Родовое название Caprimulgus, в переводе с латинского буквально означающее «козодой» или «дойщик коз» (от латинских слов caper — коза, и mulgeō — доить), было заимствовано из Естественной истории (Liber X 26 Ivi 115) Плиния Старшего — этот известный римский историк и писатель полагал, что птицы по ночам пьют козье молоко, присасываясь к вымени животных, которые впоследствии слепнут и гибнут. Действительно, птиц нередко встречают почти у самых ног пасущегося скота, однако это связано с обилием насекомых, потревоженных животными либо слетающихся на запах навоза. Название, основанное на ошибочном мнении, сохранилось не только в науке, но и перекочевало в несколько европейских языков, в том числе и русский.
Козодои, как и совы, обычно считаются птицами зловещими вследствие их ночного образа жизни и странно звучащего голоса. В некоторых частях северной и средней Англии их называют трупными птицами. В Ниддердейле их когда-то считали воплощением душ детей, умерших некрещеными*. Услышать их крик в темноте - плохая примета, а если они усаживаются на доме (что они делают нечасто), то это знак болезни или смерти кого-либо из живущих в нем.

еще
***
Сова как предвестник смерти и жизни в народных поверьях славян

В славянской традиции зловещими являются все ночные птицы семейства совиных: сова, филин и сыч. Своим появлением возле дома сова предвещает смерть: когда она кружит над домом или двором, перед окном, стукнет в окно, сядет на крышу или на трубу дома, залетит в овин. Не случайно чехи называют сову "smrtonoška". Увидеть сову на дереве - предвестье неудачи для путника в Болгарии. Примета, что крик совы, сыча или филина вблизи жилья предрекает смерть (в ослабленном варианте - несчастье), известна у всех славян: у русских, белорусов, украинцев, поляков и кашубов, чехов, лужичан, болгар, сербов и хорватов, словенцев. Нередко такой крик характеризуется как язвительный смех или жалобное хныканье, как стон, вытье или голошение. Со смертоносным криком этих птиц связаны устойчивые выражения (поговорки, проклятия): рус. "Сыч хозяина выживает", болг. "Да ти забуха бухълът на комина!" ("Чтоб тебе филин на трубе закричал!"), пол. "Sowa na dachu kwili, ktoś pewnie umrze po chwili" ("Сова на крыше ноет, кто-то, верно, умрет вскоре".
Крик совы, предрекающий смерть, передается словесными возгласами: "Поховай!", "Сховай!", "Поховав, поховав!", "Pójdź, pójdź, pochował, pochował!" ("Отправляйся, похоронил!"), "Pójdź, pójdź w dołek pod kościołek!" ("Отправляйся в ямку на церковный погост!" С криком "Поховав!" связаны украинские названия домового сыча "поховав" и "поховавкало", а с криком "pójdź!" - польские названия сов (чаще всего неясыти и сыча) pójdźka, pućka, późdźka, podźko. Карта 398 "Польского этнографического атласа", посвященная сове в приметах о смерти, указывает еще ряд других криков совы, зафиксированных на территории Польши: "Pójdź, pójdź, zabieraj się!" ("Отправляйся, собирайся!"), "Pójdź, pójdź pod kościołek, pod zieloną gródź!" ("Отправляйся под церковку, под сень могильной зелени!"), "Zakończ, zakończ!" ("Окончи жизнь!"), "Kom mit!" ("Идем со мной!") и т. п.
В Белоруссии, на Украине и преимущественно на востоке Польши крик совы передается двумя разными словесными возгласами и толкуется двояко, то к покойнику, то к рождению ребенка: "Пу-у-у-тсь!" (к смерти) - "Ку-гу!" (подражание плачу ребенка). Иногда предсказанием рождения ребенка считается крик совы возле дома и у русских. На юге России ее крик воспроизводят как крик младенца: "Куга, куга!". У белорусов Гродненской губ. аналогичным образом толкуется и крик филина: если он стонет возле дома, значит там есть беременная женщина, а если визжит около хлева, то свинья принесет поросят. Согласно южнославянскому поверью из района Дубровника, сыч, кричащий с восточной стороны над домом, в котором есть беременная, пророчит ей рождение сына, а если с западной, то дочь. Контаминацию мотивов рождения и смерти можно видеть в таком белорусском поверье: "Если сова прокричит растяжимо "ку-гу-у-у!", подражая заячьему крику, то этим она подтвердит беременность молодухи, хотя в то же время укажет, что беременность разрешится сбросом, преждевременными родами или рождением мертвого дитяти".
Тема смерти появляется и в поверьях, связывающих этих птиц с душами умерших, причем во многих из них мотив смерти соединяется с мотивом маленького ребенка. Так, в Переяславском у. Полтавской губ. запрет хоронить умерших без крещения детей на кладбище объясняют тем, что душа такого ребенка переходит в филина, потому-то он чаще всего и гнездится на кладбищах. Представления о душах в облике сов встречаются также у западных украинцев, а еще чаще у поляков. Полякам известны поверья о душах некрещеных детей в виде сов, а лужичанам - о совином облике душ умерших вообще. В совином облике представляют душу умершего мазовецкие поляки Марианской Пущи. В Сельце на востоке Польши верят, что кричащая ночью сова скликает души умерших. У сербов Хомолья считается опасным для детей слышать крик совы, сыча или филина, иначе дети могут лишиться матери или же умрут сами, так как птицы эти - не что иное, как злые души, способные выманить детей из дома и лишить их жизни. Иногда мотив смерти в поверьях об этих птицах встречается и применительно к ним самим. Так, в Замойском воев. Польши отмечено представление, что сова оживает только в темноте, а в течение дня она мертва.
(По книге А. В. Гуры "Символика животных в славянской народной традиции")

В Индии:
Бхута — души умерших, особенно тех, кто скончался безвременно, был безумен или родился с уродствами. Они скитались в ночи и появлялись как темные тени, мерцающие огни или неясные видения. Иногда они входили в мертвое тело и делали его вурдалаком, который пожирал живущих. Брахмапаруша - подобное существо, известное в северной Индии.
Бхутасы жили вокруг тех мест, где происходило сожжение (кремация), в развалинах и других заброшенных местах, и в пустыне. Они могли трансформироваться либо в сов, либо в летучих мышей. Сова занимает особое место в индийской мифологии. Считалось несчастьем услышать крик совы, а крик совы, услышанный на кладбище, предвещал смерть.

от  Dead Admiral
У Джеймса Барри в "Питере Пене в Кенсингтонском саду":
Чаще у него всплывают в па­мяти те времена, когда он был человеческим ребенком. И он с особой добротой и любовью относится к ласточкам, которые прилетают на его остров, так как ласточки — это души умерших младенцев. Ласточки всегда строят гнезда под карнизами домов, в которых они когда-то жили будучи людьми, и даже пы­таются влететь в детскую комнату. Вот по­этому Питер Пэн больше всех других птиц любит ласточек.
---
Помню, как я впервые увидел альбатроса. Это было в водах Антарктики во время долгого, свирепого шторма. Отстояв вахту внизу, я поднялся на одетую тучами палубу и здесь на крышке люка увидел царственное пернатое существо, белое, как снег, с крючковатым клювом совершенной римской формы. Время от времени оно выгибало свои огромные архангельские крылья, словно для того, чтобы заключить в объятия святой ковчег. Тело его чудесным образом трепетало и содрогалось. Птица была невредима, но она издавала короткие крики, подобно призраку короля, охваченного сверхъестественной скорбью. А в глазах её, ничего не выражавших и странных, я видел, чудилось мне, тайну власти над самим богом. И я склонился, как Авраам пред ангелами, – так бело было это белое существо, так широк был размах его крыльев, что тогда, в этих водах вечного изгнания, я вдруг утратил жалкую, унизительную память о цивилизациях и городах. Долго любовался я этим пернатым чудом. И как бы я мог передать те мысли, что проносились тогда у меня в голове? Наконец я очнулся и спросил у одного матроса, что это за птица. «Гоуни», – ответил он мне. Гоуни! Я никогда прежде не слышал такого имени: возможно ли, чтобы люди на берегу не знали о существовании этого сказочного создания? Невероятно! И только потом я узнал, что так моряки иногда называют альбатросов. Так что мистический трепет, который я испытал, впервые увидев на палубе альбатроса, ни в какой мере не связан со страстными стихами Кольриджа. Ибо я и стихов этих тогда ещё не читал, да и не знал, что передо мной альбатрос. Но косвенно мой рассказ лишь умножает славу поэта и его творения.
Я утверждаю, что всё мистическое очарование этой птицы порождено чудесной её белизной, и в доказательство приведу так называемых «серых альбатросов» – результат какой-то терминологической путаницы; этих птиц я встречал часто, но никогда не испытывал при виде их тех ощущений, какие вызвал во мне наш антарктический гость.
Но как, однако, было поймано это сказочное существо? Поклянитесь сохранить тайну, и я скажу вам: при помощи предательского крючка и лески удалось изловить эту птицу, когда она плыла, покачиваясь, по волнам. Впоследствии капитан сделал её почтальоном: он привязал к её шее кожаную полоску, на которой значилось название судна и его местонахождение, и отпустил птицу на волю. Но я-то знаю, что кожаная полоска, предназначенная для человека, была доставлена прямо на небеса, куда вознеслась белая птица навстречу призывно распростёршим крыла восторженным херувимам.
Г. Мелвилл

Альбатрос - Бремя вины; символ, впервые появившийся в «Сказании о старом мореходе» С. Т. Колриджа (1772-1834), в котором убийство альбатроса нарушает древнее морское табу. Традиционно считалось, что увидеть альбатроса– хороший знак; сила и выносливость альбатроса восхищали настолько,что в фольклоре он олицетворяет души умерших моряков. Птица, символизирующая долгий парящий полет без физических усилий.
Альбатрос символизирует полет духа и мысли. Вместе с тем данный образ подразумевает свободу творчества.
***
"И птица небесная, с архангельским криком вытянув ввысь свой царственный клюв и запутавшись пленным телом во флаге Ахава, скрылась под водой вместе с его кораблём, что, подобно свергнутому Сатане, унёс с собой в преисподнюю вместо шлема живую частицу неба".
---
Свиристель
На годы эпидемии чумы пришлось невиданное нашествие свиристелей. Поэтому они стали символами чумы и беды.
В Германии она зовется: Todtvogel ("птица смерти"), Pestdrossel ("чумной дрозд").
В Голландии: Pestvogel ("птица чумы").