночке... лет пятнадцати... и именно при такой обстановке...
-- Ах, чудовище! -- воскликнула Авдотья Игнатьевна.
-- Довольно! -- порешил Клиневич,-- я вижу, что материал превосходный. Мы здесь немедленно устроимся к лучшему. Главное, чтобы весело провести остальное время; но какое время? Эй, вы, чиновник какой-то, Лебезятников, что ли, я слышал, что вас так звали!
-- Лебезятников, надворный советник, Семен Евсеич, к вашим услугам и очень-очень-очень рад.
-- Наплевать, что вы рады, а только вы, кажется, здесь всё знаете. Скажите, по-первых (я еще со вчерашнего дня удивляюсь), каким это образом мы здесь говорим? Ведь мы умерли, а между тем говорим; как будто и движемся, а между тем и не говорим и не движемся? Что за фокусы?
-- Это, если б вы пожелали, барон, мог бы вам лучше меня Платон Николаевич объяснить.
-- Какой такой Платон Николаевич? Не мямлите, к делу.
-- Платон Николаевич, наш доморощенный здешний философ, естественник и магистр. Он несколько философских книжек пустил, но вот три месяца и совсем засыпает, так что уже здесь его невозможно теперь раскачать. Раз в неделю бормочет по нескольку слов, не идущих к делу.
-- К делу, к делу!..
-- Он объясняет всё это самым простым фактом, именно тем, что наверху, когда еще мы жили, то считали ошибочно тамошнюю смерть за смерть. Тело здесь еще раз как будто оживает, остатки жизни сосредоточиваются, но только в сознании. Это -- не умею вам выразить -- продолжается жизнь как бы по инерции. Всё сосредоточено, по мнению его, где-то в сознании и продолжается еще месяца два или три... иногда даже полгода... Есть, например, здесь один такой, который почти совсем разложился, но раз недель в шесть он всё еще вдруг пробормочет одно словцо, конечно бессмысленное, про какой-то бобок: "Бобок, бобок",-- но и в нем, значит, жизнь всё еще теплится незаметною искрой...
-- Довольно глупо. Ну а как же вот я не имею обоняния, а слышу вонь?
-- Это... хе-хе... Ну уж тут наш философ пустился в туман. Он именно про обоняние заметил, что тут вонь слышится, так сказать, нравственная -- хе-хе! Вонь будто бы души, чтобы в два-три этих месяца успеть спохватиться... и что это, так сказать, последнее милосердие... Только мне кажется, барон, всё это уже мистический бред, весьма извинительный в его положении...
-- Довольно, и далее, я уверен, всё вздор. Главное, два или три месяца жизни и в конце концов -- бобок. Я предлагаю всем провести эти два месяца как можно приятнее и для того всем устроиться на иных основаниях. Господа! я предлагаю ничего не стыдиться!
-- Ах, давайте, давайте ничего не стыдиться! -- послышались многие голоса, и, странно, послышались даже совсем новые голоса, значит, тем временем вновь проснувшихся. С особенною готовностью прогремел басом свое согласие совсем уже очнувшийся инженер. Девочка Катишь радостно захихикала.
-- Ах, как я хочу ничего не стыдиться! -- с восторгом воскликнула Авдотья Игнатьевна.
-- Слышите, уж коли Авдотья Игнатьевна хочет ничего не стыдиться...
-- Нет-нет-нет, Клиневич, я стыдилась, я все-таки там стыдилась, а здесь я ужасно, ужасно хочу ничего не стыдиться!
-- Я понимаю, Клиневич,-- пробасил инженер,-- что вы предлагаете устроить здешнюю, так сказать, жизнь на новых и уже разумных началах.
-- Ну, это мне наплевать! На этот счет подождем Кудеярова, вчера принесли. Проснется и вам всё объяснит. Это такое лицо, такое великанское лицо! Завтра, кажется, притащат еще одного естественника, одного офицера наверно и, если не ошибаюсь, дня через три-четыре одного фельетониста, и, кажется, вместе с редактором. Впрочем, черт с ними, но только нас соберется своя кучка и у нас всё само собою устроится. Но пока я хочу, чтоб не лгать. Я только этого и хочу, потому что это главное. На земле жить и не лгать невозможно, ибо жизнь и ложь синонимы; ну а здесь мы для смеху будем не лгать. Черт возьми, ведь значит же что-нибудь могила! Мы все будем вслух рассказывать наши истории и уже ничего не стыдиться. Я прежде всех про себя расскажу. Я, знаете, из плотоядных. Всё это там вверху было связано гнилыми веревками. Долой веревки, и проживем эти два месяца в самой бесстыдной правде! Заголимся и обнажимся!
-- Обнажимся, обнажимся! -- закричали во все голоса.
-- Я ужасно, ужасно хочу обнажиться! -- взвизгнула Авдотья Игнатьевна.
-- Ах... ах... Ах, я вижу, что здесь будет весело, я нехочу к Эку!
-- Нет, я бы пожил, нет, знаете, я бы пожил!
-- Хи-хи-хи! -- хихикала Катишь.
-- Главное, что никто не может нам запретить, и хоть Первоедов, я вижу, и сердится, а рукой он меня все-таки не достанет. Grand-père, вы согласны?
-- Я совершенно, совершенно согласен и с величайшим моим удовольствием, но с тем, что Катишь начнет первая свою би-о-графию.
-- Протестую! протестую изо всех сил,-- с твердостию произнес генерал Первоедов.
-- Ваше превосходительство! -- в торопливом волнении и понизив голос лепетал и убеждал негодяй Лебезятников,-- ваше превосходительство, ведь это нам даже выгоднее, если мы согласимся. Тут, знаете, эта девочка... и наконец, все эти разные штучки..
-- Положим, девочка, но...
-- Выгоднее, ваше превосходительство, ей-богу бы выгоднее! Ну хоть для примерчика, ну хоть попробуем...
-- Даже и в могиле не дадут успокоиться!
-- Во-первых, генерал, вы в могиле в преферанс играете, а во-вторых, нам на вас на-пле-вать,-- проскандировал Клиневич.
-- Милостивый государь, прошу, однако, не забываться.
-- Что? Да ведь вы меня не достанете, а я вас могу отсюда дразнить, как Юлькину болонку. И, во-первых, господа, какой он здесь генерал? Это там он был генерал, а здесь пшик!
-- Нет, не пшик... я и здесь...
-- Здесь вы сгниете в гробу, и от вас останется шесть, медных пуговиц.
-- Браво, Клиневич, ха-ха-ха! -- заревели голоса.
-- Я служил государю моему... я имею шпагу...
-- Шпагой вашей мышей колоть, и к тому же вы ее никогда не вынимали.
-- Все равно-с, я составлял часть целого.
-- Мало ли какие есть части целого.
-- Браво, Клиневич, браво, ха-ха-ха!
-- Я не понимаю, что такое шпага,-- провозгласил инженер.
-- Мы от пруссаков убежим, как мыши, растреплют в пух! -- прокричал отдаленный и неизвестный мне голос, но буквально захлебывавшийся от восторга.
-- Шпага, сударь, есть честь! -- крикнул было генерал, но только я его и слышал. Поднялся долгий и неистовый рев, бунт и гам, и лишь слышались нетерпеливые до истерики взвизги Авдотьи Игнатьевны.
-- Да поскорей же, поскорей! Ах, когда же мы начнем ничего не стыдиться!
-- Ох-хо-хо! воистину душа по мытарствам ходит!-- раздался было голос простолюдина, и...
И тут я вдруг чихнул. Произошло внезапно и ненамеренно, но эффект вышел поразительный: всё смолкло, точно на кладбище, исчезло, как сон. Настала истинно могильная тишина. Не думаю, чтобы они меня устыдились, решились же ничего не стыдиться! Я прождал минут с пять и -- ни слова, ни звука. Нельзя тоже предположить, чтобы испугались доноса в полицию; ибо что может тут сделать полиция? Заключаю невольно, что все-таки у них должна быть какая-то тайна, неизвестная смертному и которую они тщательно скрывают от всякого смертного.
"Ну, подумал, миленькие, я еще вас навещу" -- и с сим словом оставил кладбище.
Нет, этого я не могу допустить; нет, воистину нет! Бобок меня не смущает (вот он, бобок-то, и оказался!).
Разврат в таком месте, разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и -- даже не щадя последних мгновений сознания! Им даны, подарены эти мгновения и... А главное, главное, в таком месте! Нет, этого я не могу допустить...
Побываю в других разрядах, послушаю везде. То-то и есть что надо послушать везде, а не с одного лишь краю, чтобы составить понятие. Авось наткнусь и на утешительное.
А к тем напременно вернусь. Обещали свои биографии и разные анекдотцы. Тьфу! Но пойду, непременно пойду, дело совести!
Снесу в "Гражданин"; там одного редактора портрет тоже выставили. Авось напечатает.

-вики-
-примечания-

@темы: Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

Легенда о Нараяме

[The Highgate Vampire]

Что же такое Нараяма? Это гора упоминается в одноименном японском фильме "Легенда о Нараяме".

Забытая маленькая японская деревня, где неторопливо течёт почти первобытная жизнь, хотя в фильме события происходят примерно в XIX веке*.
Приходит весна, всё расцветает и полно жизни. Люди и животные — вся природа готова к продолжению рода.
Земля не может прокормить всех. В деревне разрешают жениться только старшим сыновьям, младшие братья — только работники. Девочек продают или обменивают на соль. Иногда младенцев убивают. Большую семью, которая ворует урожай у других, хоронят заживо.
Суть «Легенды о Нараяме» — это обычай, который испокон веков соблюдается в деревне. Когда старику или старухе исполняется 70 лет, деревня и семья не должны больше кормить бесполезный рот. Старший сын должен на своих плечах отнести пожилого человека на вершину горы Нараяма умирать от голода и жажды.
Главной героине фильма Орин вот-вот исполнится 70. Она полна сил, у неё целы все зубы, но закон есть закон. Она сама готовится к исходу и готовит своего сына Тацухэя, который нежно любит её, к последнему пути. Исполняя долг сына, Тацухэй относит мать умирать в зимний день, когда выпадает первый снег. Снежинки медленно падают на седую голову Орин…
Когда Тацухэй возвращается домой, он другими глазами смотрит на своего сына. Пройдут годы, и сын понесёт его на Нараяму.
Фильм режиссёра Сёхэя Имамуры. Картина является переработкой одноимённого фильма режиссёра Кэйсукэ Киноситы, снятого в 1958 году. Сюжет основан на книге Ситиро Фукадзавы «Человек из Тохоку»

* Голод Тэмпо — великий голод в Японии, продолжавшийся с 1833 по 1837 год. Назван по девизу Императорского правления «Тэмпо»

Существовал ли такой обычай на самом деле?
В средневековой Японии существовал бесчеловечный обычай «убасуте». Жители бедных селений уносили обессилевших стариков в горы и после ритуала прощания оставляли их умирать в одиночестве.
Есть мнение, что подобный ритуал всего лишь легенда.

-много всего-

Японская сказка
Японские крестьяне были слишком бедны, чтобы прокормить своих стариков, поэтому они уносили их в горы и там оставляли. Однажды, когда сын нес на спине старую мать в горы, чтобы оставить ее там, она ломала ветки деревьев и бросала их на тропу. Когда сын спросил ее, зачем она это делает, старуха ответила : "Это - заметы тебе на обратный путь." Услышав эти слова, сын зарыдал, а потом взвалил мать на спину и отправился домой.

In the depths of the mountains,
Who was it for the aged mother snapped
One twig after another?
Heedless of herself
She did so
For the sake of her son

Сын спрятал старушку в амбаре. Вскоре глава поселения стал давать молодому мужчине совершенно фантастические поручения (вспомните русские сказки на мотив "сходи туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что"). Пришлось каждый раз советоваться со своей спасенной матерью. Когда же поручителю стало интересно, откуда наш герой берет столько мудрости, то последний признался, что общается с матерью, которую унес с горы вопреки обычаю. Главе пришлось признать, что он недооценивал старых людей. С тех пор пожилых родителей стали ценить и уже не занимались с ними сомнительным альпинизмом.

Гора эта существует. Камурикияма. Когда-то звалась (О)Убасутеяма. Кто-то говорит, что это две разные горы.

Этой осенью мне впервые довелось побывать там, где, по преданию, оставляли старух. По делам службы я ездил на плоскогорье Сига и на обратном пути решил посетить окрестности горы Обасутэяма. В Токура я попал уже вечером. Переночевал в местной гостинице, а утром нанял машину и отправился на станцию Обасутэ.
Машина ехала вдоль реки Тикума, затем свернула в сторону, и начался подъем на небольшую возвышенность.
— Как бы не было дождя, — прервал молчание пожилой шофер.
Небо и правду затянуло тучами, слегка похолодало, и казалось, вот-вот заморосит дождик.
Деревья на склонах гор были в осеннем наряде. Дубы и клены буквально пламенели, и лишь видневшиеся среди них одинокие сосны оставались зелеными.
Мы миновали деревню Сарасина. При каждом доме был огород, где росли лук и редька. Сразу за деревней обогнали нескольких старух. Они остановились у обочины, пропуская машину.
— Как много старух. Может быть, их здесь бросили? — пошутил я.
— Вряд ли, — возразил шофер, не поняв шутки, — Отсюда они без труда могут вернуться.
— В прежние времена здесь, вероятно, было пустынно.
— Пожалуй. Жилье отсюда слишком близко, чтобы оставлять здесь старух. Правда, теперь эти окрестности называют местом брошенных старух, но в действительности их оставляли на горе Камурикияма. Отсюда она не видна. Я покажу ее, когда проедем чуть дальше.
Упомянутая шофером Камурикияма известна в поэзии как гора, на которой оставляли старух в средневековье.
— А про гору Охацусэяма слышали? — спросил я.
Но шофер, видимо, ничего не знал об этой древнейшей Горе брошенных старух, а может, теперь ее иначе называют.
Спустя полчаса мы подъехали к станции Обасутэ, Я вышел из машины и в сопровождении шофера начал спускаться к храму Тёракудзи, откуда многие предпочитают любоваться луной. Теперь я шагал по той самой местности, которую неоднократно видел прежде из вагона электрички.
Листья на деревьях здесь тоже были по-осеннему красные.
Когда мы начали спускаться по довольно крутому склону, шедший впереди шофер остановился, о чем-то вспомнив, и, указывая рукой вдаль, сказал:
— Вон та гора и есть Камурикияма.
За холмами, среди которых приютилась станция Обасутэ, я увидел огромную гору, уходившую вершиной за облака. Послужила ли она прообразом Горы брошенных старух в упомянутом мною предании, не знаю. Гора была слишком высока, и взобраться на ее вершину было не просто. Я подумала, что, если бы моя мать увидела Камурикияма, она даже в шутку не пожелала бы, чтобы ее там оставили.
В воображении я создал свой образ горы, где оставляют старух, когда мысленно брел туда с матерью на спине. Мать же могла представлять ее совсем иной, может, как раз такой огромной и крутой, какой была Камурикияма.
Наверное, Гора брошенных старух такой и должна быть. Пожалуй, и те горы одиночества, с которыми связали свою жизнь Киёко и Сёдзи, были более похожи на крутую Камурикияма, чем на пологие холмы с деревьями в осеннем наряде, по которым я сейчас шел…
Спустившись пониже, я наткнулся на крупные камни. Время основательно стерло начертанные на них иероглифы, и трудно было понять, когда они написаны — давно или недавно. Видимо, авторы стихов воспевали красоту луны, которой они отсюда любовались.
Спускаясь по дороге, я увидел еще несколько подобных камней, разбросанных по склону холма. Я представил их себе освещенными лунным сиянием, но картина показалась мне почему-то неприятно-зловещей, далекой от утонченности.
Наконец дорога вывела нас на огромную скалу, которая называлась Старухин камень. Говорят, эту скалу назвали так в соответствии с поверьем, будто оставленная здесь чья-то старая мать превратилась в камень. Эта скала тоже показалась мне зловещей. Но отсюда открывался удивительно красивый вид на равнину за храмом Дзэнкодзи. Внизу протекала река Тикума, там и сям по одноцветной желтой равнине были разбросаны деревеньки, а кроны деревьев на склонах гор за рекой пылали красными кострами осени.
Крутые каменные ступени, высеченные в скале, покрывал ковер кроваво-красных листьев клена, а тесный дворик храма Тёракудзи, к которому вели ступени, был весь желтый от листьев гинкго. Перед храмовой кухней играли дети. Больше вокруг не было ни души, и, сколько мы ни звали кого-либо из служителей храма, никто не появился.
"Обасутэяма - гора, где оставляют старух" Иноуэ Ясуси

Мы уже не узнаем правду, но интересно то, что само явление все же имело место быть в нашем мире. Открываем труд Д.К. Зеленина "Восточнославянская этнография" :

Обычай (выбрасывание трупа в глухие, пустынные места) господствовал раньше у украинцев: немощных стариков отвозили зимой в глухие места и спускали на куске коры вместо саней в враги, а иногда оставляли в пустых домах. Там старики погибали от холода и голода, причем тех, кто умирал в ямах и оврагах, очевидно, не хоронили. Ф. Волков склонен считать, что в основе украинских рассказов об этом лежат не факты, а сказочные мотивы, позаимствованные у монголов или кавказских народностей. Однако П. Литвинова сообщает о таком случае, свидетельницей которого она была, в Глуховском уезде Черниговской губ. в деревне Землянка.

@музыка: Сурганова и Оркестр "Не бойся, милая"

@темы: обряды и традиции, японские кладбища, кинематограф, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

Kriegsgräberstätten, Düsseldorf

[Паучишко]

Военное кладбище в районе Кайзерсверт (Kaiserswerth), г.Дюссельдорф, Германия.

+2

И, кроме того, очень интересные местячковые захоронения (лютеранские)...

+3

Итого - 30 кадров, как обычно в альбоме на ЯФ.

@темы: немецкие кладбища

---

Большое кладбище, Рига

[Паучишко]

Из-за эпидемии чумы российское правительство при Екатерине Второй запретило захоронения умерших в церквах, и созрела необходимость создания нового большого кладбища. И вот в 1773 году было открыто Lielie Kapi - большое кладбище, которое находилось в то время на расстоянии трёх километров от городской стены Риги. В момент открытия кладбища по приказу Екатерины Второй обширная территория была поделена между лютеранскими захоронениями, католическим кладбищем Екаба, и православным Покровским кладбищем. Иоганн Цигер, садовник, создавший оранжереи на Ганибу Дамбис, в 1821-23 годах посадил на кладбище первые деревья, обустроил газоны с клумбами и наметил тропинки и центральную дорогу, которая вела к площади на улице Миера. Тропинки кладбища долгие десятилетия посыпали опилками с хвоей. С тех пор в Латвии появилось выражение «уйти по хвойной дороге».
До 1957 года на Большом кладбище ещё хоронили покойников и ставили надгробья. Сегодня территория Большого кладбища занимает площадь 22 гектара и принадлежит Латвийской евангелической лютеранской церкви.

Фотографии были сделаны частично на кладбище Екаба, а в основном - на Покровском. Надо сказать, во время посещения мне несказанно повезло и с погодой, и с настроением: встречать свой день рождения, гуляя по такому прекрасному и умиротворенному месту, - непередаваемо. Жаль было только, что очень многие надгробия безнадежно разломаны...

+9

60 кадров в альбоме на ЯФ.

@темы: прибалтика

---

Базилика Св. Кастора

[Паучишко]

В славном городке Кобленц, что в Германии, находится красивейшая базилика Св. Кастора. Первый вариант базилики Святого Кастора освятили в 836 году. На богослужении по ее освящению присутствовал король Людовик I Благочестивый. Именно в ней были проведены предварительные переговоры, которые привели к заключению в 843 году в Вердене договора, который привел к превращению империи франков во Францию, Германию и, через 1000 лет - Италию. В 11-13 вв. базилика достраивалась приблизительно до современного вида.



Внутри базилики имеются, среди прочего, великолепные надгробия трирских архиепископов Kuno von Falkenstein (1388) и Werner von Koenigstein (1418). Однако, внутрь нам попасть не удалось. Зато удалось рассмотреть плиты, размещенные слева об базилики - на заборчике, и по внутренней стене - в небольшом саде. Традиционно не нашла, чьё это))

+10

@темы: немецкие кладбища

---

Поморские традиции

[The Highgate Vampire]

Поморы — субэтнос русского народа, потомки древних русских поселенцев, селившихся начиная с XII века на юго-западном и юго-восточном побережье Белого моря. Этноним произошёл от названия юго-западного побережья Белого моря — Поморский берег. В период с XII века по XV век Поморье было колонией Великого Новгорода, откуда и происходило большинство поселенцев. Поморы частично ассимилировали автохтонное финно-угорское население.

Голбец — поморское деревянное надгробие, в виде «домика» с окошком и столбом с крышей и встроенной в него иконкой «выговского литья». Обряд похорон у поморов существенно отличался от великорусского. Так, по достижении тридцатилетнего возраста каждый помор делал себе гроб, который хранил обычно на повети или чердаке до самой смерти. Кроме того, полагалось сшить себе саван (каждый шил его собственными руками). После смерти и «отпевания» гроб с покойником выносили из дома через поветь или «нижни вороцца» в хлеву (выносить через входную дверь было плохой приметой). На кладбище гроб несли на жердях. По пути на кладбище обязательно нужно было перенести гроб через ручей или речку. На столе, где в избе лежал покойник клали камень, который лежал сорок дней после похорон, после чего камень закапывали на улице перед домом. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный — Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается.
- Как долго веник стоит?

- Вот когда уносят тело, повезут хоронить. Другие люди приходят, ну которые обед варят, всё убирают, столы ставят и веник в печку. И печку растопляют, разжигают веником. Веником всё выметут. Лёд вынесут и этим веником это место выметут и потом сжигают. Вот за столом место есть, где стоит на тарелке стопка и чёрный хлеб в том месте. В углу камень, где лежал покойник. И это до сорокового дня или до девятого дня стоит.
(д. Нижняя Золотица. Я.Пахолов, 1983 г.р.)

Посещая кладбище, родственники приносили к окошку в гробнице еду, окуривали могилы дымом (грели покойников), били глиняную посуду, оборачивали столбы голбцов полотенцами — все это отголоски дохристианских жертвоприношений у поморов.
В отличие от великорусской традиции поморы не ставили на могилы крестов. Большой резной крест «всех усопших» с религиозными надписями ставили посреди кладбища или у его входа (напоминает традицию в Бретани). Одна из таких надписей на несохранившемся до наших дней большом кресте в селе Кулой (Пинежский район) гласила: «Вот дверь, за которой тайное становится явным, войдешь в нее, и откроется, не то что кажется, но то что есть».

Кроме того, поморы ставили большие обетные кресты по всему Поморью. Кресты также выполняли у поморов функции навигационных знаков «гуриев».
К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне — избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей — стоял крест «на добычу» — чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека — благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.
Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо оттого, был ли это крест по обету или просто мореходный
знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.
Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю — ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест.
В Поморье распространены обетные кресты (по-местному, — «заветные», «обветные», «обетованные»). Их ставили по обету после возвращения с моря или после болезни около домов, на берегу моря, около тонских избушек (см. цветную вкладку). Один из крестов сохранился в Нижней Золотице около дома А.М. Каплуновой. После возвращения с моря по обету ходили на Соловки.
Календарь, который поморы обычно брали с собой на промысел или в дорогу, представлял четырехгранный, шестигранный деревянный или костяной брусок длиной до полуметра. На нем чертами и зазубринами обозначались простые дни и дни праздников. Праздники имели символические обозначения. Например, дни солнцестояния обозначались высоким и низким солнцем. День, когда холод покатится обратно на север — санями, прилет птиц — птицей, русалий — деревом, день выгона скота — конем. Дни, посвященные Матери-Земле, содержали древний, пришедший к нам из античности, символ Земли — крест в круге. ©

-Похоронные обряды-

Основные функции похоронного обряда на Севере очень долго оставались устойчивыми. В отличие от родильных и свадебных погребальные обряды более консервативны, так как отражают медленно изменявшиеся представления о смерти. Особенность этих обрядов в том, что они ориентированы на обеспечения "благополучия" в загробном мире для умерших и на обеспечения благополучия для живущих на Земле.
Обряды похоронные были направлены на подготовку человека к переходу в мир иной, совершению похорон, согласно принятой обрядности, и завершались поминальным циклом обрядности. Как и любой "переходный" обряд они содержали блок запретов и предписаний, направленных на предохранение человека от безвременной смерти, начинавшийся до начала подготовки к смерти. Заранее к смерти готовились только люди пожилого возраста. Женщины покупали церковные свечи и похоронные молитвы в церквях, шили погребальную одежду, мужчины изготовляли специальную обувь без каблуков. Плотники заранее готовили для домашних гроб и намогильный знак. Слишком долгую жизнь старика не приветствовали. Считалось, что люди старше 90 лет, продолжают жить на этом свете за счет жизней более молодых родственников и соседей.
У смертного одра умирающего положено было собираться родственникам, чтобы выслушать последнюю волю старика. Обычной была практика просить передать приветы на тот свет ранее умершим родственникам и знакомым. Для облегчения смерти человека могли положить на пол вдоль половиц, ногами к двери, приподнять половицу или потолочину в избе, чтобы открыть выход душе из дома. Поморы стреляли холостым зарядом из ружья в матицу дома.
Установив факт смерти, занавешивали окна в избе с обеих сторон от божницы, чтобы люди знали, что в доме покойник. Сразу посылали кого-нибудь за родственниками, причитальщицей и теми, кто по завету умершего омоет мертвое тело. За омовение и обряжение мертвого тела полагалось угощение чаем и приглашение на поминки 9-го и 40-го дней. Первую ночь усопшего держали на лавке в избе, затем тело перекладывали в гроб. Каждому входящему причитальщица причитывала, слезно рассказывая об усопшем и вызванным этим событием горе в семье. Каждый входящий после этого кланялся усопшему, просил у него прощения. Считалось, что пока тело не погребено. Душа его находиться рядом, все видит и слышит.
При выносе тела душу пытались спугнуть с ее места грохотом кочерги или перевернутой скамейки. Дом по выносу окуривали дымом ладана. Пол заливали водой, "чтобы покойник в дом не возвращался". Гроб уважаемого человека несли на руках до самой могилы. Перед опусканием в могилу гроба с тела умершего снимали икону, клали в гроб огарки от свечей, теплые и другие вещи (табак, бутылку водки), если на то была прижизненная просьба усопшего. После закапывания гроба на могиле устанавливали обычно временный намогильный знак, а к знаку прибывали "слезный" платок, которым в последний раз обмахивали лицо покойника (иногда, этот платок принято было вкладывать в гроб перед погребением).
Основными поминальными днями были 3-й, 9-й и 40-й дни. Богатые люди отмечали 20-й день и пол года со дня смерти. Отмечалась обычно и годовщина, тогда в последний раз на стол ставился столовый прибор с угощением для умершего. Соблюдение установившихся ритуальных действий издавна считалось важным делом для судьбы души в загробном мире, а следовательно было моральной обязанностью родственников по отношению к умершему. Выполнение этой обязанности контролировалось общественным мнением и убеждением, что душа покойного может наказать родственников, принести несчастье хозяйству, если что-то будет сделано не так.
© (похоронные обряды в Карелии)

@темы: обряды и традиции, погребальные сооружения, поверья и приметы, российские кладбища, атрибуты погребения и похорон

---

Paint It Black

[The Highgate Vampire]

Музыка — Кит Ричардс, слова — Мик Джаггер. То есть нет. В Лос-Анджелесе в марте 1966-го после трех дней, проведенных в королевстве Фиджи, группа The Rolling Stones сочиняла какой-то фанк, но встретила в студии некого джазмена с ситаром — и решила тоже сыграть на необычном инструменте. То есть нет. Известно ведь, что Брайан Джонс открыл для себя ситар после встречи с Джорджем Харрисоном, которая случилась незадолго до того. То есть снова нет. Ведь основу «Paint It Black» придумал басист Билл Уайман, которого посадили играть на электрооргане. То есть опять нет. Сам Уайман все отрицает — он не сидел за инструментом, а просто бил кулаками по его педалям с целью получить более глубокий звук. И вообще — ритм пляски цыганского табора на еврейской свадьбе подсказал, по словам барабанщика Чарли Уоттса, сам Мик Джаггер. Хотя Уоттс точно не помнит — может, они тогда все просто много слушали альбом «Going to a Go-Go» группы The Miracles?
Судя по интервью великих рок-н-ролльных мистификаторов, о записи «Paint It Black» известно немало подробностей — но все они, видимо, навсегда, закрашены черным цветом.
Текст все-таки написал Джаггер. Слова навеяны то ли популярным оккультными писателем Деннисом Уитли, то ли Диланом, то ли «черными полотнами» авангардиста Эда Рейнхардта (а скорее, всеми сразу). По версии автора, песня — в лоб — о скорби и утрате: ряды машин, цветы, вечное невозвращение; в общем — «дохнула жизнь в лицо могилой». Но тут опять загадка: почему именно красную дверь так хочется увидеть в черном цвете? Кто-то считает ее входом в англиканскую церковь — тогда, понятно, в ход идут сатанинские коннотации. Кто-то вспоминает, что красные двери обычно бывают у борделей. Кто-то видит за ней коммунизм. Войну во Вьетнаме и «Paint It Black» тесно связали только в конце 80-х — разумеется, после ее включения в титры «Цельнометаллической оболочки». Американские ветераны, однако, вспоминают, как много значила песня для них собственно в 60-е — потому что слишком хорошо совпадала с окружающей обстановкой.
В ее честь называли альбомы, группы, книги; ее спел легион панков и металлистов всевозможных направлений; прочтений «Paint It Black» в мире вообще какое-то невероятное количество — от самых ортодоксальных до самых неузнаваемых. Каждый понимает ее по-своему, но каждый понимает — «Paint It Black» выткана из боли и из страсти, она про самое сильное, про то, что очень хорошо знакомо почти каждому. Песня-траур, песня-горе — и вместе с тем песня-торжество; песня о неприятностях — с которыми, как писал один известный автор, действует правило: «чем скорее вы коснетесь дна, тем быстрее выплывете на поверхность». Песня человека, который явно в курсе положения вещей, который вышеупомянутого дна вот-вот коснется, но точно выплывет на поверхность — неизвестно, правда, живым или нет. ©

I see a red door and I want it painted black
No colors anymore I want them to turn black
I see the girls walk by dressed in their summer clothes
I have to turn my head until my darkness goes

I see a line of cars and they're all painted black
With flowers and my love both never to come back
I see people turn their heads and quickly look away
Like a new born baby it just happens every day

I look inside myself and see my heart is black
I see my red door and it has been painted black
Maybe then I'll fade away and not have to face the facts
It's not easy facin' up when your whole world is black

No more will my green sea go turn a deeper blue
I could not foresee this thing happening to you
If I look hard enough into the settin' sun
My love will laugh with me before the mornin' comes

I see a red door and I want it painted black
No colors anymore I want them to turn black
I see the girls walk by dressed in their summer clothes
I have to turn my head until my darkness goes

I wanna see it painted, painted black
Black as night, black as coal
I wanna see the sun blotted out from the sky
I wanna see it painted, painted, painted, painted black

@темы: нотки вечности (музыкальные полотна)

---

Оптография: убийца в глазах убитого

[The Highgate Vampire]

Успехи врачей при обследовании трупов убитых привели к возникновению многочисленных легенд и мифов. Одна из таких наиболее распространенных и живучих легенд — это легенда о том, что в глазу убитого отпечатывается портрет убийцы.
Легенда эта нашла отражение в сюжете романа Жюля Верна "Братья Кип".
Описывая убийство капитана Гарри Джибсона, Жюль Берн упоминает о фотографическом снимке, сделанном с еще оставшихся открытыми глаз убитого. Этот снимок сыграл решающую роль в оправдании братьев Кип, невинно обвиненных в убийстве, и изобличил подлинных убийц — матросов Фляйджа Больта и Уина Мода, чьи образы, запечатленные на сетчатке глаз убитого, отобразились на фотоснимке.
Насколько велика была вера в реальность оптографии (так называли явление сохранения изображения убийцы в глазах трупа), показывает следующий случай. В январский вечер 1873 г. в Петербурге произошло убийство иеромонаха Александро-Невской лавры Иллариона. Вот каким образом И. Д. Путилин, очевидец тех событий, рисует один из моментов осмотра места происшествия:
"Отойдите, господа, в сторону! — обратился к нам доктор. Мы отошли от окна. Доктор низко склонился над трупом и пристально-пристально стал всматриваться в мертвые глаза Иллариона.
Прошло несколько томительных минут.— Простите, доктор,— начал прокурор,— почему вы так пристально смотрите в глаза убитому? — А вы не догадываетесь? Видите ли, некоторые современные ученые Запада в области судебной медицины сделали весьма важное и ценное открытие. Оказывается, по их наблюдениям, что в иных случаях глаза убитых, подобно фотографической пластинке, запечатлевают образ убийцы.
Случается это тогда, когда предсмертный взор жертвы встречается со взглядом убийцы... К сожалению, в данном случае этого, очевидно, не произошло. Зрачок — тусклый, потемневший... да... да ничего, ровно ничего не видно".
Интересно, на какие "научные открытия" ссылался доктор? В 1876 году немецкий физиолог Франц Бол обнаружил в палочках сетчатки лягушки ярко-красный пигмент, позже названный зрительным пурпуром или родопсином. Пигмент этот терял свою окраску под влиянием ярких лучей света, что являлось начальным этапом реакций, которые завершались палочковым зрением.
Особенно большой интерес к изучению родопсина проявила Гейдельбергская лаборатория, руководимая профессором В. Кюне. Кюне понял, что, используя пигмент, который обесцвечивается на свету, можно сделать фотографию с помощью живого глаза. Он назвал этот метод оптографией, а полученные с его помощью снимки — оптограммами.
Одна из первых оптограмм Кюне была получена следующим образом. Белый кролик был фиксирован в положении, при котором голова была обращена к решетчатому окну. После этого животному отсекли голову, вынули глаза, сетчатку фиксировали в растворе квасцов. На следующий день Кюне увидел на сетчатке картину окна с четким рисунком решетки.

One of Kühne's rabbit optograms from 1878

В ноябре 1880 года Кюне исследовал сетчатку казненного преступника. Через десять минут после казни он вынул целиком сетчатку из левого глаза и получил четкую оптограмму, напоминающую ступени лестницы.
Однако окончательно определить, что означает полученная оптограмма, Кюне так и не смог.
Открытием Кюне сразу же заинтересовались органы, ведущие борьбу с преступностью. Обер-полицмейстер Берлина Модай приказал исследовать глаза одного из убитых с целью открыть личность убийцы. Исследование было произведено, сетчатка сфотографирована, оптограмма изготовлена, но изображения убийцы на ней не оказалось. Тем не менее открытием Кюне воспользовались охотники до сенсаций — газетные репортеры. В газетах и журналах разных стран стали появляться сообщения о том, что доказана возможность установления личности убийцы по отпечатку в глазу убитого. Однако все эти сообщения при ближайшем анализе оказались газетными утками. Иногда репортеров вводили в заблуждения и сами следователи, выдавая желаемое за действительное.
Подводя итог столетнему хождению легенды об оптографии, можно с полной уверенностью констатировать, что хотя фотографирование с помощью родопсина в принципе и возможно, но у него нет будущего в области практики. Во-первых, возможно фиксирование сетчатки только очень ярких и контрастных изображений (типа решетки Кюне), но никак не фотографических портретов. А, во-вторых, даже для получения и таких примитивных изображений необходима немедленная после наступления смерти фиксация сетчатки в химических реактивах.
Поэтому основной интерес изучения феномена родопсина заключается в исследовании проблем химии зрения, что никак не может быть связано с вопросами криминалистики. С. Рязанцев "Танатология - наука о смерти"

В конце XIX столетия газеты заголосили о перевороте в криминалистике. В 1891 год в Петербурге проходила фотографическая выставка. Некто Фортейль экспонировал снимок, сделанный им в Саратове по делу об убийстве семьи Белоусовых. По просьбе следователя Ушакова фотограф сделал снимок с двухглазова Белоусова и одного его жены Анны. Именно последний и зафиксировал образ убийцы. Да так четко, что был похож на слегка смазанное фото. Правда, Фортейль признался на докладе в Петербургском фотографическом обществе, что ретушировал нагатив.
Господин Фортейль рассказывал посетителям выставки, что по этому снимку был найден убийца бедной солдатки. Если это соответствовало действительности, то это был первый в мире случай такого рода! Экспонат Фортейля произвел сенсацию не только в России, но и в научных кругах Европы. Им сразу же заинтересовались специалисты. Научные журналы запестрели аналитическими статьями на эту тему, в Русском техническом обществе, Обществе распространения технических знаний и Петербургском фотографическом обществе были сделаны доклады и сообщения. Подлинность снимка подтверждалась прокурором Саратовского судебного ведомства и научной общественностью. «Портрет убийцы отразился на зрачке так ясно, как на фотографической карточке», — писала в 1891 году газета «Сын Отечества». Но были и скептики, объяснявшие наличие на диапозитиве портрета убийцы обычной ретушью.
Доктор медицины И. И. Талько решил провести собственное расследование этой истории. Подняв следственные материалы в Саратове, он выяснил следующее: убитых было двое — это были супруги Белоусовы. Это произошло 23 декабря 1878 года в 9 часов вечера. В одном из протоколов значилось, что у Якова Белоусова прозектором были вынуты оба глаза, а у Анны Белоусовой — только один, как лучше сохранившийся. Затем эти глаза были переданы фотографу Ушакову «для фотографического снятия с прозрачной роговой оболочки могущего быть на ней изображения». О дальнейшей судьбе этих глаз, а также о полученных изображениях в уголовном деле более ничего сказано не было. Следствие велось долго, убийца найден не был и его прекратили за нерозыском преступника. То есть господин Г. Фортейль своим экспонатом на фотографической выставке просто выдавал желаемое за действительное.
За разъяснениями доктор Талько обратился к родоначальнику оптографии профессору Кюне. Тот не замедлил ответить, что в результате своих опытов он убедился в том, что изображения перед глазами человека все время меняются и ясно их различить нельзя, фиксируются же на сетчатке глаза лишь неподвижные предметы. В конце своего расследования доктор Талько пришел к выводу, что оптография в судебном деле есть не более чем неосуществимая мечта.

Через несколько лет всеобщий интерес привлекло сообщение из Бельгии. В январе 1895 г. в г. Генте профессор медидины Денефф наблюдал чрезвычайно интересный факт. Дежурный по госпиталю студент-медик сообщил ему, что в одной из палат лежит больная женщина «с цифрами в глазах». Профессор вначале принял его слова за шутку, но затем убедился, что студент не шутит, и отправился к больной. К огромному своему удивлению Денефф увидел то же, что и студент. В одном глазу женщины, при внимательном наблюдении, различалась цифра 10, а в другом – 45. С глаз сняли фотографии и убедились, что зрение не обманывало ни студента, ни профессора. На фотографической пластинке отчетливо обозначились обе цифры.

Все расспросы больной о причинах и обстоятельствах возникновения странных цифр остались безрезультатными. Они были ей не известны. Загадка стала еще более любопытной после того, как выяснилось, что цифры передались по наследству. Они наблюдались и в глазах дочери больной женщины, правда, в более слепом виде.

Возникала надежда, что тайна условий устойчивой фиксации в глазу внешних предметов, производящих впечатление на человеческий глаз, будет рано или поздно раскрыта. Время от времени появлялись публикации с сообщениями о новых фактах. Так, например, журнал «Жизнь и искусство» в 1896 г. поместил корреспонденцию, в которой говорилось: «В местечке Вопраке Полтавской губ. Гадячского уезда убита была семья содержателя постоялого двора Гершеля. При производстве следствия был вызван фотограф из Полтавы, который снял фотографии со всех убитых. Племянника Гершеля Лейбу Порицкого нашли с открытыми глазами и после фотографирования с применением рентгеновских лучей на негативе в его глазах был замечен человек в белой рубахе, но лицо ясно нельзя было различить. Этой фотографией намереваются пользоваться при розысках разбойников».
Один журнал справедливо замечал: «О рентгеновских лучах столько писалось и говорилось, предмет этот в настоящее время так разжеван, что просто обидно читать подобные вещи. Неужели же такой курьезный документ будет иметь какое-либо значение при судебном разбирательстве».
Прошло более трех десятилетий, и вновь возникла надежда, что оптография разгадала загадку возникновения и условий фиксации отпечатков в глазу. В декабре 1924 г. в Германии произошло зверское убийство восьми человек. Газеты сообщили, что на сетчатке глаза одного из трупов удалось различить миниатюрную фотографию убийцы с поднятым топором.
Сообщение обошло газеты всего мира, в том числе было повторено и в русских газетах. Но и на этот раз желаемое было выдано за действительное. Сообщение оказалось не более чем выдумкой досужих репортеров. В действительности убийца не мог быть запечатлен в глазу убитого хотя бы потому, что удар он наносил сзади.
Однако сообщение и на этот раз привлекло внимание ученых. Вопрос об оптографйи снова стал предметом обсуждения. Немецкий проф. Г. Пооп высказал на страницах журнала «Umschau» («Обозрение») следующие соображения: изображение внешних предметов, рисующихся на сетчатке глаза, сохраняется в живом глазу в продолжении примерно одной трети секунды, после чего исчезает, так как разложенный световыми лучами зрительный пурпур вновь восстанавливается. Внезапная смерть приостанавливает процесс восстановления, поэтому у некоторых убитых животных, сетчатка которых богаче зрительным пурпуром, нежели сетчатка человеческого глаза, удавалось обнаружить на сетчатке изображения ярких предметов, виденных животными перед смертью. Г. Пооп делал вывод о том, что теоретически фиксирование в глазу внезапно умерших отпечатка предметов, пристально рассматривавшихся ими непосредственно перед смертью, вполне возможно. Фактически, отмечал Г. Пооп, ни одного подобного случая в глазу человека еще не было удостоверено. Тем не менее Пооп не считал задачу безнадежной. Он рекомендовал настойчиво продолжать поиски отпечатков в глазу убитого, используя в этих целях новейшие технические достижения и попытался сам дать рекомендации технического порядка.
О том, что при определенных условиях глаз человека может видеть то, что другим людям видеть недоступно, показал сенсационный случай, произошедший в 1978 г. в Донецкой области. Работница лесного склада шахты «Петровская» Ю. Ф. Воробьева подверглась электротравме током высокого напряжения (380 вольт). Признаков жизни она не подавала и тело поместили в морг. Через день, перед вскрытием трупа, выяснилось, что Воробьева жива. От прикосновения хирургического инструмента из тела брызнула кровь, и «умершая» зашевелилась. Однако надежды на то, что она останется жить, не было. Тело ее было черным, хрусталик левого глаза оказался сожженным, дар речи отсутствовал, сознание не возвращалось. И все же жизнь победила, правда, победа досталась Воробьевой дорогой ценой. Через две недели сознание вернулось, но страшные боли и полная бессонница мучили ее полгода.

В последние годы зарубежные ученые вновь вернулись к проблеме оптографии. Активную исследовательскую работу в этой области ведут, в частности, ученые ФРГ.
Большинство фантазий Жюля Верна уже давно стало реальностью. Может быть, и эта его фантазия не будет исключением. То, что не осуществимо сегодня, нередко становится возможным завтра.

Существует и фильм на тему: Изображение смерти:
В начале XVII века, задолго до изобретения фотографии, итальянский учёный Джироламо был одержим идеей точного запечатления момента времени в картинке. Опытным путём Джироламо выяснил, что на сетчатке только что убитого человека отображается последний виденный им перед смертью образ, который после хирургического отделения сетчатки можно перенести на бумагу. Сам Джироламо назвал этот изуверский способ «танатографией». Спустя несколько сотен лет в современном европейском институте кинематографии начинают происходить убийства, имеющие подозрительно много общего с танатографическими изысканиями Джироламо.

@темы: кинематограф, Жизнь тела после смерти

---

Рундук Дэви Джонса

[The Highgate Vampire]

Yo ho, yo ho, the pirate life,
The flag o' skull and bones,
A merry hour, a hempen rope,
And hey for Davy Jones.
J. M. Barrie "Peter and Wendy"

Рундук Дэви Джонса (англ. Davy Jones’ Locker) — идиома, на сленге британских моряков от XVIII века до наших дней — иносказательное название могилы моряков.
Дэви Джонс считается злым духом, живущим в море, а его рундук — это океан, принимающий мёртвых моряков. Выражение «рундук Дэви Джонса» стало известно широкой публике из произведения английского писателя Тобиаса Смоллета «Перегрин Пикл». Тобиас Смоллет в своей книге пишет о том, что "тот же самый Дэви Джонс, согласно поверью моряков, является дьяволом, повелевающим всеми злыми духами пучины":
This same Davy Jones, according to sailors, is the fiend that presides over all the evil spirits of the deep, and is often seen in various shapes, perching among the rigging on the eve of hurricanes:, ship-wrecks, and other disasters to which sea-faring life is exposed, warning the devoted wretch of death and woe.
Некоторые авторы, как утверждает Жан Рогожинский, связывают происхождение этого выражения с жизнью и деятельностью пирата XVII века Дэвида Джонса, разбойничавшего в водах Карибского моря.
Согласно легендам, ходившим среди английских моряков, Дэйви Джонс – это морской дьявол, известный также под именем Дьявол Джон. И живет он в темной пучине, на самом морском дне. Дэйви Джонс - злое воплощение моря, он обычно появлялся во время штормов и предрекал неминуемую гибель.
По одному из преданий, у Дэйви Джонса действительно есть морское чудовище - кракен, которым он может управлять. Из пасти кракена воняет как от тысячи разлагающихся трупов, и все, кого он убивает, умирают с этой вонью.
А «сундук Дэйви Джонса» буквально означает морское дно, на котором покоятся души утонувших моряков. Впервые о нем упоминается еще в середине XVIII века - как о сундуке, в котором хранились корабельные навигационные приборы.
Часто ошибочно называется Сундуком Дэви Джонса. Правильным является рундук, слово из морской терминологии.
Образ Дэви Джонса смешивается с легендой о Летучем Голландце в серии современных фильмов «Пираты Карибского моря».
Первое негативное упоминание этого персонажа можно встретить у Д. Дэфо:

Some of Loe's Company said, They would look out some things, and give me along with me when I was going away; but Ruffel told them, they should not, for he would toss them all into Davy Jones's Locker if they did.
Daniel Defoe "Four Years Voyages of Capt. George Roberts" (1726)

Если о ком то говорили, что его послали в сундук Дэви Джонса, это значило ,что этот кто-то погиб в море.
Если пират чего-то пугался, о нём говорили, что он нахватался Дэвисов или Джонсов.
Имя "Дэви" - это либо искажённое "даппи", как называли духов и привидения в вест-индийских народных преданиях, либо оно как-то связано со святым Давидом (Дэвидом) покровителем Уэльса, который в народе был известен как Дьюи. Другие источники отсылают к песенке 1594 года "Эль у Джонса всегде свежий", герой её - владелец таверны, по легенде запирал пьяных матросов в своём сундуке, а потом топил в море. Некоторые версии этой легенды говорят, что моряк был волен выбирать - сразу умереть или сто лет служить Дэви Джонсу. Д. Карпентер "Пираты - бич морей"
-Версии о происхождении персонажа-
"Настоящий" Джон Дэвис

Дэви Джонс, рисунок Джорджа Крукшенка 1832 года, согласно описанию в книге Тобиасa Смоллеттa «Приключения Перегрина Пикля». Изображённая фигура является мистификацией, созданной тремя друзьями (Пайпс, Перри и Пикль), чтобы для забавы напугать г-на Трунниoнa, см.:T. Smollett The Adventures of Peregrine Pickle. — London: D. Wilson, 1751. — 66 с


Davy Jones's Locker, by John Tenniel, 1892

Прослушать или скачать Nolwenn Leroy Davy Jones бесплатно на Простоплеер

@темы: нотки вечности (музыкальные полотна), поверья и приметы, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы), Прогулки с Бароном (Мифологические образы Смерти), Haunted