ПесКакая злая судьба завела нас на то ужасное голландское кладбище? Думаю,
виной всему были смутные слухи и предания о том, кто был захоронен там пять
столетий назад в свое время он тоже грабил могилы и нашел в одной из них
гробнице, известной своими сверхъестественными свойствами, некий предмет,
обладавший якобы необычайными силами. Я отчетливо помню ту ночь на кладбище:
бледная осенняя луна над могильными крестами, огромные страшные тени,
причудливые силуэты деревьев, мрачно склонившихся над густой высокой травой
и потрескавшимися надгробными плитами, тучи необычно крупных летучих мышей
на фоне блеклой луны, поросшие плющом стены древней кирки, ее шпиль,
безмолвно указующий на темно-серые небеса, какие-то светящиеся жучки,
скачущие в извечной пляске смерти посреди зарослей тиса у ограды и запах
плесени, гнилости, влажной травы и еще чего-то неопределенного,
смешивающийся с ветром, налетавшим с дальних болот и моря; но наиболее
тягостное впечатление произвел на нас обоих едва слышный в отдалении, но,
должно быть, необычайно громкий лай какого-то, по-видимому, огромного пса
впрочем, его не было видно, более того, нельзя было даже примерно
определить, откуда доносился лай. Тем не менее, одного этого звука было
вполне достаточно, чтобы задрожать от ужаса, ибо мы хорошо помнили, что
рассказывали в окрестных деревнях: обезображенный труп того, кого мы искали,
был несколькими веками раньше найден в этом самом месте. Его растерзала
огромными клыками неведомая гигантская тварь. Я помню, как мы раскапывали могилу средневекового кладбищенского вора,
как трепетали, глядя друг на друга, на могилу, на бледную всевидящую луну,
страшные гигантские тени, громадных нетопырей, древнюю кирку, танцующие
загробные огоньки, ощущая тошнотворные запахи, слыша странный, неизвестно
откуда доносившийся лай, в самом существовании которого мы не были до конца
уверены.Но вот вместо рыхлой сырой земли лопата ткнулась во что-то твердое, и
скоро нашему взору открылся продолговатый полусгнивший ящик, покрытый коркой
солевых отложений веками нетронутой земли. Гроб, необыкновенно массивный и
крепкий был все же достаточно старым, а потому нам без особого труда удалось
взломать крышку и насладиться открывшимся зрелищем.
Он сохранился очень хорошо, просто на удивление хорошо, хотя пролежал в
земле уже пять столетий. Скелет, в нескольких местах разрушенный клыками
безжалостной твари, выглядел поразительно прочно. Мы с восхищением
разглядывали чистый белый череп с длинными крепкими зубами и пустыми
глазницами, в которых когда-то горел такой же лихорадочный, вожделеющий ко
всему загробному взгляд, какой отличал ныне нас. Мы нашли в гробу еще
кое-что это был очень любопытный, необычного вида амулет, который покойный,
очевидно, носил на цепочке вокруг шеи. Он представлял собою странную
стилизованную фигурку сидящей крылатой собаки, или сфинкса с полусобачьей
головой, искусно вырезанную в древней восточной манере из небольшого куска зеленого нефрита. В каждой черточке сфинкса
было нечто отталкивающее, напоминавшее о смерти, жестокости и злобе. Внизу
имелась какая-то надпись ни Сент-Джону, ни мне никогда прежде не доводилось
видеть таких странных букв; вместо клейма мастера на обратной стороне был
выгравирован причудливый жуткий череп.
Едва увидев амулет, мы поняли, что он непременно должен стать нашим: из
всех существующих на свете вещей лишь этот необычайный предмет мог быть
достойным вознаграждением за наши усилия. Мы бы взяли его даже в том случае,
если бы он был нам совершенно незнаком; однако, рассмотрев загадочную вещицу
поближе, мы убедились, что это не так. Амулет и в самом деле не походил ни
на что известное рядовому читателю учебников по истории искусств, но мы
сразу узнали его: в запрещенной книге Некрономикон , написанной безумным
арабом Абдулом Аль-Хазредом, этот амулет упоминается в качестве одного из
зловещих символов души в культе некрофагов из недоступной европейцам страны
Лянь в Центральной Азии. Мы тщательно изучили описание страшного амулета у
этого арабского демонолога; очертания его, писал Аль-Хазред, отражают
таинственные, сверхъестественные свойства души тех людей, которые истязают и
пожирают мертвецов,
Мы забрали нефритовый амулет и, бросив последний взгляд на выбеленный
временем череп с пустыми глазницами, закрыли гроб, ни к чему более не
прикасаясь. Сент-Джон положил наш трофей в карман пальто, и мы поспешили
прочь от ужасного места; нам показалось, что огромная стая нетопырей
стремительно опускается на только что ограбленную могилу. Но может быть, это
нам только померещилось ведь свет осенней луны так слаб и бледен!
Показания Рэндольфа КартераМестом Действия было старое кладбище, настолько старое, что я
затрепетал, глядя на многообразные приметы глубокой древности. Находилось
оно в глубокой сырой лощине, заросшей мхом, бурьяном и
причудливо-стелющимися травами. Неприятный запах, наполнявший лощину,
абсурдным образом связался в моем праздном воображении с гниющим камнем. Со
всех сторон нас обступали дряхлость и запустение, и меня ни на минуту не
покидала мысль, что мы с Уорреном первые живые существа, нарушившие
многовековое могильное безмолвие. Ущербная луна над краем ложбины тускло
проглядывала сквозь нездоровые испарения, которые, казалось, струились из
каких-то невидимых катакомб, и в ее слабом, неверном свете я различал
зловещие очертания старинных плит, урн, кенотафов (Кенотаф - пустая, т.е. не
содержащая погребения могила. Создавались в Древнем Египте, Греции, Риме и
Средней Азии в тех случаях, когда умершего на чужбине человека нельзя было
похоронить), сводчатых входов в склепы крошащихся, замшелых, потемневших от
времени и наполовину скрытых в буйном изобилии вредоносной растительности.
Первое впечатление от этого чудовищного некрополя сложилось у меня в
тот момент, когда мы с Уорреном остановились перед какой-то ветхой гробницей
и скинули на землю поклажу, по-видимому, принесенную нами с собой. Я помню,
что у меня было две лопаты и электрический фонарь, а у моего спутника точно
такой же фонарь и переносной телефонный аппарат. Между нами не было
произнесено ни слова, ибо и место, и наша цель были нам как будто известны.
Не теряя времени, мы взялись за лопаты и принялись счищать траву, сорняки и
налипший грунт со старинного плоского надгробья. Расчистив крышу склепа,
составленную из трех тяжелых гранитных плит, мы отошли назад чтобы взглянуть
со стороны на картину, представшую нашему взору. Уоррен, похоже, производил
в уме какие-то расчеты.Вернувшись к могиле, он взял лопату и, орудуя ею как
рычагом, попытался приподнять плиту, расположенную ближе других к груде
камней, которая в свое время, вероятно, представляла собою памятник. У него
ничего не вышло, и он жестом позвал меня на помощь. Совместными усилиями нам
удалось расшатать плиту, приподнять ее и поставить на бок.