Joel-Peter Witkin
Джоел Петер Уиткин (родился в 1939, американец) – фотограф. Более двадцати лет интересуется духовностью человека и ее воздействием на физический мир. Находя красоту в пределах гротеска, Уиткин изучает эту сложную проблему через людей, чаще всего отвергнутых обществом – гермафродитов, инвалидов, людей с физическими недостатками, фетишистов. Его фотографии бросают вызов традиционному пониманию красоты и благопристойности. В своих работах он часто ссылается на знаменитых живописцев – Босха, Гойю, Веласкеса, Ботичелли, Пикассо.
Накануне открытия ретроспективной выставки в Guggenheim Museum в Нью-Йорке фотограф дал интервью Майклу Сэнду.Если фотографию определить как искусство запечатления теней, то стекло в этом случае – посредник, способствующий фиксации теней на пленке. Для Джоела Питера Уиткина, чьи проработанные до мелочей произведения отражают крайности жизни и смерти, со стеклом связаны давние воспоминания.
«Олденберг как-то назвал стекло «молнией в песчаной ловушке», - говорит Уиткин.
Стекло
Помимо меня, у отца было и четверо "законных" сыновей. Все они стали стекольщиками и мне приходилось помогать им в работе. Прежде, чем вставлять новые стекла, старые нужно было выколачивать из рам. Так что моя работа состояла в том, что я бил стекла. Конечно, у нас тогда не было ни защитных очков, ни других средств безопасности. В результате через пару часов работы один из осколков попал мне в глаз. Отец вытащил его. Помню его огромные руки. Спичкой он отогнул мне ресницы – его руки пахли оконной замазкой, табаком и грязью – и вытащил осколок, засевший в глазу и причинявший мне невыносимую боль. Но это был единственный раз, когда мы с ним близко общались, если не считать тех случаев, когда он приходил к нам поговорить с моей матерью. Обычно они говорили о деньгах и тому подобных вещах – ему приходилось платить алименты. Впоследствии он заходил еще, и показывал принесенные с собой странные фотографии.
Отец подзывал меня и показывал вырезки из журналов Life и Look, Daily mirror, News (он не читал New York Times). Мне тогда было что-то около пяти лет, и, когда он показывал мне эти снимки, я понимал - он хотел сказать мне, что, хотя сам не способен создать что-нибудь подобное, но, возможно, он сможет косвенно поучаствовать в этом с моей помощью. Я смотрел на него молча, но мы оба знали, что я постараюсь.
По-моему, фотография способна оказывать столь сильное влияние на людей потому, что в отличие от других визуальных искусств, например, телевидения или кино, изображение на фотографии неподвижно. Мне кажется, человек становится фотографом, потому что хочет охватить весь мир и сжать его в один неподвижный образ. Подобно тому, как некто, желающий сообщить что-то важное, хватает вас в охапку и держит, смотря вам в лицо. Отсюда и сила застывшего на снимке изображения.
Прозрачность
Мы рождаемся без одежды, и вообще-то должны жить также без одежды – не буквально, а в смысле открытости и честности. Я перевидал сотни людей, лежащих на столе в морге. Иногда среди них попадаются красивые женщины, которые и после смерти сохраняют свою красоту – и, сталкиваясь с этим, испытываешь потрясение. Такие вещи врезаются в память – раз за разом ты видишь человеческие останки, и понимаешь неизбежность такого финала человеческой жизни.
Когда я работал над Glass Man, я остался в Мехико на 4 дня сверх запланированного срока, потому что в морг не поступало тел, подходящих для моих съемок. Когда привозят найденные на улицах трупы, иногда возникают сомнения относительно причины смерти. Случается, уличных бродяг находят спустя несколько дней после смерти, и тогда очень сложно выяснить, что случилось.
Водители, работающие в морге, каждый день совершают выезды, чтобы забирать трупы. Найденное тело просто кидают в машину лицом вниз, нос при этом ломается. В машину влезает около шести трупов, они лежат друг на друге, некоторые из них уже раздуты. По возвращении их вытаскивают, записывают особые приметы, одежду снимают и уносят, записи архивируют.
Задержавшись в Мехико на несколько дней, я чувствовал, что должно произойти какое-то событие. Мне позвонили - на последнем выезде в последний день перед моим отъездом, нашли четырех человек. Я вместе с переводчиком отправился в больницу на съемку. Один из найденных был сбит машиной, и оказался в ужасном состоянии. Другой, старик, выглядел не лучше. Третьего зарезали. На этот раз ни у кого не были сломаны носы, так как рабочие действовали аккуратно, зная о моих съемках. Четвертый – полная развалина, тоже совершенно неприглядного вида. Иногда, едва взглянув на труп, можно понять, каков был человек при жизни. Тем не менее, когда я увидел этого последнего, я сказал «он мне нужен». Был уже канун Рождества, и на улицах было полно народа, все готовились к празднику.
Я находился в помещении с мертвецом. Я подпираю его, вкладываю рыбу ему в руку, проверяю свет. Выпрямив его, я делаю несколько снимков, просто так, на всякий случай. Затем я готовлю тело к вскрытию. И вот, во время вскрытия, он начинает изменяться! Лежа на столе, он меняется. Я обращаюсь к переводчику – мексиканцу, умнейшему человеку, и оказывается, что он видел то же самое. Переводчик говорит «сейчас он предстоит перед судом. Прямо сейчас». Неожиданно оказывается, что лежащий человек – уже не прежний бродяга. С ним только что произошло какое-то превращение, пока он лежал на столе. Я говорю лаборанту: «Не надо смывать с него кровь по завершении вскрытия. Пусть остается».
Обычно при вскрытии вынимают мозг из черепной коробки. Иногда его возвращают обратно, или набивают мозговую полость тряпками, газетами – может, и Daily News, чтобы сохранить форму головы. На этот раз они поместили мозг обратно. Когда его держали в руках, я сказал – посмотри на этот мозг – в нем, возможно, гнездились мысли, полные злобы, но, во всяком случае, этот человек уже дал ответ перед судом и сейчас пребывает в другом обличье.
Когда вскрытие закончилось, я переместил тело в комнату, которую вы видите на снимке, и, усадив на стул, фотографировал в сидячем положении. Я провозился с ним часа полтора, в результате он выглядел почти как святой Себастьян. В нем появилось изящество. Могу поклясться, что его пальцы удлинились наполовину. Я никогда не видел людей с такими длинными пальцами. Как будто он тянулся в бесконечность.
Человечество и духовность
Думаю, многие не осознают, что смерть для людей так же реальна, как и жизнь. Конечно, большинство сейчас не стоит на пороге смерти. И все же рано или поздно это событие произойдет. Появление тел в мертвецкой – закономерно.
Каждое мгновение мы совершаем выбор, принимаем решение. Я верю, что в каждом сердце есть свое понимание добра и зла, и наша задача найти свой путь и его конечную цель. Наша жизнь – просто испытание, и надо пройти его безупречно.
Seamus Heany, недавно получивший Нобелевскую премию по литературе, сказал: «цель искусства – добиться мира». Замечательное утверждение. Мы ходим в музеи и любуемся красивыми вещами потому, что в окружающем мире мало красоты. Для меня музеи – новые религиозные центры, или, если угодно, духовные центры для светских людей.
Есть великолепная история о путешественнике, шедшем по пустыне. Когда он шел, то неожиданно услышал впереди звон стали о камень. Подойдя ближе, он видит двух человек, на жаре обтесывающих камни. Он подходит к одному, очень и очень раздраженному, и спрашивает – что ты делаешь? – «Я обтесываю камни». Путешественник подходит к другому. Тот также колотит по камню, но совершенно спокоен. «Что ты делаешь?» - спрашивает у него путешественник. - «Я строю собор».
©
Джоел Петер Уиткин (родился в 1939, американец) – фотограф. Более двадцати лет интересуется духовностью человека и ее воздействием на физический мир. Находя красоту в пределах гротеска, Уиткин изучает эту сложную проблему через людей, чаще всего отвергнутых обществом – гермафродитов, инвалидов, людей с физическими недостатками, фетишистов. Его фотографии бросают вызов традиционному пониманию красоты и благопристойности. В своих работах он часто ссылается на знаменитых живописцев – Босха, Гойю, Веласкеса, Ботичелли, Пикассо.
Накануне открытия ретроспективной выставки в Guggenheim Museum в Нью-Йорке фотограф дал интервью Майклу Сэнду.Если фотографию определить как искусство запечатления теней, то стекло в этом случае – посредник, способствующий фиксации теней на пленке. Для Джоела Питера Уиткина, чьи проработанные до мелочей произведения отражают крайности жизни и смерти, со стеклом связаны давние воспоминания.
«Олденберг как-то назвал стекло «молнией в песчаной ловушке», - говорит Уиткин.
Стекло
Помимо меня, у отца было и четверо "законных" сыновей. Все они стали стекольщиками и мне приходилось помогать им в работе. Прежде, чем вставлять новые стекла, старые нужно было выколачивать из рам. Так что моя работа состояла в том, что я бил стекла. Конечно, у нас тогда не было ни защитных очков, ни других средств безопасности. В результате через пару часов работы один из осколков попал мне в глаз. Отец вытащил его. Помню его огромные руки. Спичкой он отогнул мне ресницы – его руки пахли оконной замазкой, табаком и грязью – и вытащил осколок, засевший в глазу и причинявший мне невыносимую боль. Но это был единственный раз, когда мы с ним близко общались, если не считать тех случаев, когда он приходил к нам поговорить с моей матерью. Обычно они говорили о деньгах и тому подобных вещах – ему приходилось платить алименты. Впоследствии он заходил еще, и показывал принесенные с собой странные фотографии.
Отец подзывал меня и показывал вырезки из журналов Life и Look, Daily mirror, News (он не читал New York Times). Мне тогда было что-то около пяти лет, и, когда он показывал мне эти снимки, я понимал - он хотел сказать мне, что, хотя сам не способен создать что-нибудь подобное, но, возможно, он сможет косвенно поучаствовать в этом с моей помощью. Я смотрел на него молча, но мы оба знали, что я постараюсь.
По-моему, фотография способна оказывать столь сильное влияние на людей потому, что в отличие от других визуальных искусств, например, телевидения или кино, изображение на фотографии неподвижно. Мне кажется, человек становится фотографом, потому что хочет охватить весь мир и сжать его в один неподвижный образ. Подобно тому, как некто, желающий сообщить что-то важное, хватает вас в охапку и держит, смотря вам в лицо. Отсюда и сила застывшего на снимке изображения.
Прозрачность
Мы рождаемся без одежды, и вообще-то должны жить также без одежды – не буквально, а в смысле открытости и честности. Я перевидал сотни людей, лежащих на столе в морге. Иногда среди них попадаются красивые женщины, которые и после смерти сохраняют свою красоту – и, сталкиваясь с этим, испытываешь потрясение. Такие вещи врезаются в память – раз за разом ты видишь человеческие останки, и понимаешь неизбежность такого финала человеческой жизни.
Когда я работал над Glass Man, я остался в Мехико на 4 дня сверх запланированного срока, потому что в морг не поступало тел, подходящих для моих съемок. Когда привозят найденные на улицах трупы, иногда возникают сомнения относительно причины смерти. Случается, уличных бродяг находят спустя несколько дней после смерти, и тогда очень сложно выяснить, что случилось.
Водители, работающие в морге, каждый день совершают выезды, чтобы забирать трупы. Найденное тело просто кидают в машину лицом вниз, нос при этом ломается. В машину влезает около шести трупов, они лежат друг на друге, некоторые из них уже раздуты. По возвращении их вытаскивают, записывают особые приметы, одежду снимают и уносят, записи архивируют.
Задержавшись в Мехико на несколько дней, я чувствовал, что должно произойти какое-то событие. Мне позвонили - на последнем выезде в последний день перед моим отъездом, нашли четырех человек. Я вместе с переводчиком отправился в больницу на съемку. Один из найденных был сбит машиной, и оказался в ужасном состоянии. Другой, старик, выглядел не лучше. Третьего зарезали. На этот раз ни у кого не были сломаны носы, так как рабочие действовали аккуратно, зная о моих съемках. Четвертый – полная развалина, тоже совершенно неприглядного вида. Иногда, едва взглянув на труп, можно понять, каков был человек при жизни. Тем не менее, когда я увидел этого последнего, я сказал «он мне нужен». Был уже канун Рождества, и на улицах было полно народа, все готовились к празднику.
Я находился в помещении с мертвецом. Я подпираю его, вкладываю рыбу ему в руку, проверяю свет. Выпрямив его, я делаю несколько снимков, просто так, на всякий случай. Затем я готовлю тело к вскрытию. И вот, во время вскрытия, он начинает изменяться! Лежа на столе, он меняется. Я обращаюсь к переводчику – мексиканцу, умнейшему человеку, и оказывается, что он видел то же самое. Переводчик говорит «сейчас он предстоит перед судом. Прямо сейчас». Неожиданно оказывается, что лежащий человек – уже не прежний бродяга. С ним только что произошло какое-то превращение, пока он лежал на столе. Я говорю лаборанту: «Не надо смывать с него кровь по завершении вскрытия. Пусть остается».
Обычно при вскрытии вынимают мозг из черепной коробки. Иногда его возвращают обратно, или набивают мозговую полость тряпками, газетами – может, и Daily News, чтобы сохранить форму головы. На этот раз они поместили мозг обратно. Когда его держали в руках, я сказал – посмотри на этот мозг – в нем, возможно, гнездились мысли, полные злобы, но, во всяком случае, этот человек уже дал ответ перед судом и сейчас пребывает в другом обличье.
Когда вскрытие закончилось, я переместил тело в комнату, которую вы видите на снимке, и, усадив на стул, фотографировал в сидячем положении. Я провозился с ним часа полтора, в результате он выглядел почти как святой Себастьян. В нем появилось изящество. Могу поклясться, что его пальцы удлинились наполовину. Я никогда не видел людей с такими длинными пальцами. Как будто он тянулся в бесконечность.
Человечество и духовность
Думаю, многие не осознают, что смерть для людей так же реальна, как и жизнь. Конечно, большинство сейчас не стоит на пороге смерти. И все же рано или поздно это событие произойдет. Появление тел в мертвецкой – закономерно.
Каждое мгновение мы совершаем выбор, принимаем решение. Я верю, что в каждом сердце есть свое понимание добра и зла, и наша задача найти свой путь и его конечную цель. Наша жизнь – просто испытание, и надо пройти его безупречно.
Seamus Heany, недавно получивший Нобелевскую премию по литературе, сказал: «цель искусства – добиться мира». Замечательное утверждение. Мы ходим в музеи и любуемся красивыми вещами потому, что в окружающем мире мало красоты. Для меня музеи – новые религиозные центры, или, если угодно, духовные центры для светских людей.
Есть великолепная история о путешественнике, шедшем по пустыне. Когда он шел, то неожиданно услышал впереди звон стали о камень. Подойдя ближе, он видит двух человек, на жаре обтесывающих камни. Он подходит к одному, очень и очень раздраженному, и спрашивает – что ты делаешь? – «Я обтесываю камни». Путешественник подходит к другому. Тот также колотит по камню, но совершенно спокоен. «Что ты делаешь?» - спрашивает у него путешественник. - «Я строю собор».
©