La douleur passe, la beauté reste (с) Pierre-Auguste Renoir
Как у них: Жители Германии, Бразилии, Финляндии, Грузии и Израиля о похоронах
ГЕРМАНИЯ
Ксения Максимова, журналист
Похороны в Германии — мероприятие затратное. В среднем они обходятся в 7 тысяч евро. Многое зависит от места захоронения, услуг и атрибутов. По статистике, 60 % усопших хоронят в гробах, а 40 % — кремируют.
Вариант похорон в гробу на кладбище — самый дорогой. Купить место нельзя, его можно только арендовать, заплатив за это пошлину. Обычно такой договор заключается на двадцать лет. По истечении этого срока аренду места можно при желании продлить.
Средняя цена за место на немецком кладбище — 2 400 евро. К этой сумме нужно прибавить ещё 600−800 евро в год на уход за могилой. Чем крупнее населённый пункт, тем дороже. Цены на кладбищах, устроенных при церкви, обычно ниже тех, что указаны в прайс-листах муниципальных кладбищ.
Пожилой отец моего знакомого из Дюссельдорфа уже давно открыл в банке похоронный счёт, на который положил 20 тысяч евро. Он человек верующий, ему важно, чтобы в последний путь его проводили согласно всем церковным канонам. Но всех вопросов деньги не решают. У других знакомых сын покончил жизнь самоубийством, и родителям пришлось изрядно побегать, прежде чем найти усопшему последний приют. Кладбища отказывались принимать самоубийцу, и его в итоге по договорённости похоронили на кладбище еврейской общины. Другого же молодого человека, бросившегося в конце лета под поезд, родителям без пререканий разрешили похоронить в центре самого именитого берлинского кладбища. Правда, пришлось заплатить почти 8 тысяч евро, а заодно забронировать рядом с сыном места и для себя.
Самый скромный вариант — это анонимная кремация, он обойдётся в 2 тысячи. После с прахом можно поступить как угодно. Например, похоронить в земле на кладбище, в специальном лесу, поместить в колумбарий или развеять над морем.
Расходы на похороны становятся в буквальном смысле слова тем самым последним долгом, который предстоит отдать родственникам покойного. По закону эти расходы ложатся на плечи наследников или кровных родственников. Иногда случается, что, например, взрослой женщине сваливается на голову счёт за похороны своего отца, которого она видела три раза в жизни и то в далёком детстве. Родственники могут стать и помехой в процессе проводов в последний путь. Например, 63-летняя жительница Мюнхена уже полгода вынуждена хранить урну с прахом супруга дома. Выяснилось, что у мужчины где-то есть дочь от первого брака, с которой он никаких отношений не поддерживал. Вдова не может разыскать дочь покойного, а без её согласия урну хоронить не разрешают.
Как и везде, похоронный бизнес в Германии чрезвычайно прибыльный и циничный. Интернет-форумы переполнены жалобами родственников, на которых наживаются ушлые агенты. Проблемы те же, что и в России: конкурирующие фирмы наперебой предлагают свои услуги, не успел человек испустить последний вздох, и втюхивают убитым горем близким дорогущие гробы и никому не нужные аксессуары.
Неподъёмные цены на похороны породили в Германии и новую услугу. С недавнего времени здесь появились фирмы, предлагающие организацию похорон в разы дешевле. Такие посредники увозят скончавшегося в своеобразный перевалочный морг, ждут, когда наберётся целая фура тел (это может длиться несколько месяцев), и потом отвозят груз в соседнюю Чехию. Там кремация и последующее захоронение несравненно дешевле.
Другая проблема — со сроками. Похоронить покойного по христианским обычаям, на третий день (и уж тем более по мусульманским — до захода солнца), — просто невозможно. Обычно со дня смерти до похорон проходит шесть-восемь недель. Если очень повезёт, получится уложиться в две-три недели. Дело в бюрократии: быстрее собрать все нужные документы и записаться на похороны не выйдет. Умирают все, поэтому — в очередь!
читать дальшеРумыния
Серджиу Гримальсчи, психосоциальный консультант
Крематориев в Румынии нет, хоронят в гробах на кладбище или в склепах. Если кладбище центральное, в Бухаресте или другом крупном городе, то место стоит дорого, в среднем 3−3,5 тысячи евро, а то и дороже. Богатые любят люксовые похороны. Одна моя знакомая узнала, что у неё рак, и хотела позаботиться о хорошей могиле заранее — ей назвали такую сумму, на которую можно было бы купить несколько автомобилей. А чтобы лежать на кладбище Беллу, где покоятся знаменитости, одних финансов мало, нужны ещё и связи. В маленьких городах дешевле, а в селе — вообще бесплатно. Зато купил раз, и больше платить не надо. По-румынски это так и называется — «вечное место».
Место на кладбище можно перепродать, если, например, семья уезжает из региона. Так делают некоторые бедняки, потому что за участок можно получить хорошие деньги. А следующие поколения, чтобы не покупать землю, хоронят этажами. Останки покойника выкапывают, углубляют могилу, делают перезахоронение, а потом накрывают плитой и кладут сверху следующего.
Если родственники перестали ходить на могилу, администрация кладбища её со временем устраняет и продаёт другим. Так освобождается место. В сельской местности, где у многих семей достаточно земли (бывает, что по семь гектаров), хоронят не на кладбище, а на своём участке, где-нибудь в отдалении, под дубом.
БРАЗИЛИЯ
Эвелина Гессе, публицист
Сами похороны обходятся в сумму от 100 до 4 тысяч евро, в зависимости от качества гроба и прочих аксессуаров. Если денег нет, то усопшего похоронят бесплатно, за счёт государства. Семье нужно просто заявить, что доходы не позволяют оплатить похороны. Так происходит в каждом четвёртом случае. Другой вариант для малообеспеченных — оплатить похороны в рассрочку.
Место на кладбище стоит примерно 45 евро за квадратный метр на три года, в колумбарии — 131 евро на пять лет. В крупных городах цены чуть выше, в мелких — чуть ниже. Через три года за землю снова надо платить или доставать кости и помещать в специальную усыпальницу. Если до останков никому нет дела, то их по истечении этого срока отправят в общую усыпальницу.
Если кладбище переполнено, то администрация сама может через три года попросить «освободить помещение». Также через три года родственники первой степени родства могут потребовать эксгумацию тела для перезахоронения в другом месте или для кремации.
В Сан-Паулу действует такой закон: если человек завещал свои органы на трансплантацию, то его семье не надо будет платить определённые налоги и счета, связанные с его кончиной.
Престижных кладбищ нет. Для состоятельных людей важнее, чтобы члены семьи были похоронены на одном участке. Богатые часто покупают эту землю заранее. Обычно выбирают или то кладбище, которое расположено неподалёку от места, где жил усопший, или то, где похоронены другие члены семьи. Если у скончавшегося были особые пожелания относительно своих похорон (например, развеять пепел над озером Титикака в Перу), это по возможности учитывается.
НОРВЕГИЯ
Андрей Михайлов, экономист
В Норвегии места на кладбище распределяет церковь. Место захоронения зависит от того, к какому приходу принадлежал человек и где он жил. Если вдруг семья хочет могилу в неположенном месте, а там места ограничены, нужно отправлять в церковь спецзапрос. При жизни норвежцы платят церковный налог — 2 процента от зарплаты, поэтому расходы на оформление документов не очень большие.
Церемония стоит от 2 тысяч евро. Само место на кладбище покупается на двадцать лет. Но родственникам надо оплачивать уход за могилой. Услуги садовника стоят от 100 евро в год. Через двадцать лет договор можно продлить (это стоит примерно 100 евро в год), иначе место отберут. Кстати, место на кладбище можно зарезервировать для себя и при жизни, это тоже стоит порядка 100 евро в год. Держать свободную могилу можно не дольше двадцати лет. Если у покойного не осталось родственников или он жил на социальное пособие, государство возьмёт на себя все расходы на похороны, включая церемонию.
ФИНЛЯНДИЯ
Анна Грачева, журналист
В Финляндии две государственные религии — лютеранство и православие. Если усопший был прихожанином, то его похоронят на том действующем кладбище, лютеранском или православном, где есть место. Пойти в обход этого правила и договориться о месте там, где хотят родственники, не получится: в Финляндии с взятками строго. Все прихожане платят налог на церковь — 1,75 процента от зарплаты в год, — поэтому их отпевают бесплатно. Как правило, в этой же церкви устраиваются
поминки. Это может быть просто кофе и булочки, а может и целый стол, как в России. Количество еды зависит от того, сколько было денег у покойного. Интересно, что родственники ничего не платят за похороны, всё оплачивается из денег умершего. Если у покойного не было сбережений, тогда помогает государство, на похороны выделяется пособие. Родственники за свои деньги приобретают лишь букеты на могилу.
Человека хоронят только после заключения врача. Православные стараются похоронить на третий день, так как гроб в церкви открывают для отпевания. Лютеране иногда хоронят даже через месяц-полтора (ждут, пока съедутся все родственники, чтобы всем всё было удобно), гроб для прощания не открывают.
Опять же, если умерший состоял в церкви, могилу выкопают бесплатно. Если был атеистом, то придётся эту услугу оплатить. В небольших городах это стоит 250 евро за два места на 25 лет. Вообще же организацией похорон занимаются, как и везде, специальные бюро. Чаще всего стандартный комплект обходится от 750 до 5 тысяч евро.
Отдельная статья расходов — это объявление в газете. Оно стоит от 240 до 2 тысяч евро. И это не просто прихоть родственников. Такая публикация имеет юридическую силу, в ней указана дата смерти. В течение шести месяцев со дня кончины все, у кого есть имущественные претензии к умершему (долги, споры, судебные разбирательства), могут заявить о них нотариусу, чтобы по истечении этого срока, когда будет открываться дело о наследстве, долги умершего вычли из наследства.
ГРУЗИЯ
Эвелина Ментешашвили-Вязовска, журналист
В Тбилиси есть 26 ведомственных кладбищ. Если у семьи нет семейной усыпальницы, то нужно обращаться в городскую администрацию. Администрация выделит место, которое нужно будет купить. Такое ведомственное место и сами похороны обойдутся в 250 лари (это примерно 125 евро). Через пятнадцать лет с разрешения санитарной службы здесь можно будет делать новое захоронение. Если умерший относился к категории «социально незащищённых лиц», то все расходы на его похороны берёт на себя мэрия. Крематориев в Грузии пока нет, православная церковь против кремации.
Но есть и дорогие кладбища. Цена за место там начинается от тысячи лари (500 евро). На таких похоронах обычно устраивают богатые поминки, и это отдельная большая статья расходов, ведь приглашают на них человек 150, не меньше.
У моей знакомой, владелицы овощного ларька, умер свёкор. Они приехали в Тбилиси из западной Грузии, там принято устраивать свадьбы и поминки на широкую ногу — такой обычай. Она влезла в долги и устроила поминки на 600 человек. Говорит, на это ушло 10 тысяч долларов. И это не считая ритуальных услуг и надгробия. Потом из-за долгов женщине пришлось продать квартиру. Она очень рассчитывала на денежные взносы друзей и родственников. (У нас принято оказывать материальную помощь семье усопшего.) Но, как ни странно, она не смогла собрать достаточной суммы. Странно, потому что денег обычно набирается столько, что остаётся и на организацию сороковин. В итоге эта женщина продаёт сейчас и свою лавку.
ИЗРАИЛЬ
Лия Гельдман, редактор портала Beinisrael
Все похороны в Израиле организуются через религиозный институт, причём в законодательном порядке и на государственном уровне. Занимаемся ими Хеврат Кадиша (от ивр. «хевра» — «компания», «кадиш» — молитва по умершему). Хеврат Кадиша — это всё равно что компания «РЖД» на рынке российских железных дорог. Они заняли такое место, что все вынуждены к ним обращаться, — даже не знаю, есть ли другие компании, которые
занимаются похоронами. Управляют Хеврат Кадиша религиозные радикалы — у них даже вебсайт не работает по субботам (в Шаббат). К сожалению, они создали взяточную систему, чем ещё раз дали повод светским слоям населения себя ненавидеть и называть «охлей хинам» — «те, кто едят бесплатно», за счёт других граждан, налогов, государства и так далее. Например, они делают выгодные предложения для супругов, хоронящих своих ушедших любимых: «Купите себе землю рядом с супругом, а мы вам за это сделаем скидку». Сам труп в Израиле не кремируют, это не еврейский обряд. Для проведения обряда похорон требуется присутствие на церемонии семи взрослых мужчин. И далее всё по еврейским традициям: семь дней полного траура, сорок дней поминки и так далее.
Усреднённая стоимость похорон составляет порядка 1,5−2 тысяч долларов. Из них 200 долларов — стоимость услуг Хеврат Кадиша, около 1 400−1 500 долларов — памятник (часть этой суммы зачастую покрывает обязательная гражданская страховка), далее 50 долларов на молитву раввину на кладбище, ещё 30 могильщику и 15 за поминальную молитву через месяц.
***
«Мы потеряли навык духовного переживания трагических событий» (статья)Антрополог Анна Соколова об эволюции и особенностях русского похоронного обряда
— Как вообще формируются похоронные обряды? Они же не на пустой почве произрастают?
— Само собой. Если говорить о русской похоронной традиции (а надо помнить, что на территории России живет множество народов и у каждого похоронная традиция своя), то это контаминация представлений, связанных с православной традицией, и каких-то дохристианских представлений о посмертном существовании умерших.
В XX веке на них наслаиваются и атеистическая идеология, и изменения жизненного уклада. В XXI веке исчезает советское идеологическое давление, зато возникает свободный рынок — как ни странно, это накладывает довольно серьезный отпечаток, как, кстати, и всякие эксперименты с вертикалью власти.
Кроме того, есть какие-то общемировые процессы. Иногда нам кажется, что какое-то явление уникально, а на самом деле выясняется, что во многих других культурах оно тоже наблюдается.
У похоронного обряда есть важная функция — он препятствует бесконечному горю
— Психологи говорят, что сейчас существует такая проблема: людям не хватает опыта переживания драмы.
— Да, абсолютно очевидна проблема утери навыка духовного переживания трагических событий. Похоронный обряд, кроме того, что он основан на представлениях о загробном мире (или его отсутствии), является обрядом перехода. Он (как и любой обряд жизненного цикла) должен оформить переход всех участников в новый статус — умершего в статус предка, родственников — во вдову, вдовца или сирот и так далее. По большому счету он для того обществу и нужен.
Кроме того, у него есть другая важная функция — он препятствует бесконечному горю. Например, традиция предписывает, как долго по покойнику можно плакать, как долго держать траур. А после траура должна начаться новая жизнь. Ситуация, когда горе бесконечно, ненормальна.
Анна Соколова младший научный сотрудник Института этнологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Наконец, в любой культуре существуют некие духовные навыки переживания горя — в русской традиционной культуре это, несомненно, молитва: существует огромное количество молитв, которые должны читаться в случае той или иной смерти тех или иных людей, есть специальные каноны, которые это регламентируют.
В советский период это стало проблемой во многом потому, что была прервана традиция передачи религиозного знания, в том числе и внутрисемейная. Но какой-то ритуал, помогающий справиться с горем, должен быть все равно, поэтому советскими идеологами проводилась целая кампания по разработке и внедрению социалистической обрядности. Была высказана идея, что обряд — это дорелигиозная практика, поэтому можно очистить его от религиозной составляющей и оставить чистый ритуал, который будет как-то помогать людям психологически, как-то упорядочивать их жизнь.
Со свадебным обрядом все получилось прекрасно — нынешняя свадебная обрядность (например, посещение молодоженами военных мемориалов) целиком унаследована нами у советского времени. Родильный обряд исчез полностью, но его заменила выписка из роддома. А с похоронным обрядом были проблемы.
Даже самим разработчикам не было понятно, что они могут предложить людям. Читаешь пропагандистские описания, и видно, что тело увозят на кремацию — а дальше вакуум. Какая-то живая нить обряда утеряна. Пытались решить эту проблему, например, делая специальные окошки, через которые можно было смотреть на огонь кремационной печи, как бы прощаясь с человеком. Позже были попытки учредить какие-то всеобщие дни поминовения — старались приурочить к 9 мая, это и к Пасхе близко. Но так или иначе, эту проблему решить не смогли. Методических указаний по поводу того, как проводить похороны, сохранилось меньше всего.
— А они были? Какие-то памятки, методички? Кто их писал и для кого?
— Были специальные комиссии, которые эти разработки создавали. Например, в Институте научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС. Придумывали и описывали новые обряды, а потом внедряли через местные отделы культуры при райкомах, горкомах, сельсоветах.
Но внедрялись они не очень успешно, потому что те, кто должен был этим непосредственно заниматься, — рядовые сотрудники отделов культуры, не понимали, что надо делать, чего от них ждут. Свадьбы, имянаречения, вручение паспорта — это им было понятно. А похоронами они старались не заниматься.
— Помимо пропаганды, что влияло на изменения традиций?
— Урбанизация. Правда, первое-второе поколение людей, переехавших в мегаполис из деревни или даже из малого города, наследуют старые традиции. Я брала интервью у молодого человека, который сейчас живет в Москве, но родился где-то в провинции. Он рассказывал, как его знакомую везли на родину, чтобы похоронить. Я спросила: «Ну ее кремировали, наверное? Прах перевозили?» Нет, как можно. Кремация для родственников умершей (и для самого этого юноши) совершенно неприемлема. Если бы эта женщина умерла за границей, ее бы из-за границы везли.
Традиционно в России похоронная обрядность испытывала сильное влияние со стороны государства. После распада СССР она впервые стала власти неинтересна
— Почему, кстати, многие не приемлют кремацию?
— Надо сказать, что для большинства россиян кремация недоступна, потому что крематориев мало. Хотя разговоры о том, что кладбища занимают огромные территории и ответственный покойник предпочел бы кремацию, ведутся с конца XIX века. Это просто не наша традиция. В русской народной традиции — не просто православной, а именно народной — кремации не было. Она, судя по археологическим данным, когда-то очень давно была, но это только по археологическим данным. И то, что большинство людей в мегаполисах сейчас относятся к кремации так легко, — это, конечно, советское наследие. Это и достижение пропаганды, и просто утеря традиции, и для того, чтобы это произошло, были приложены очень большие усилия. Первые крематории не пользовались популярностью, значительная часть первых кремированных — либо неизвестные, либо репрессированные.
Для нашей традиции трупосожжение — это тот вид погребения, который был применим к самым падшим людям, к самым плохим преступникам. И, между прочим, не просто так большевики сожгли Фанни Каплан в бочке. Неслучайно они это придумали.
— XX век закончился, СССР распался — что происходило с похоронами?
— Сложилась необычная ситуация. Дело в том, что традиционно в России похоронная обрядность испытывала сильное влияние со стороны государства. Например, в XIX веке людей крещеных — а религиозная принадлежность была обязательным маркером — нельзя было хоронить без участия священника. Конечно, были какие-то случаи, когда это было технически невозможно, но как норма необходимо было отпевание и участие священника в траурном поезде.
После революции ситуация была обратная. Отпеть можно было не всегда даже при наличии церкви в селе. При этом была вот эта новая обрядность, которую особенно сильно пытались насаждать во время второй атеистической кампании при Хрущеве (в 20-е годы это была скорее такая революционная альтернатива «для тех, кому интересно»).
А после развала СССР не оказалось такой силы, которой было бы хоть как-то интересно, кто как хоронит. И для нашей похоронной обрядности это было новое состояние, с которым она должна была справиться. Состояние «без присмотра».
Одновременно на рынке появляются ритуальные агентства. И начинают очень активно участвовать в похоронном обряде. Поначалу перед ними стоит проблема доступа к клиенту, особенно в провинции — если в деревне кто-то умер, то родственники в сельсовете получали документы о смерти и сами обмывали, сами делали гроб, сами рыли могилу. Потом, может, через год заказывали памятник — а может, обходились деревянным крестом, тоже сами.
Вот тут начинает работать вертикаль власти. В начале 2000-х происходит реформа системы ЗАГС. У сельсоветов отчуждаются функции записи актов гражданского состояния. И теперь, чтобы получить свидетельство о смерти, нужно ехать в ЗАГС, который находится в райцентре (это не везде так, есть некоторые тонкости и исключения, но в большинстве регионов так). Там, в ЗАГСе, все родственники умерших проходят через одну комнату, где их и «ловят» похоронные агенты. И люди, которые, может быть, и не знали о существовании рынка похоронных услуг, вдруг понимают, что можно не делать все самим — вопрос только в деньгах.
Люди этого хотят — это ведь очень большое облегчение, хотя это, конечно, накладывает определенный отпечаток на похоронный обряд. Но, как выясняется, люди готовы отказываться от традиций. Отчасти это связано с тем, что в деревне очень мало молодежи, старикам не хватает сил, а родственникам, которые приезжают на похороны из города, неохота во все это впрягаться. Хотя иногда из морга покойника везут не сразу на кладбище, привозят сначала к дому, чтобы все попрощались, иногда привозят домой накануне ночью, чтобы успеть почитать над ним псалтырь. В Москве этого уже не встретишь, но даже в ближайшем Подмосковье это делают.
Недавно в одном блоге в комментариях я видела серьезную дискуссию о том, как умершую молодую женщину уместить в гроб в свадебном кринолине
— Есть ли какие-то новшества в поминальных традициях? Помимо повсеместного посещения кладбищ на Пасху.
— Традиционный крестьянский уклад у нас, можно сказать, потерян. В новых социальных условиях возникают какие-то новые формы. То, что видно невооруженным глазом, — спонтанная мемориализация, когда происходит какая-то трагедия. Из последнего — это мемориал возле японского посольства после Фукусимы, мемориал в Казани в речном порту после «Булгарии», в Ярославле — после гибели хоккейной команды.
Они возникают абсолютно стихийно и они одинаковые, у них много схожих черт. И это свидетельство того, что для какого-то количества людей это уже традиция. Им не нужно придумывать, что делать: если они понимают, что какая-то трагедия как-то их касается, они уже знают, что нужно принести свечи, игрушки, цветы и так далее.
Это новая традиция, ей всего лет десять. Был мемориал защитников Белого дома в 1991 году, в принципе было нечто похожее во время похорон Высоцкого, когда на стены и окна Театра на Таганке вывешивали стихи памяти Высоцкого, фотографии, но все же это не имело такого масштабного характера. Сейчас если происходит трагедия, то даже если она не касается непосредственно нас, она является поводом для такой спонтанной мемориализации — и это пример новой поминальной обрядности. Она, наверное, не воспринимается участниками как таковая, но она именно этим и является. В поминальном обряде раньше ничего подобного не было.
Другое новшество — памятники вдоль дорог. Это традиция тоже явно новая. Можно утверждать, что ее появление связано с увеличением числа автокатастроф, но я склонна считать, что это в первую очередь связано с изменением в сознании. Дело в том, что в традиционной культуре случайная, трагическая гибель — это «нехорошая» смерть. От таких покойников старались отмежеваться, они даже не удостаивались полноценного поминовения — был один день в году, когда поминали, и все.
А тут они вдруг не только не лишаются поминовения, но и получают его в двойном размере — на кладбище и у дороги. Там так же косят траву, туда приносят еду, сигареты кладут зажженные. Что при этом люди думают — это вопрос. Представляется, что это какой-то сдвиг в сознании, связанный с представлениями посмертным существованием погибшего. В традиционной культуре посмертное существование погибшего тоже связано с местом гибели, но посещать его никому бы не пришло в голову, потому что ничего хорошего там не происходит.
— В самом начале были упомянуты обряды перехода. Есть у похоронной обрядности какие-то сходства с другими?
— Со свадебной обрядностью большое сходство. Например, традиция хоронить незамужних и неженатых в свадебной одежде — траурный поезд в этом случае принимает некоторые черты свадебного.
— Этот обряд еще сохраняется?
— Да. У меня в полевых записях есть рассказ о женщине, которая умерла в 40 лет. Она была не замужем, и когда ее хоронили — это в деревне происходило, ей сделали вуаль. А недавно в одном блоге в комментариях я видела серьезную дискуссию о том, как умершую молодую женщину уместить в гроб в свадебном кринолине.
Партбилет с того света
История произошла в советское время. Умерла женщина. Ее похоронили, остался муж. Через какое-то время он понимает, что потерял партийный билет. Что делать? Везде искал — не может найти. Пришел каяться в парторганизацию. К нему отнеслись с пониманием, предложили еще поискать. Ночью во сне приходит к нему жена:
— Что такой грустный?
— Вот, партийный билет потерял.
— А он у меня, прямо под сердцем! Ты когда со мной прощался, наклонился — он из кармана выпал.
И что вы думаете было дальше? Эксгумация. Действительно, нашли в могиле потерянный партбилет.
Историю мне рассказал один из респондентов. (с)
***
Могильщик
Землекоп с большого московского кладбища анонимно рассказал The Village о прыгающих на гробы, пьянстве и ненависти к кинорежиссёрам
читать дальшеО том, как стал могильщиком
Я работаю здесь 23 года. Пришёл, потому что жизнь заставила. По своей воле люди на такую работу не стремятся. Раньше я был штурманом на речном флоте, но в 1990-е пришлось сменить профессию: надо было выживать.
Первое чувство, которое я испытал после трудоустройства, — удовлетворение. Я понял, что мне наконец не будет стыдно вернуться домой. Я смогу прокормить семью. О самой работе — справлюсь или нет — даже не задумывался. Тяжело стало уже в первые дни. Труд у нас, скажем так, специфический. Мы каждый день видим много мёртвых и плачущих людей. От этого появляются растерянность и стресс. Абстрактные представления не слишком совпадают с мрачной реальностью. Прочувствовать и понять, как с этим всем справляться, заранее нельзя.
Естественная реакция русского человека на стресс — это алкоголь. Только с его помощью я поначалу выдерживал. И не только я. Каждый день видеть слёзы — это, мягко говоря, непросто. Девять из десяти человек, которые к нам устраиваются, не выдерживают и быстро увольняются. Если вовремя не побороть стремление залить негатив водкой, надо увольняться, а то просто сопьёшься. Конченые пьяницы раньше у нас тоже работали.
Добавили негатива и друзья-знакомые. Когда в каких-то компаниях я говорил, где работаю, от меня шарахались. Народ, особенно молодёжь, не воспринимают такое явление, как смерть. Они думают: «Я молодой, у меня всё хорошо, а смерть — это что-то далёкое». Все предпочитают бегать за цветами в поле, а не на могилки.
Чтобы выбраться из психологической ямы, мне потребовалось где-то полгода. Я научился абстрагироваться от происходящего. Просто установил в голове переключатель: начинаются похороны — я его щёлк — и всё, не обращаю внимания ни на что, кроме собственных обязанностей. Моя задача — чтобы захоронение прошло без происшествий.
Когда научился это делать, стало не то чтобы легко — с человеческой смертью смириться невозможно, — но стало проще. По крайней мере желание забыться больше душу не иссушает.
Об обязанностях
В мои обязанности входит подготовить могилу в срок и произвести захоронение. На все работы начальство выписывает наряд, как на заводе. Рабочий день у нас начинается и заканчивается чуть раньше, чем у обычных людей, потому что похороны проходят где-то с 11:30 до 15:30. Зимой сложно работать дольше, потому что темнеет рано.
За годы, что я работаю, требования к землекопам (так называют себя могильщики. — Прим. ред.) стали жёстче. Достаточно несколько раз крепко употребить на работе — отдел кадров тебя найдёт. Такое явление, как повальное пьянство землекопов, у нас умерло. Мы стали выглядеть презентабельнее, у нас появилась нормальная спецодежда на лето и зиму. Стали чётче вести документацию.
С начальством, конечно, ссоримся, бывает. Претензии возникают из-за того, что перегружают работой, советуют, как что-то делать, хотя я не хуже их это знаю. С другой стороны, представляю себя на их месте и понимаю, что, наверно, вёл бы себя так же. Так что всё как на нормальных работах. Никаких левых заказов нам не поручают, да я бы и сам не стал выполнять заказ без наряда.
В то же время в чём-то работать стало проще. Как говорится, молодой сотрудник делает вид, что работает, а опытный знает, как не работать. Раньше я мог полчаса ломом колоть промёрзшую землю. Сейчас я сначала минут десять постучу по льду, прослушаю, пойму, где он наиболее тонкий, и потом быстро всё отколю.
Памятниками я не занимаюсь, но знаю, что какие-то суперкрутые ставят в основном авторитеты. Для них это почему-то важнее, чем для всех остальных.
О лексических особенностях
Мы называем могилу ямой, трупы — покойниками, лом — карандашом. При расставании говорим «прощайте» и никак иначе. Самих себя называем землекопами.
Была однажды история. Ждём гроб, нам сказали, что он стандартный, мы под него могилу и выкопали. А он оказался американцем — двухкрышечным. Я смотрю на него и говорю: «Надо разбивать». Ну, провожающие тут же стали причитать и ругаться, потому что подумали, что я говорю про гроб. А на самом деле я имел в виду, что надо разбивать, то есть расширять могилу. Ничего, за десять минут управились и нормально похоронили.
О происшествиях
Здесь что ни захоронение, то история. Кладбище у нас огромное. Чтобы люди не терялись, мы обычно договариваемся встретиться с провожающими у центральных ворот. Но некоторые уверены, что они тут всё знают, нас не ждут и уезжают к могиле сами. Что делать? Садишься в машину и едешь по кладбищу их искать. Как правило, они теряются. Дерево на повороте спилили, белый памятник, по которому они ориентировались, засыпало снегом. Они вместе с гробом катаются, а у нас тут больше десяти километров дорог. Вот и устраиваешь погоню за катафалком.
Из всех провожающих неприятнее всего так называемые мальчики-мажоры. Они слишком высокомерные. Приезжают на всяких «кайеннах», «инфинити» и пытаются на них прорваться непосредственно к месту захоронения. Им объясняешь, что не надо, что человека принято в последний путь проводить пешком, хотя бы какие-то 50–100 метров. В процессию хорошо бы выстроиться. Но они же так не могут: «Это что я, пешком пойду? У меня же такая машина!» Въезжают на них в маленькие переулочки, а там какая-нибудь уборочная техника. Не развернуться, назад не сдать. Стоят, ждут, всех задерживают.
Или уже после того, как цветочки-веночки поставили, подойдут и скажут с презрением: «Вон там водка осталась — идите помяните». От меня, что, перегаром пахнет? Я как пьяница выгляжу? Почему они разговаривают со мной как с последним алкашом? Хотя в принципе нам поминать не запрещено. Но у меня в день три-четыре захоронения. Если я на каждом буду поминать, что со мной к концу рабочего дня будет?
Вообще поведение молодёжи от поведения людей более зрелых отличается. И отношением друг к другу, и отношением к смерти. Они не то что менее заботливые. Им просто кажется, что смерть далеко и их не касается. Ну, это свойство молодости. Мы сами такими же были.
Люди постарше досаждают, только если ведут себя неадекватно. Многие пытаются прыгнуть в могилу вслед за гробом. Приходится вылавливать, удерживать. Всегда делаешь работу, но при этом следишь за людьми, чтобы всё было под контролем. Особенно когда матери детей хоронят, так и норовят в яму прыгнуть. Ловишь их, на руках относишь в сторону.
После захоронения мальчики-мажоры любят подойти и сказать с презрением: «Вон там водка осталась — идите помяните». От меня, что, перегаром пахнет? Я как пьяница выгляжу?
Из всех историй мне почему-то в душу больше всего запала одна. Мать хоронила сына. Ей было уже где-то за 70, и выглядела она как типичная русская бабушка. Всю церемонию она не причитала, не стенала, ну, плакала, наверно, точно не помню. А вот когда мы опустили гроб в могилу, она земельку бросила, по щеке из одного глаза крупная слеза скатилась, и она сказала: «Сыночек, что же я теперь буду делать?» Спокойно так, без истерики, но настолько проникновенно, что аж с 1993 года это вспоминаю со слезами на глазах.
Претензии нам высказывают постоянно. «Что же вы так несёте?», «Что же вы так опускаете?», «Зачем такие глыбы в могилу бросаете?» Мы относимся к этому с пониманием, потому что люди находятся в жесточайшей стрессовой ситуации. Любое моё неосторожное движение или высказывание может быть воспринято неоднозначно. Всегда нужно контролировать свои действия, слова и даже выражение лица. Поэтому, как правило, после захоронения те же люди подходят и говорят спасибо.
Историй про призраков у нас нет. Может, конечно, кто напьётся и увидит привидение, но я даже в первые полгода работы, когда выпивал, никого не видел. Ну и вообще, вы же видели землекопов? Мы все крепкие, здоровые, сильные. Как вы думаете, если один из нас подойдёт к другому и скажет: «Прикинь, я привидение видел?» Да человека засмеют просто.
О стереотипах
Я вам интервью даю, потому что меня просто бесит, как землекопов показывают в кино или сериалах. По их мнению, мы всегда пьяные, грязные, оборванные. Если землекоп не такой, то никто не поверит. У нас на кладбище тоже один раз сериал снимали. Режиссёр даёт команду: «Зовите могильщика!» Смотрю, идёт, ну точно: шатается, весь рваный, волосы грязные. Еле удержался, чтобы не надавать там всем в дыню.
Мы клиентов на покупку дополнительных мест не разводим. Начнём с того, что купить сейчас место на кладбище в Москве почти невозможно. Негде хоронить. У нас на кладбище, например, только родственные подзахоронения. В одну яму несколько покойников тоже не складываем. Это просто бред. То есть мы должны одного положить, потом закопать, а потом снова раскопать? Мы совсем идиоты, что ли? Тем более если человек только умер, первое время родственники часто ходят к нему на могилу. Вот они придут — и увидят, что там табличка с другим именем. Да они всё кладбище поднимут, чтобы разобраться как-так.
Бабки-плакальщицы — это не к нам. Их может организовать агентская служба, я про такое слышал, но ни разу не видел. По крайней мере одних и тех же «актёров» на похоронах не замечал. Более того, мы стараемся не допускать, чтобы на захоронениях было много крика и шума. Это нервирует самих людей. Они теряют над собой контроль и прыгают потом в могилы. Поэтому всячески пытаемся их успокаивать.
Никаких нелегальных способов заработка или развода провожающих в последний путь у нас нет. В моём возрасте это уж совсем некрасиво бы было. Да и зачем мне зарабатывать нелегально? У меня и легально неплохо получается.
Претензии нам высказывают постоянно. Мы относимся к этому с пониманием, потому что люди находятся в жесточайшей стрессовой ситуации. Но после церемонии те же люди подходят и говорят спасибо
О психологии
Работа меня изменила в лучшую сторону. Стал больше задумываться о том, что я есть на самом деле. И ещё я сильно поменялся, когда осознал, что моя работа нужна окружающим. Землекопы сочетают серьёзные физические нагрузки с крайне высокой степенью стрессоустойчивости. Психология здесь решает почти всё.
***
Санитар морга
Санитар морга, работающий по ночам, анонимно рассказал The Village о том, что происходит после смерти, как работают похоронные агенты и чем опасны гниющие трупы
читать дальшеЧто происходит после смерти
На место смерти человека приезжает полиция. Сотрудники правоохранительных органов описывают тело, предварительно определяют, убили человека или он умер сам, а затем вызывают трупоперевозку. Естественность смерти вызывает вопросы не только в тех случаях, когда у человека из груди торчит нож. Подозрительной часто считается внезапная смерть человека, который давно не появлялся у врачей и не жаловался на здоровье.
В России сейчас два вида моргов: судебно-медицинские и патолого-анатомические. В первые отправляется большая часть трупов, во вторые только те, что собираются исследовать с научной точки зрения. Я работал в морге первого типа. Там решают, была ли смерть насильственной, а патологоанатом должен подтвердить или опровергнуть поставленный судмедэкспертом диагноз. Сотрудники полиции не всегда тщательно исследуют место происшествия. Бывает, что привозят тело с диагнозом «сердечно-сосудистая недостаточность», а потом в морге находят на затылке огромную рану от тяжёлого предмета. У меня в практике был такой случай: привезли бабушку, я написал «скоропостижная смерть», за что потом получил по шапке: в волосах у женщины была рана, которую я не заметил. Выяснилось, что её убили, ударив гаечным ключом по голове.
Чем занимается санитар морга
На одном из первых курсов медицинского вуза я устроился работать ночным санитаром морга. Это самая обычная практика для студентов, многие выбирают такую работу: она ночная (значит не мешает учёбе), не требует больших усилий и приносит какой-никакой доход.
Несмотря на специфику профессии, ни у кого из окружающих вопросов она не вызывала. Наоборот, когда я оказывался в незнакомых компаниях, то сразу становился центром внимания: у меня же вагон интересных историй — от комичных до трагических.
Бывает, что привозят тело с диагнозом «сердечно-сосудистая недостаточность», а потом в морге находят на затылке огромную рану от тяжёлого предмета
Суть моей работы заключалась в том, чтобы принимать трупы и оформлять на них документы. Также мне надо было вешать бирки на покойников (на них написаны имя и фамилия). Вопреки стереотипам, их вешают не на большие пальцы ног (оттуда они легко слетают), а на лодыжки или руки. Затем труп надо было убрать в холодильник. Гнилые тела хранят в отдельной комнате: их холодильник уже не спасёт. Трупы я не вскрывал, но часто наблюдал этот процесс: иногда мне нужно было делать это по учёбе.
Самым сложным для меня было привыкнуть к рабочему графику: иногда бывало, что я не спал несколько ночей, а потом засыпал за рулём или на учёбе.
Во всей Москве работает где-то 12−13 моргов. Они различаются не только по районам, но и по специфике. Несколько лет назад у нас открылось бюро судебно-медицинской экспертизы, куда отправляется большая часть трупов. Если в обычный морг за ночь привозят 10−15 покойников, то туда — около 40. Есть специализированные морги для гнилых трупов, иностранцев, детей, для огнестрельных и взрывных ранений. Существует легенда, согласно которой в девяностые бандиты обратились к главному судмедэксперту Москвы, чтобы открыли специальный морг для огнестрела, мол, «надоело нам своих пацанов по всему городу искать».
Задача санитара состоит и в том, чтобы принимать только те трупы, которые относятся только к твоему моргу. Напутать с документами — это самое страшное. Часто это может обернуться судом.
Зарплата у ночного санитара небольшая — тысяч двадцать. Но, по сути, ты занимаешься своими делами: спишь, смотришь телевизор, читаешь книжки, учишь уроки и принимаешь трупы раз в несколько часов. Поскольку работают чаще всего студенты, вечеринки в моргах — обычное дело. Я сам часто приглашал друзей попить пива, посмотреть футбол, проводил им экскурсии. Никто ругаться не будет, если не накосячишь. Главное — труп оформить правильно.
О посетителях
Страшно мне никогда не было. Работа в морге помогла понять, что бояться надо живых, а не мёртвых. К примеру, часто по ночам приезжали толпы кавказцев и требовали забрать тело кого-то из своих. Они с оружием, ты не знаешь, как им объяснить, что без документов не имеешь права отдать труп. Бывало, что в такие моменты я сам к смерти готовился.
Нормальным людям иногда разрешают посмотреть на труп неофициально, но это может обернуться большими проблемами. Пускать людей внутрь морга опасно: никогда не знаешь, как отреагирует человек. У кого-то начинается истерика, кто-то падает в обморок, часто люди не узнают родных, ведь мышцы после смерти расслабляются и лицо выглядит совсем иначе. Плюс ко всему часто трупы (особенно после насильственной смерти) выглядят очень плохо: кишки наружу, глаза выпали, мозг вытек. Мне самому первое время становилось плохо от такого. Бороться с этим можно только одним способом — смотреть на такое почаще.
Чтобы получить труп в морге, нужно пройти сложную бюрократическую процедуру. Часто приезжают люди из деревень и хотят без документов забрать кого-то из своих родственников. Приходится им объяснять, что не имеешь права отдавать тело без документов, а они в ответ ругаются, угрожают. Я всегда пытался дипломатично вести разговор, но несколько раз приходилось вызывать полицию. У нас была договорённость с местным ОВД, чтобы они по первому же звонку выезжали.
Однажды в морг приехали муж с женой. Женщина пыталась нам заплатить огромные деньги за то, чтобы мы выкатили её перед мужем на каталке — как будто она мёртвая. У неё при себе было фальшивое свидетельство о смерти и гримёр. Похоже, она планировала инсценировать собственную смерть, но мы посмеялись и отправили её куда подальше.
Похоронные агенты и гримёры
Похоронные бюро имеют связи со всеми. Это действительно огромная мафия. Одни агенты связаны с полицией, другие — с медиками, третьи — с трупоперевозками. Всюду есть свои люди, и задача агентов — приехать быстрее остальных. Цены на похороны берут с потолка. Агенты — это тонкие психологи, они способны уговорить человека на всё. Одни и те же похороны могут стоить от 10 до 100 тысяч рублей. Понятно, что человек, у которого умер близкий, не станет торговаться. Он же не может сказать: «Нет, дорого, не буду свою бабушку хоронить».
С другой стороны — похоронные агенты — это, конечно, удобно. Семьям покойных не приходится бегать по всей Москве и искать бюро, договариваться с кладбищем, организовывать похороны, оформлять кучу документов. Без агента успеть всё очень сложно.
По правилам подготавливать тело к похоронам должны санитары, но сейчас этим занимаются специальные гримёры. Бывают разные ситуации: например, у человека нет лица. Однажды к нам поступил такой труп после аварии — гримёр слепил гипсовую модель и на ней нарисовал лицо. Ещё они пришивают оторванные конечности.
Опасности и страхи
В морге опасно работать из-за инфекций: ты никогда не знаешь, с чем имеешь дело. Самая маленькая рана, полученная здесь, заживает очень плохо. Она обязательно гноится, воспаляется.
Запаха формалина в нашем морге не было. Сами трупы часто пахнут очень плохо, но к этому быстро привыкаешь. В секциях с покойниками пахнет всеми физиологическими жидкостями сразу: кровь, моча, кал. Гниющие трупы — отдельная история. В них всегда заводятся мясные мухи. Они откладывают яйца во рту, ушах, глазах. Оттуда потом лезут черви. Избавиться от них невозможно. Когда идёшь по секции с гнилыми трупами, под ногами слышен характерный хруст.
Как будет разлагаться труп, предсказать нельзя. Истощённые раком бабушки просто усыхают и мумифицируются, а пузатые мужики начинают гнить, вздуваться и дико вонять. Не все трупы забирают сразу. Тела, за которыми долго никто не приезжает, отправляют в трупохранилища, где они лежат до скончания веков. Когда там заканчивается место, трупы кремируют.
Куда страшнее тем, кто работает на трупоперевозке. Иногда им в такие дома приходится приезжать, что страшно: огромные тараканы, жуки, десятки котов, которые тело съели. Кстати, про домашних животных — совсем не мифы. Если труп лежит три-четыре дня, то любимая собачка или котик спешат погрызть мёртвого хозяина. В первую очередь съедают глаза, язык и живот — самое вкусное.
Необычные покойники
За любым покойником всегда скрывается история. В особо интересных случаях мы выясняли у полицейских, что там произошло, но чаще это проходит мимо нас. Трупы детей — это страшно. Вы не представляете, сколько детей погибает от рук родителей. Как-то к нам поступил ребёнок, на которого упал телевизор. Часто привозили тела детей все в ударах и ссадинах.
Однажды привезли гнилой труп с лесополосы. Неизвестно, сколько он пролежал в лесу, но внутри него было столько червей и мух, что каталка под трупом двигалась. Такого я больше никогда не видел.
В праздники, особенно в Новый год, происходит очень много убийств и самоубийств. Однажды, например, отец убил свою дочь и застрелился сам. Кто-то выкидывается из окон. Как-то парень убегал от полиции по крышам, сорвался и упал. При нём было два пакета с куклами Барби. Что он с ними делал — неизвестно.
Однажды привезли женщину кавказской внешности, которая попала под поезд. Выглядела она прилично. Начал осматривать тело, а у неё на груди закреплены какие-то брикеты. Я испугался: думаю, либо взрывчатка, либо наркотики — проблем не оберёмся. Выяснилось, что она работала на каком-то молочном комбинате и в этих брикетах у неё был спрятан творог, который она утащила.
Как-то нашли гнилого повешенного мужчину в наручниках, переодетого в женскую одежду. Что с ним случилось, так и осталось загадкой. Была другая интересная ситуация: мужик соорудил обрез, чтобы застрелиться, написал предсмертную записку. Решил, видимо, не пачкать квартиру и пошёл в ванную — на пороге у него случился сердечный приступ, и он умер.
К нам привозили много расчленёнки. Помните историю, когда один псих убил своего собутыльника, расчленил, а печень съел? Вот нам почти каждый день полицейские привозили всё новые части тела. Долго не могли найти голову, без неё труп не опознаешь. Пару раз привозили неподходящую.
Тело Кабановой, которую муж расчленил, тоже к нам привезли. Мы тогда удивились сильно, потому что труп был разделан с хирургической точностью — ровно по суставам. Видно, что человек умел разделывать туши животных. К нам привозили и тело дипломата из Перу, которого нашли в Москве-реке.
Сотрудники морга
Обычно люди, которые устраиваются в морг, работают там много лет. Для этого надо иметь специфический характер. Некоторые говорят, что не увольняются, потому что уже привязались к покойникам, мол, засасывает это дело. На меня это не подействовало, за несколько лет работы насмотрелся на все эти ужасы и понял, что это не моё.
Санитарами могут работать люди без профильного образования, но тогда верхом их карьеры может стать лишь должность старшего санитара. Директора моргов зарабатывают хорошо, часто они вертят какие-то свои делишки. Я старался никогда в это не вмешиваться.
Многие сотрудники коллекционируют предметы, найденные у трупов: кто-то забирает себе зажигалки, кто-то просто всё подряд. Говорят, в девяностые санитары часто находили драгоценности и большие суммы денег — забирали всё себе. В наше время это уже не принято. Бывает, наоборот, родственники спрашивают с тебя то, чего не было. Например, какое-нибудь бриллиантовое кольцо, которое якобы было на женщине. Я ничего не коллекционировал, но сам тоже обыскивал карманы вновь прибывших. Это определённое соревнование — что интересного найдёшь у трупа. У моего знакомого большая коллекция, больше всего он гордится двумя находками — старинным медальоном и боевым пистолетом.
Внешне сотрудники морга никак не отличаются от обычных людей. Трупами от них не пахнет, печати никакой на лбу нет. В метро увидишь — в жизни не догадаешься. Кстати, работники морга и те, кто ездит на трупоперевозках, — самые чистоплотные люди. Они понимают, с чем имеют дело, поэтому моют руки чаще, чем врачи.
В современных моргах есть всё, что нужно для жизни. В моём были тренажёрный зал, сауна, бильярд. Очень удобно для тех, кто много работает. Я сам поэтому частенько в нерабочее время приезжал, чтобы в зале позаниматься или футбол посмотреть.
Ещё я заметил, что все сотрудники морга дружат друг с другом и всегда готовы прийти на выручку. Напутать документы — это страшно. Бывали истории, когда хоронили не того, например. Такое грозит судом. Однажды один санитар допустил очень серьёзную ошибку вроде такой и полиция требовала с него взятку в 300 тысяч рублей. Таких денег у него не было, само собой. На помощь пришли коллеги — все скинулись и собрали необходимую сумму. Поменяться сменами, прикрыть кого-то — не вопрос, тебе всегда придут на помощь коллеги.
***
О чем говорят исследователю кладбища и похороны
Кто такие плакальщицы, как складывается фольклор вокруг надписей на надгробиях и рынок ритуальных услуг в современной России как индикатор социального неравенства
В Институте этнологии и антропологии РАН 13—14 февраля состоялась международная конференция «Танатолические практики и нарративы в современной культуре: советский и постсоветский период». Антропологи, социологии, фольклористы, историки рассказывали об отношении россиян к проблеме смерти, к тем функциям, которые она выполняет в современном обществе, а также о связанных с кладбищами традициях.
«Русская планета» публикует избранные доклады участников конференции.
читать дальше«Ходить по покойникам»
Доклад доктора филологических наук Елены Левкиевской был посвящен вопросу существования в советском обществе людей, которые выполняли (замещали) роль священника, число которых в СССР не соответствовало нуждам жителей, особенно на периферии. Филолог акцентировала внимание на плакальщицах — женщинах, которые читали Псалтырь и погребальный канон над усопшим. По ее словам, подобная практика замещения священника стала активно распространяться среди славянских народов, проживавших в Советском Союзе, и продолжает бытовать среди них и после распада союзного государства.
«Меня интересовало, прежде всего, как информация о ритуалах передается из поколения в поколение. Погребальный обряд, как один из наиболее важных в обществе, является одним из лучших примеров для того, чтобы понять, как наследуются и осуществляются религиозные традиции», — пояснила Левкиевская.
До сих пор до конца не ясно, как широко были распространены плакальщицы, но они были и в городах, и в сельской местности. Их задачей было замещение священников при выполнении православных таинств. Они с одинаковым успехом крестили детей, отпевали покойников, освящали воду на праздник Крещения Господня, а иногда вели богослужения в подпольных церквях.
Кто и при каких обстоятельствах начинал замещать священников в советском обществе? Мужчины выполняли весь спектр обязанностей священника гораздо чаще женщин, но их было меньше. Они не были священнослужителями, но имели доступ к богослужебным книгам, по которым и выполняли православные обряды.
Чаще встречаются женщины, основная обязанность которых был отпевать покойника — плакальщицы. Они делились на читалок — тех, кто читал Псалтырь, — и певчих, которые оплакивали покойника. Основным преимуществом читалок было наличие самого священного текста и умение читать по-церковнославянски. Певчие же должны были петь религиозные фольклорные песни, которые передавались из поколения в поколение. В советское время из-за дефицита религиозных текстов большинство из этих песен были зафиксированы в тетрадь. Эта деятельность получила название «ходить по покойникам».
По словам Левкиевской, современные плакальщицы считают, что их профессия берет начало еще в дореволюционное время. Она не согласна с этим и считает плакальщиц советским явлением.
Плакальщицы существуют и сегодня, их приглашение на похороны является в некоторых местах более важным, чем приглашение священника на отпевание. И на этой почве возникают конфликты между плакальщицами и священниками, которые пытаются привести к православным нормам то разнообразие практик отпевания и похорон, которое возникло в советский период. Левкиевская привела пример священника, служившего в поселке Самойловка Саратовской области, который вел с плакальщицами активную борьбу. Однажды он даже пытался проклясть одну из наиболее активных женщин в деле «нелегального» отпевания. Таким образом, возникла ситуация, когда плакальщиц жители Самойловки все равно приглашали, но так, чтобы они не состыковывались со священником по времени. В итоге его вынудили уехать, а его место занял более лояльный к плакальщицам церковнослужитель.
Существование института плакальщиц у восточных славян можно разделить на три периода. Первый — это 1920—1930 годы, когда в этих целях еще использовались ресурсы, оставшиеся от дореволюционной церкви, то есть плакальщицами становились люди, неплохо знакомые с православными традициями. Зачастую это были монахини из разогнанных монастырей или люди из семей священнослужителей. Второй период, с 1940 по 1980 годы, — время существования плакальщиц, которые уже никак не были связанны с прежней церковной традицией, а во многом ей уже противостояли. В постсоветское время кто-то из плакальщиц примкнул к церкви, а кто-то так и остался независимым ритуальным работником.
Нет надписи — нет легенды
Фольклорист из Института антропологии и этнографии РАН Михаил Алексеевский представил доклад, посвященный мемориалу на Дружинниковской улице в Москве в память о событиях сентября-октября 1993 года, и находящийся в непосредственной близости от Белого дома — бывшего Дома Советов.
Свой доклад ученый посвятил не всему мемориальному комплексу, который на его взгляд заслуживает того, чтобы быть внимательно исследованным, а кенотафу (памятное надгробие без могилы. — РП), которого уже там нет.
Речь идет о кенотафе, который был известен как «могила отца Виктора» — священника, считавшимся погибшим во время штурма Дома Советов 4 октября. Свой доклад Алексеевский вначале так и планировал назвать: «Могила неизвестного священника».
Подробнее всего его история описана в статье Гарифуллиной «Раздавленная икона» в газете «Советская Россия», вышедшей 18 декабря 1993 года. Автор статьи рассказала каноническую версию гибели священника, который вышел навстречу БТР на улице Дружинниковской с иконой, но был расстрелян и раздавлен. В других источниках уже уточнялось, что он был представителем Зарубежной русской православной церкви. Когда его убили, то вокруг его головы было видно сияние, сообщали другие источники. Хасбулатов в своих мемуарах «Великая российская трагедия» тоже описал гибель священника.
«В итоге эпизод с гибелью отца Виктора стал общим местом во многих мемуарах, посвященных событиям сентября-октября 1993 года. Но всех их роднило и то, что ни один из авторов не был знаком или не видел гибели священника, а описывает этот эпизод с чужих слов», — подчеркнул Алексеевский.
В скором времени после событий октября 1993-го эта история стала частью фольклора. Существует легенда, что когда на девятый день после штурма Дома Советов на улицу Дружинниковскую впервые пришли помянуть погибших, на месте предполагаемой гибели священника появилась кровь.
«В народных поверьях считается, что на месте гибели праведников на девятый день появляется его кровь», — указал ученый. Уже на 40 день на предполагаемом месте гибели священника возник первый кенотаф. Тогда он помещался прямо на проезжей части улицы.
Но в декабре 1993 года выяснилось, что отец Виктор не погибал. Он пришел в редакцию газеты «Завтра» и опубликовал там большую статью. В ней он ничего не пишет о спасении, но намекает, что не раскрывал информацию о том, что он жив, из-за боязни гнева своего церковного руководства.
Тем не менее почитание так называемой Могилы отца Виктора на Дружинниковской улице продолжилось. Про «погибшего» священника стали сочиняться стихи и легенды. Так, на старой, снесенной стене стадиона «Красная Пресня» была надпись, обращенная к патриарху Алексию, которого обвиняли в том, что на нем кровь героев-патриотов и святого отца Виктора. В оппозиционной публицистике тех лет активно публикуются материалы о раздавленном священнике. Появляются и песни.
Алексеевский процитировал текст песни барда Александра Крылова «Я не погиб в горящем Белом доме»:
«И тихо падал маленький священник,
Прижав к груди иконку и гармонь...
Мерцало небо — в блестках луж осенних,
И крестик стиснула нетвердая ладонь».
Автор доклада указал, что в процитированных строках соединилось два события. В начале штурма Белого дома действительно один из его защитников вышел с гармонью навстречу наступающим правительственным войскам и запел «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“».
Почему же, когда стало известно, что отец Виктор жив, люди продолжили почитать его «могилу»? Прежде всего потому, что очень быстро возник его кенотаф, который в своем каноническом виде существовал уже не на проезжей части. Этот факт стал активно поддерживать существование почитания отца Виктора.
Когда в 2012 году Алексеевский заинтересовался этим вопросом и решил собрать фольклор, связанный с почитанием кенотафа отца Виктора, то выяснилось, что его больше не существует — памятник демонтировали. Виновником этой исследовательской неудачи он считает только себя, так как еще в 2008 году изложил историю о почитании непогибшего священника в своем «Живом Журнале». Текст стал популярен в интернете и, по мнению ученого, именно он послужил причиной демонтажа «Могилы отца Виктора».
Тем не менее в 2010—2013 годах ему удалось записать фольклор, связанный с гибелью священника у Дома советов. В эти годы, когда кенотафа уже не существовало, многие опрошенные во время памятных мероприятий продолжали воспроизводить легенду об отце Викторе, но интересно, что ни один не смог показать, где она раньше существовала.
Ученый объясняет этот парадокс следующим образом. Пока существуют памятные места, на которых написаны слова «трагически погиб», люди принимаются сочинять истории того, как человек «трагически погиб» на самом деле. Когда этой надписи нет, и нет места памяти, то необходимость в подобных историях отпадает и фольклор постепенно сходит на нет.
В завершение Алексеевский рассказал, что теперь бывший кенотаф находится уже в другом месте мемориала на Дружинниковской улице, и на нем расположены иконы. С легендой о погибшем священнике монумент теперь никак не связан.
-
-
05.03.2015 в 18:50-
-
12.03.2015 в 10:41