La douleur passe, la beauté reste (с) Pierre-Auguste Renoir
Облюбование Москвы. Донской некрополь. Репортаж Р. Рахматуллина
Некрополь Донского монастыря - город мертвых, зазеркалье города живых, последний приют московской аристократии нового времени. У каждого фамильного участка был или есть аналог в городе. Всю историю дворянской Москвы можно было излагать на кладбищах Новодевичьего, Андроников, Новоспасского, Данилова и других монастырей Москвы. Некрополь Донского - наиболее сохранившийся из них.
-Подклет Большого собора Донского монастыря-
Одни из самых ранних захоронений можно обнаружить в грузинской части некрополя — в цокольной части Большого собора. Здесь же собраны древние плиты с утраченных могил (и кладбищ): от древнерусских надгробий, отличающихся минимализмом в оформлении, до обломков плит с интересной вязью.
Удивительно, но при народной любви снимать монастырский некрополь, подклет обходят вниманием, а он стоит того, чтобы в него спуститься.
-Могила Салтычихи-
Прочла когда-то Акунина "Кладбищенские истории", одна глава посвящена Донскому кладбищу. Отложилось, что надо бы зайти при случае. Внезапно случай наконец свершился. Мне бы заранее подробнее пошарить в нэте на предмет надгробия Салтычихи (Салтыкова Дарья Николаевна), а так.. Помнила фото в его книге, к тому "каменному колу" и пришла, а зря, хотя и помнила, что это лишь художественное предположение. Прошарила инфу после, выбрала то, что мне показалось более близко к ...
Утверждается, и не в одном источнике, что ее могила нижняя, в центре, что там даже видна надпись, с той стороны вроде, что закрыл не так давно завалившийся рядом саркофаг. В ролике под постом, монах рассказал, что это надгробие ее старшего сына, умершего в тот же год.
Цитаты из разных источников:
"Я и ранее встречал снимки именно этой могилы, но тогда ещё памятник не был упавшим и надпись была видна."
"К могиле Салтычихи приходят те, чьи родственники в тюрьме или под следствием. Считается (кем-то), что Салтычиха является защитницей заключенных.
Из "Кладбищенских историй" Акунина опять же - "В пяти шагах от места упокоения русской современницы маркиза де Сада из земли произрастает диковинное каменное дерево в виде сучковатого креста масонский знак в память поручика Баскакова, умершего в 1794 году. Никакой дополнительной информации, а жаль."
Справедливости ради, он и не претендует на точность в книге. Хотя, видимо, с его подачи возник "народный" памятник Салтыковой?..
Ориентир отсюда - настоящее надгробие Салтычихи с завалившимся рядом надгробием, на территории монастыря (вход с большой колокольней) - от входа - к правой стене монастыря. На фото - на заднем плане в районе башни, чуть дальше белого креста, там еще скульптура девушки с вазоном.
В середине сюжет с кладбища. К слову, в заставке передачи вкралась ошибка: На портрете совсем другая представительница разветвленного семейства Салтыковых. Более того, урожденная Чернышева, Дарья Петровна, родная сестра пушкинской "Пиковой Дамы" Натальи Петровны Голицыной. А вот изображения Салтычихи до сих пор неизвестны, увы.
Вздорнов "Печальные памятники и их судьба"Среди предполагавшихся, но невышедших книг в знаменитом издательстве 1920–1930-х годов «Academia» есть одна не совсем обычная. Ее тема — «Русские надгробия». Она была задумана двумя замечательными авторами: сотрудником Центральных Государственных реставрационных мастерских Валентином Сергеевичем Поповым (1912–1989) и профессором Строгановского училища Николаем Николаевичем Соболевым (1874–1966). Исследователи редко обращаются к кладбищенским, мемориальным памятникам. На сегодняшний день мне известны только две подобные работы: книга В.Б.Ермонской, Г.Д.Нетунахиной и Т.Ф.Поповой «Русская мемориальная скульптура. К истории художественного надгробия в России XI – начала XX века» (М., 1978) и книжечка П.А.Акимова «Надгробие и эпитафия эпохи романтизма в России» (М., 2007). К ним, правда, примыкает еще одна примечательная работа — «Пушкинские эпитафии» М.Ф.Мурьянова (М., 1995).
Я был близко знаком с В.С.Поповым, неоднократно бывал в его коммунальной квартире в Лефортове и, когда готовил его архив к передаче в Государственный литературный музей, обратил внимание на небольшую пачку старых фотографий, на которых были засняты редкие надгробные памятники. К фотографиям прилагалось несколько листков старой бумаги с проектом оформления будущей книги. На оборотных же сторонах фотографий рукою В.С.Попова и, возможно, его предполагавшегося соавтора даны пояснения: кому и когда были поставлены памятники, в каком материале исполнены и где находятся, а в случае утраты указаны обстоятельства их исчезновения. Эти пояснения представляются чрезвычайно ценными, поскольку, возможно, речь идет о подписях к иллюстрациям книги. Так и выяснилась история проектировавшегося, но неосуществленного издания «Русские надгробия».
Оформление предполагавшейся книги принадлежит В.С.Попову, который в молодости получил художественное образование и был неплохим рисовальщиком (в 1950–1960-х годах он работал даже главным художником на Дулёвском фарфоровом заводе). Обложка книги задумана в ампирном стиле, причем и лицевая и оборотная ее стороны прорисованы необыкновенно тщательно. Мотив памятника на обложке взят из надгробия Давыдова работы Г.Т.Замараева с кладбища Донского монастыря (1806).
На той же старой голубоватой бумаге зарисован (несомненно, тоже В.С.Поповым) памятник И.С.Барышникову в фамильной усыпальнице в усадьбе Николо-Погорелово Смоленской губернии. В верхней части листа карандашная надпись:
«Памятник И.С.Барышникову работы Ф.Шубина в мавзолее усадьбы Николо-Погорелово Смоленской губернии. Погиб в 1941 году». Последняя фраза указывает на то, что почти все надписи на оборотных сторонах фотографий датируются, скорее всего, уже после возвращения В.С.Попова из сталинских лагерей.
Особую группу снимков из архива В.С.Попова образуют воспроизведения надгробий конца XVII – первой половины XVIII века из Богоявленского собора в Москве. Это сложные композиции в барочном духе — с букетами, гирляндами, лентами, многочисленными драпировками тканей и символическими фигурами. Как правило, эти пристенные надгробия выполнены в плоскостной манере, подобно уничтоженному в 1930-х годах надгробию с живописным портретом неизвестной дамы послепетровской эпохи с витиеватым вензелем над ним.
В названных надгробиях преобладает идея смерти, а не памяти об умерших, о чем свидетельствуют, в частности, и мрачные изображения черепов с пустыми глазницами и скрещенные кости. Это, можно сказать, начальная пора в истории русских надгробий.
Поскольку в нашу задачу не входит публикация всех собранных В.С.Поповым фотографий, ограничимся наиболее редкими снимками. И первый из них — фотография уже названного памятника И.С.Барышникову. Оригинал был чрезвычайно плохого качества, но благодаря искусству фотографа В.А.Соломатина пересъемка дала поразительный результат. Отлично виден не только удивительной красоты памятник с фигурой плакальщицы, но и шубинский рельеф над ним. На оборотной стороне рукою В.С.Попова обозначено следующее: «Редчайший снимок. Федот Шубин. Надгробие Ивана Сидоровича Барышникова в усадебном храме-мавзолее в Николо-Погорелово, построенном Казаковым.
Памятник взорван в 1941 году». Обстоятельства взрыва до сих пор не выяснены: либо его уничтожили немцы, захватившие Смоленщину осенью 1941 года, либо отступающие советские войска. Стоит, безусловно, пожалеть об исчезновении этого изумительного храма и украшавшей его скульптуры.
Мемориальная скульптура представляла широкое поле для творчества, и в этой области оставили свой след выдающиеся мастера: не только Шубин, но и Козловский, Гордеев, Мартос, Тома де Томон, Замараев, Воронихин, Гальберг, Витали, Демут-Малиновский, Пименов. Приглашались и иностранные мастера: Гудон, Пажу, Триппель, Земельгак.
Все они в той или иной степени присутствуют в фотографиях, собранных В.С.Поповым.
Превосходный во всех своих частях памятник был поставлен в 1805 году на могиле графа П.А.Румянцева-Задунайского в Успенском соборе Киево-Печерской лавры. Архитектурное обрамление проектировал Тома де Томон, а барельеф из мрамора, на котором фельдмаршал представлен с мечом в правой руке и фельдмаршальским жезлом в левой, высекал Мартос. «Внимай, росс! Пред тобою гроб Задунайского» — гласит надпись на постаменте портика, в который заключен портрет П.А.Румянцева. Перед нами чистейший образец стиля классицизма, место которому в числе шедевров русского искусства. Памятник погиб в 1941 году при взрыве собора советскими подпольщиками, целью которых был, конечно, не сам собор, а немецкий генералитет, посетивший лавру, но успевший выйти из церкви за несколько минут до взрыва.
При знакомстве с надгробиями, снимки с которых оказались у В.С.Попова, поражает удивительная стилистическая близость русских надгробий к античной скульптуре, точнее греческой, которая в XVIII–XIX веках еще только-только выходила на свет Божий из тьмы веков. Примером может служить памятник на могиле княгини Н.М.Голицыной, созданный в 1780 году Ф.Г.Гордеевым. Этот памятник сохраняется ныне в Голицынском мавзолее Донского монастыря, но на снимке из архива В.С.Попова он сфотографирован еще на своем первоначальном месте — в трапезной старого собора Донского монастыря.
Настоящим музеем мемориальной скульптуры была усадьба А.А.Аракчеева Грузино (Новгородская губерния). Всесильный временщик императора Павла и личный друг императора Александра I умер в Грузине в 1834 году; за годы управления своим имением он превратил его в замечательный архитектурно-парковый ансамбль, видное место в котором занимали скульптурные группы. Два больших памятника стояли у северной и южной стен главного грузинского Андреевского собора: памятник Павлу I и памятник офицерам Аракчеевского полка, авторами которых были Мартос и Тома де Томон. Особенно красив первый из них, надпись на котором звучит так: «Сердце чисто и дух прав пред Тобою».
На постамент водружена императорская корона, ниже преклоненная фигура римского воина в доспехах, по сторонам знамена и воинская амуниция. Внизу плита над могилой Аракчеева с красивой, отлитой в бронзе надписью: «Да пребудет и прах мой подножием изображения Твоего. На сем месте погребен русской новгородской дворянин граф Алексей Андреевич Аракчеев…»
В наши дни об аракчеевском Грузине можно говорить только в прошедшем времени: все было разрушено в 1941–1942 годах, о чем стоит пожалеть особо, так как здесь работали лучшие столичные архитекторы, скульпторы, живописцы и декораторы. Снимки из архива В.С.Попова сделаны в 1936 году — за пять лет до начала войны, стершей Грузино в буквальном смысле с лица земли.
Как и Грузино, в Великую Отечественную войну сильнейшим образом пострадал другой выдающийся дворцово-парковый ансамбль — Павловск. Но разрушение Павловска, императорской резиденции, началось задолго до начала войны. Еще в 1918 году Павловск был переименован в город Слуцк (в память совершенно забытой сегодня революционерки В.Слуцкой, погибшей во время боев в октябре 1917 года), а его обширная территория разделена на две части: дворцовую и коммунальную. Но в 1920-е годы истинными хозяевами тут чувствовала себя «павловская шпана», ярко запечатленная В.М.Конашевичем. Эта шпана изгадила парк, осквернила памятники, в том числе Екатерине II в Храме Дружбы, чудесные памятники И.П.Мартоса «Любезным родителям» и «Супругу-благодетелю». Снимки обезображенных и вовсе исчезнувших творений из архива В.С.Попова являют нам ужасающее свидетельство революционной анархии и преступного беспамятства, которые за годы советской власти укоренились до такой степени, что теперь уже граничат и порой переходят грань уголовных деяний против искусства и архитектуры, наконец, просто культуры.
Павловску посчастливилось: о нем писали, его воспевали, его строили и украшали лучшие из лучших. Достаточно назвать Камерона, Росси, Бренну, Жуковского, Тома де Томона, Мартоса, Гонзаго, Кваренги, Воронихина, а в новейшее время В.Я.Курбатова, В.Н.Талепоровского, М.В.Алпатова. Строго говоря, скульптурные группы в Павловском парке не являются надгробиями, это своего рода «кенотафы», поскольку все представители императорской семьи похоронены в других местах, а в их числе и устроители Павловска — Павел I и императрица Мария Федоровна. Но все необходимые признаки надгробий здесь присутствуют, поскольку они исполнялись мастерами именно мемориальных памятников.
В этом отношении замечательна судьба так называемого «Олицетворения Мира», заказанного Н.П.Румянцевым в память о мирных договорах, заключенных тремя поколениями Румянцевых.
Заказ на памятник был отдан Антонио Канове и исполнен им в 1810 году. Мраморный оригинал стоял во дворце Н.П.Румянцева в Петербурге и тогда же был дублирован в бронзе, отправлен во дворец Н.П.Румянцева в Гомель и позже установлен его сыном в гомельском соборе как его надгробие.
Погибшие надгробия представлены еще одним замечательным памятником – над могилой графа Кирилла Григорьевича Разумовского в Воскресенской церкви в Батурине, бывшем официальной резиденцией этого блестящего царедворца Екатерины II и малороссийского гетмана. Граф умер в 1803 году, его сын Андрей поручил изготовление надгробия И.П.Мартосу. Это красивое и в то же время внушительное произведение искусства: на фоне черного обелиска высечена из белого мрамора полукруглая трехъярусная композиция: нижняя часть с эпитафией и фамильными гербами, средняя – с профильным портретом умершего в овале с лавровым венком и, наконец, верхняя – с урной, прикрытой богатой драпировкой. Эпитафия же следующего содержания: «Здесь покоится тело его сиятельства господина генерал-фельдмаршала, сенатора, действительного камергера и орденов российских святого апостола Андрея Первозванного, святого Александра Невского, польского Белого Орла и голштинского святыя Анны графа Кирилла Григорьевича Разумовского, родившегося в 1728-м году марта 18-го дня, а скончавшегося в Батурине 1803 генваря 9-го в два часа пополудни. Жития его было 74 года, 9 месяцов и 22 дни». Батуринский дворец ныне лежит в развалинах, а церковь и надгробия уничтожены в 1941–1942 годах. Фотография из архива В.С.Попова наклеена на паспарту и принадлежала Московскому Археологическому обществу (штамп на оборотной стороне).
Но не только войны и невежество были причиною уничтожения надгробий. Насколько фотографий из архива В.С.Попова с его комментариями свидетельствуют, что и музейные работники приложили руку к их печальной судьбе. Одним из таких погромщиков был заведующий группой металла Государственного исторического музея Николай Рудольфович Левинсон (1888–1966), на хранении которого были бронзовые скульптуры на кладбищах Донского, Новоспасского и Андроникова монастырей. Он причастен к отправке в металлолом чудесной фигуры скорбящего ангела работы И.П.Витали с надгробия 1828 года на могиле Муравьевой на кладбище Новоспасского монастыря и фигуры плакальщицы с крестом на могиле А.З.Дурасова 1838 года на том же кладбище. Кстати будет заметить, что обе эти скульптуры еще в 1928 году были перемещены из Новоспасского монастыря во вновь организованный музей надгробий в Донском монастыре, откуда и были сданы в 1931 году Н.Р.Левинсоном в металлолом.
Одно из хорошо сохранившихся надгробий эпохи классицизма — памятник генерал-фельдмаршалу Александру Михайловичу Голицыну работы Ф.Г.Гордеева (1788). На обороте фотоснимка рукою неизвестного лица (не В.С.Попова) следующая запись: «Этот памятник за последние сто лет считался утерянным и только в 1931 году, по исследованиям Н.В.Успенского, этим последним открыт в замурованной нише Благовещенской церкви бывшей Александро-Невской лавры в Ленинграде». Памятник заказан и поставлен женою А.М.Голицына Дарьей Алексеевной, фрейлиной Екатерины II. Великолепный по качеству фотоснимок дает хорошее представление о композиции надгробия, в которую включены профильный портрет Голицына, убитый горем воин, плакальщица, родовой герб, фигура льва, амуниция в виде кивера с плюмажем, фельдмаршальский жезл, орденские знаки, русские и турецкие знамена и, наконец, эпитафия на беломраморной доске. Несмотря на некоторую перегруженность памятника, он производит сильнейшее художественное впечатление. Это, конечно, классика мемориальной русской скульптуры.
Собранные В.С.Поповым фотографии интересны тем, что многие памятники зафиксированы на первоначальных местах, еще до переноса их в Голицынский мавзолей Донского монастыря. К числу таких снимков относится выразительная бронзовая группа из двух женских фигур с крестом и якорем над могилой полковника Петра Афанасьевича Бекетова (1734–1796), заказанная И.П.Витали и находившаяся на кладбище Новоспасского монастыря, откуда в 1927 году она была перевезена в Голицынский мавзолей.
Иван Петрович Витали много и плодотворно работал над мемориальной скульптурой, о чем свидетельствуют его сохранившиеся памятники. Но немалое их число погибло уже в новейшее время. Одно такое надгробие находилось над могилой Надежды Дмитриевны Зубовой, урожденной княжны Голицыной (1794–1830), на кладбище Донского монастыря. Фотография этого изящного памятника была снята в июле 1929 года, а в начале 1930-х годов он уже погиб, когда, по словам В.С.Попова, «оказался на территории дровяного сарая, пристроенного жильцами к задней стене Голицынского мавзолея». Погибло и редкостное по многофигурности надгробие Настасьи Павловны Новосильцевой (1789–1830) на уничтоженном московском Лазаревском кладбище, остатки правой группы которого в 1935 году были перевезены в Донской монастырь и свалены около Зубовского мавзолея.
И это надгробие, по предположению В.С.Попова, тоже было спроектировано И.П.Витали. Погиб в конце 1920-х годов и чудесный по наивности памятник над могилой неизвестного военного на кладбище Новодевичьего монастыря — с ангелочком, который высекает краткий текст на урне с прахом покойного: «Скончался 17 апреля 1800». Почти выцветший фотоснимок сделан в 1907 году и попал к В.С.Попову из архива Отдела учета Центральных Государственных реставрационных мастерских, где долгие годы работал автор неизданной книги.
Настоящим шедевром надгробной скульптуры является отлитая в бронзе фигура плакальщицы у подножия креста на могиле В.Д.Новосильцева работы В.И.Демут-Малиновского (вскоре после 1825). Обширное пояснение к фотографии для неосуществленного издания сделано рукою В.С.Попова: «Молодой офицер Новосильцев, внук графа Владимира Григорьевича Орлова, был убит на дуэли с Черновым, кузеном К.Ф.Рылеева. Похороны вылились в демонстрацию. Мать Новосильцева не могла себе простить смерти сына, сделала этот памятник на его могилу в подклете собора Новоспасского монастыря и велела написать свой портрет на его фоне. Группа Демута вызвала многочисленные повторения и подражания, в том числе и Ниной Александровной Грибоедовой для могилы ее мужа в Тбилиси». Фотография из архива В.С.Попова сделана уже после поступления памятника в Голицынский мавзолей Донского монастыря.
Столь же популярной оказалась еще одна скульптура, на этот раз работы И.П.Мартоса, изображающая скорбящего коленопреклоненного ангела перед урной с прахом умерших. Первоначально она была исполнена в 1830 году для надгробия Е.С.Корнеевой, погребенной на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге, и тогда же повторена для надгробия А.П.Кожуховой на кладбище Донского монастыря.
Равнодушие советских русских к памяти предков, варварское обращение с могилами нашли свое выражение в истории нескольких чудесных памятников. За алтарем старого собора Донского монастыря в 1816 году был погребен сенатор Иван Алексеевич Алексеев, и вскоре после его кончины И.П.Мартосу было заказано надгробие с бюстом Алексеева на колонне и плакальщицей с крестом. Памятник цел и поныне, но крест украден в 1950-х годах. Похищен в 1931 году и красивый бронзовый барельеф с надгробия Н.И.Маслова на главной дорожке Донского монастыря, изображавший скорбящего Гения с потухающим факелом жизни и зарастающей плющом колонной, на которую опирается ангел. «Аналогичный памятник был на одном из кладбищ города Казани, но тоже погиб», — замечает В.С.Попов. Бесследно исчезла и двухфигурная мраморная группа с памятника генерал-майору Г.И.Бибикову, скончавшемуся в 1808 году и погребенному в Донском монастыре. А то, что оставалось к 1936 году от надгробия атамана Платова в Новочеркасске работы И.П.Мартоса, вообще не поддается разумному объяснению: на снимке вдребезги разбитый памятник со сколотой головой героя Отечественной войны 1812 года.
Донской монастырь, а также собор Богоявленского монастыря были дворянскими некрополями Москвы, где погребались представители самых известных аристократических фамилий. Затрудняемся сказать, почему именно Богоявленский собор стал последним прибежищем многих знатных людей. Вероятно, это произошло из-за его местоположения в непосредственной близости от Кремля, когда Верхние торговые ряды еще не отделили Богоявленский монастырь от Красной площади и он был составной частью общего архитектурно-планировочного ансамбля со Спасской башней, собором Василия Блаженного, Казанским собором, старым зданием университета и Иверскими воротами. Так или иначе, но в Богоявленском соборе погребались представители самых привилегированных фамилий. В нижней церкви Богоявленского собора почетное место занимала монументальная гробница князя Михаила Михайловича Голицына (1685–1764), сооруженная неизвестным французским архитектором в 1765 году. Для оформления памятника использован разноцветный и белый мрамор. На передней части монумента помещены две многословные надписи, прославлявшие деяния М.М.Голицына — сенатора, генерал-адмирала, астраханского и санкт-петербургского губернатора, начинавшего свою военную и служебную карьеру еще при Петре Великом, а скончавшегося при Екатерине II. Судьба этого надгробия сложилась не очень хорошо: в 1930 году он был зашит досками, а в 1935 году было принято решение о его перемещении в Голицынский мавзолей Донского монастыря. Еще до перевозки пропали корона, венчавшая портрет князя, и гирлянда зеленого мрамора, а «портретный рельеф, тонкой работы, сохранился лишь потому, что возчики накрыли им груды лома на возу, где он и был найден».
Перемещение особо примечательных надгробий в Голицынский мавзолей Донского монастыря чаще всего связано с утратой их деталей. Снимок памятника над могилой князя Бориса Владимировича Голицына (1769–1813), перевезенного сюда из церкви в Больших Вяземах, поражает ободранностью и отсутствием надписей, отлично видных на дореволюционных снимках. Утрачена надпись в верхней части обелиска: «Бысть на нем дух Господень и изыде на рать и укрепися рука его», а также и вся надпись на передней стенке постамента: «Здесь предано тело земле генерал-лейтенанта и разных орденов кавалера князя Бориса Владимировича Голицына на знаменитой Бородинской битве следствия полученной раны августа 26 дня, родившегося 1769 года и скончавшегося в Вильне в самый день от рождения своего 1813 года генваря 6 дня».
Отлитые в бронзе, обе надписи, скорее всего, были сданы в металлолом уже названным М.Р.Левинсоном либо в годы безвременья похищены из самой церкви. Еще чудо, что уцелела фигура плачущего ангела с левой стороны подножия и барельефный портрет князя в медальоне наверху памятника.
География памятников, фотографии которых были собраны В.С.Поповым, достаточно велика: это Москва, Петербург, Киев, Батурин, Новгород-Северский, Владимир, Крым, подмосковные усадьбы: Глинки, Ярополец, Большие Вяземы, аракчеевское Грузино, Николо-Погорелово Барышниковых, Полуэктово Долгоруких. Тому, кто посещал эту последнюю усадьбу неподалеку от Рузы, и в голову не может прийти, что в усадебной церкви находилось монументальное надгробие над могилой князя Василия Васильевича Долгорукова (1752–1812), спроектированное Тома де Томоном. Снимок из архива В.С.Попова очень старый, вероятно 70-х годов XIX века, и он единственный, дающий общую картину поминального оформления могилы — с серебряными венками, лентами и цветами. Это, конечно, не первоначальный вид надгробия. По всей вероятности, оно оформлено по случаю какой-либо памятной даты, возможно к 100-летию присоединения Крыма к России, в котором принимали участие Василий Васильевич и его отец Василий Михайлович Долгорукий-Крымский (1722–1782), оба похороненные в Полуэктове. Все это погибло в 1930-х годах, как и многие другие фамильные надгробия на местном кладбище, от которого осталось не более десятка памятников позднейших владельцев Данзасов.
Надгробие князю Петру Михайловичу Голицыну (1738–1775), прославившемуся в русско-турецкой войне, отличается от многих других крайне оригинальной композицией, сочиненной Я.И.Земельгаком в сотрудничестве с Ф.И.Шубиным (1783). Есть в нем что-то приподнято-романтическое. На фоне монументальной гранитной плиты высечена группа из двух фигур: плакальщицы и Марса в виде римского воина в латах, возлагающего руки на классическую урну. С подушки на невысоком постаменте свисает на ленте орденский знак святого Александра Невского. На лицевой стороне постамента помещены бронзовые инициалы К.П.М.Г., то есть Князь Петр Михайлович Голицын, а на нижней стороне пьедестала следующая надпись: «Генерал-поручик орденов Святаго Александра Невского, военнаго Святаго Георгия Победоносца и Святыя Анны кавалер князь Петр Михайлович Голицын…»
Князь Петр Михайлович был убит на дуэли с родственником Потемкина П.А.Шепелевым вскоре после того, как Екатерина II наградила его Александровской лентой и чином генерал-поручика. Надгробие П.М.Голицына изначально находилось в трапезной старого собора Донского монастыря, откуда перенесено в Голицынский мавзолей.
В свою очередь из подмосковной усадьбы Глинки в тот же мавзолей Голицыных перемещено монументальное надгробие Прасковьи Александровны Брюс (ум. 1786), сестры фельдмаршала П.А.Румянцева.
По времени (1936) это было самое позднее водворение в Голицынскую усыпальницу еще одного художественного шедевра И.П.Мартоса. По общему замыслу надгробие П.А.Брюс повторяет другую, более раннюю работу мастера — надгробие М.П.Собакиной (1782), и, возможно, с правой стороны находилась еще одна мраморная фигура, изображавшая Гения смерти. Профильные портреты Брюс и Собакиной — наиболее совершенные работы И.П.Мартоса.
Печальная правда подобной концентрации памятников в одном, хотя и мемориальном месте заключается в их отрыве от могил, не говоря уже о том, что все они проектировались для других интерьеров, определявших композицию и, конечно же, особую настроенность того или иного надгробия. Приходится поэтому ценить те из надгробий, которые никогда не покидали место своего изначального расположенияния. На Донском кладбище это надгробия Л.Д.Давыдова (1806) и И.И.Козлова, родного дяди поэта (после 1788), князя М.М.Голицына (1810) работы С.С.Пименова и княгини А.А.Голицыной в Голицынском мавзолее на Донском кладбище (1810), а в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры — надгробие Н.И.Панина работы И.П.Мартоса (после 1783), где архитектурное оформление и трехфигурная группа самого надгробия образуют редкостное художественное целое.
На заре становления журнала «Наше наследие», в 1989 и 1990 годах, на его страницах печатались статьи в защиту русских исторических кладбищ: «Во имя жизни», «Здесь покоится прах» и «Как спасти наш некрополь». Обзор старых фотографий к неизданной книге В.С.Попова и Н.Н.Соболева «Русские надгробия» возвращает нас к наболевшей теме о судьбе русских кладбищ и памятников. Несмотря на ограниченный круг фотографий, за пределами которых остались замечательные надгробия Александро-Невской лавры, снимки из собрания В.С.Попова обладают особой ценностью: они воссоздают первоначальный вид многих памятников, расчлененных на части при переносе бронзовых и мраморных фигур в Голицынский мавзолей, тогда как сами надгробия с эпитафиями остались там, где они и были поставлены.
Неоднократно нами названный Голицынский мавзолей пережил настоящую катастрофу после передачи Донского монастыря Русской православной церкви. Чтобы спасти надгробия от их полного разорения (а в здании мавзолея устроена действующая церковь), они были перевезены в фонды московского Архитектурного музея имени А.В.Щусева, который, однако, не имел никакой возможности их обустроить в соответствующем здании, конечно — церковном.
И в 1993–1994 годах надгробия были «свалены» в подвалах музейного дома на Воздвиженке.
Идея создать «скульптурный парк» во дворе главного здания Щусевского музея, с которою согласно руководство этого учреждения, кажется настолько не соответствующей духу надгробий, что надо решительно отказаться от такого предположения. Чтобы как-то выйти из этого затруднения, надо обсуждать новое место размещения надгробий, и лучшим их пристанищем могли бы быть музей и церковь в Больших Вяземах.
@темы: погребальные сооружения, древние захоронения, московские кладбища, загадки и мистика некрополей, клипы/ролики/передачи