Могилы исчезнувших кладбищ

[The Highgate Vampire]

В 2012 году была очень популярная новость о том, что в Китае одна могила задерживает строительство жилого дома на месте бывшего кладбища:
Одна из компаний-застройщиков в городе Тайюань, провинция Шаньси, Китай, решила построить дом на месте… старого кладбища! Все могилы были перемещены, родственникам усопших выплатили компенсацию, но, как всегда, нашлись несогласные. Клочок земли с одной из могил так и продолжает стоять посреди строительной площадки. По сведениям местных СМИ, за смещение могилы застройщик уже готов заплатить $160 000, однако это кажется недостаточным для семьи, владеющей правами на землю. Они просто ждут «благоприятного дня» и объяснений, почему дом решили строить на месте кладбища.
К сожалению, совсем незаметно прошла вторая новость о том, что могилу таки перенесли.
от декабря 2012г.:
В прошлом году в Тайюань, провинция Шаньси в северном Китае, началось строительство нового элитного жилого комплекса. Когда разработчикам понадобилось выкопать кладбище для фундамента здания, они предложили заплатить жителям за перенос останков их близких. Одна семья отказалась сдвинуться с места, жалуясь на то, что компенсация была слишком низкой. В Китае есть примеры спорных участков, как правило, известные как «дома-гвозди», и разработчики продолжают строить вокруг них, пока проблема не будет решена. В этом случае рабочие обрезали «могилу-гвоздь», принадлежащую семейству Чанг Жинджу. Небольшая странная колонна возвышалась на 10 метров над фундаментом в течение полумесяца. На этой неделе стало известно, что семья Жинджу достигла соглашения с консорциумом строительства, получив 800 юаней ($128 USD) в качестве компенсации. Как сообщают местные, деревенские управляющие достигли соглашения с семьей покойного на перемещение могилы без повышения компенсации. Семья обратилась к мастеру фэн-шуй для определения благоприятного дня для переезда. Были построены платформа и мост к могиле, и семья удалила четыре гроба и надгробия (управляющие ждали переезд 15 числа, а семья забрала гробы 18-го).

Но все же есть случаи сохранения могил в самых неожиданных местах.

Sugar Creek, Johnson County, Indiana

Эта история берет свое начало в первой половине XIX-го столетия, когда умерла Нэнси Керлин Барнетт (Nancy Kerlin Barnett). Она жила в пригороде американского городка Амити, штат Индиана и очень любила вечерами сидеть на этом холме.
После смерти супруги (1831), муж получил разрешение на захоронение жены именно здесь. Со временем, вокруг небольшого кургана появилось целое кладбище. На рубеже веков, в округе решили построить шоссе. Это обозначало, что нужно перемещать могилы в другое место. Так и происходило, пока не остался лишь курган Нэнси Керлин Барнетт (Nancy Kerlin Barnett). Один из сыновей Нэнси был категорически против, и место захоронения его матери осталось нетронутым. Проблема возникла позже, когда было принято решение о расширении дорожного полотна. Тут уже за честь бабушки вступился один из внуков Нэнси. Дошло вплоть до того, что он даже поселился на какое-то время с ружьем на холме. Могила осталась невредимой, а укладчикам дороги пришлось оставить захоронение посреди дороги. ©
8 августа 1912 года могилу накрыла защитная бетонная плита, а в 1982 появилась табличка с описанием этой истории.
К слову, муж Нэнси был пра-пра-правнуком Покахонтас.

Захоронения на перекрестках

Handsworth, небольшая деревушка в Южном Йоркшире, в Англии. И в ней действительно находится паб, одна сторона которого выходит на улицу, а три других - ровно на кладбище.
Если посмотреть по карте, то видно, что the Cross Keys Hotel находится на территории церкви Святой Марии, у погоста. Сама церковь существует с 1170 года, а дом изначально принадлежал капеллану церкви, пока в 1823 году не стал пабом. Теперь же там можно выпить кружку эля и, созерцая кресты из окошка, задуматься о бренности бытия.
На Google Maps можно найти по запросу: The Cross Keys Hotel, Handsworth Road, Sheffield, United Kingdom.

+3места: зоопарк, аэропорт и ресторан

Louisville, Kentucky

В центре зоопарка Луисвилля притаилось маленькое семейное кладбище пионеров этих земель. Оно со своей оградкой и несколькими старыми надгробиями. В 1990 году был установлен памятник со списком всех похороненных здесь.

Savannah, Georgia

В 1800-х в Саване на этом месте было семейное кладбище Ричарда и Катэрин Дотсон. Но во времена Второй мировой пришлось расширять городок, и строить на месте погребений аэропорт. Что же делать с могилами Дотсонов? А ничего, оставить все как было. С внесением небольших коррективов.
Благодаря этим коррективам сегодня все, кто прогуливается 10-й взлетной полосой Интернационального Аэропорта Саваны, может полюбоваться могилами Ричарда и Катэрин Дотсон.

Ресторан на кладбище (New Lucky Restaurant, Ahmedabad, India)

Дом на кладбище. Часть I

Дом на кладбище. Часть II

@темы: исчезнувшие кладбища, китайские кладбища, американские некрополи, Kentucky, Indiana, В гостях у La Belle Dame sans Merci, азиатские кладбища, Georgia

---

Вновь о Донском некрополе

[The Highgate Vampire]

Облюбование Москвы. Донской некрополь. Репортаж Р. Рахматуллина

Некрополь Донского монастыря - город мертвых, зазеркалье города живых, последний приют московской аристократии нового времени. У каждого фамильного участка был или есть аналог в городе. Всю историю дворянской Москвы можно было излагать на кладбищах Новодевичьего, Андроников, Новоспасского, Данилова и других монастырей Москвы. Некрополь Донского - наиболее сохранившийся из них.

-Подклет Большого собора Донского монастыря-

Одни из самых ранних захоронений можно обнаружить в грузинской части некрополя — в цокольной части Большого собора. Здесь же собраны древние плиты с утраченных могил (и кладбищ): от древнерусских надгробий, отличающихся минимализмом в оформлении, до обломков плит с интересной вязью.

Удивительно, но при народной любви снимать монастырский некрополь, подклет обходят вниманием, а он стоит того, чтобы в него спуститься.

-Оглядеться-

-Могила Салтычихи-

Источник

Прочла когда-то Акунина "Кладбищенские истории", одна глава посвящена Донскому кладбищу. Отложилось, что надо бы зайти при случае. Внезапно случай наконец свершился. Мне бы заранее подробнее пошарить в нэте на предмет надгробия Салтычихи (Салтыкова Дарья Николаевна), а так.. Помнила фото в его книге, к тому "каменному колу" и пришла, а зря, хотя и помнила, что это лишь художественное предположение. Прошарила инфу после, выбрала то, что мне показалось более близко к ...
Утверждается, и не в одном источнике, что ее могила нижняя, в центре, что там даже видна надпись, с той стороны вроде, что закрыл не так давно завалившийся рядом саркофаг. В ролике под постом, монах рассказал, что это надгробие ее старшего сына, умершего в тот же год.
Цитаты из разных источников:
"Я и ранее встречал снимки именно этой могилы, но тогда ещё памятник не был упавшим и надпись была видна."
"К могиле Салтычихи приходят те, чьи родственники в тюрьме или под следствием. Считается (кем-то), что Салтычиха является защитницей заключенных.
Из "Кладбищенских историй" Акунина опять же - "В пяти шагах от места упокоения русской современницы маркиза де Сада из земли произрастает диковинное каменное дерево в виде сучковатого креста масонский знак в память поручика Баскакова, умершего в 1794 году. Никакой дополнительной информации, а жаль."
Справедливости ради, он и не претендует на точность в книге. Хотя, видимо, с его подачи возник "народный" памятник Салтыковой?..

Ориентир отсюда - настоящее надгробие Салтычихи с завалившимся рядом надгробием, на территории монастыря (вход с большой колокольней) - от входа - к правой стене монастыря. На фото - на заднем плане в районе башни, чуть дальше белого креста, там еще скульптура девушки с вазоном.

В середине сюжет с кладбища. К слову, в заставке передачи вкралась ошибка: На портрете совсем другая представительница разветвленного семейства Салтыковых. Более того, урожденная Чернышева, Дарья Петровна, родная сестра пушкинской "Пиковой Дамы" Натальи Петровны Голицыной. А вот изображения Салтычихи до сих пор неизвестны, увы.

Вздорнов "Печальные памятники и их судьба"

Среди предполагавшихся, но невышедших книг в знаменитом издательстве 1920–1930-х годов «Academia» есть одна не совсем обычная. Ее тема — «Русские надгробия». Она была задумана двумя замечательными авторами: сотрудником Центральных Государственных реставрационных мастерских Валентином Сергеевичем Поповым (1912–1989) и профессором Строгановского училища Николаем Николаевичем Соболевым (1874–1966). Исследователи редко обращаются к кладбищенским, мемориальным памятникам. На сегодняшний день мне известны только две подобные работы: книга В.Б.Ермонской, Г.Д.Нетунахиной и Т.Ф.Поповой «Русская мемориальная скульптура. К истории художественного надгробия в России XI – начала XX века» (М., 1978) и книжечка П.А.Акимова «Надгробие и эпитафия эпохи романтизма в России» (М., 2007). К ним, правда, примыкает еще одна примечательная работа — «Пушкинские эпитафии» М.Ф.Мурьянова (М., 1995).
Я был близко знаком с В.С.Поповым, неоднократно бывал в его коммунальной квартире в Лефортове и, когда готовил его архив к передаче в Государственный литературный музей, обратил внимание на небольшую пачку старых фотографий, на которых были засняты редкие надгробные памятники. К фотографиям прилагалось несколько листков старой бумаги с проектом оформления будущей книги. На оборотных же сторонах фотографий рукою В.С.Попова и, возможно, его предполагавшегося соавтора даны пояснения: кому и когда были поставлены памятники, в каком материале исполнены и где находятся, а в случае утраты указаны обстоятельства их исчезновения. Эти пояснения представляются чрезвычайно ценными, поскольку, возможно, речь идет о подписях к иллюстрациям книги. Так и выяснилась история проектировавшегося, но неосуществленного издания «Русские надгробия».
Оформление предполагавшейся книги принадлежит В.С.Попову, который в молодости получил художественное образование и был неплохим рисовальщиком (в 1950–1960-х годах он работал даже главным художником на Дулёвском фарфоровом заводе). Обложка книги задумана в ампирном стиле, причем и лицевая и оборотная ее стороны прорисованы необыкновенно тщательно. Мотив памятника на обложке взят из надгробия Давыдова работы Г.Т.Замараева с кладбища Донского монастыря (1806).
На той же старой голубоватой бумаге зарисован (несомненно, тоже В.С.Поповым) памятник И.С.Барышникову в фамильной усыпальнице в усадьбе Николо-Погорелово Смоленской губернии. В верхней части листа карандашная надпись:
«Памятник И.С.Барышникову работы Ф.Шубина в мавзолее усадьбы Николо-Погорелово Смоленской губернии. Погиб в 1941 году». Последняя фраза указывает на то, что почти все надписи на оборотных сторонах фотографий датируются, скорее всего, уже после возвращения В.С.Попова из сталинских лагерей.
Особую группу снимков из архива В.С.Попова образуют воспроизведения надгробий конца XVII – первой половины XVIII века из Богоявленского собора в Москве. Это сложные композиции в барочном духе — с букетами, гирляндами, лентами, многочисленными драпировками тканей и символическими фигурами. Как правило, эти пристенные надгробия выполнены в плоскостной манере, подобно уничтоженному в 1930-х годах надгробию с живописным портретом неизвестной дамы послепетровской эпохи с витиеватым вензелем над ним.
В названных надгробиях преобладает идея смерти, а не памяти об умерших, о чем свидетельствуют, в частности, и мрачные изображения черепов с пустыми глазницами и скрещенные кости. Это, можно сказать, начальная пора в истории русских надгробий.
Поскольку в нашу задачу не входит публикация всех собранных В.С.Поповым фотографий, ограничимся наиболее редкими снимками. И первый из них — фотография уже названного памятника И.С.Барышникову. Оригинал был чрезвычайно плохого качества, но благодаря искусству фотографа В.А.Соломатина пересъемка дала поразительный результат. Отлично виден не только удивительной красоты памятник с фигурой плакальщицы, но и шубинский рельеф над ним. На оборотной стороне рукою В.С.Попова обозначено следующее: «Редчайший снимок. Федот Шубин. Надгробие Ивана Сидоровича Барышникова в усадебном храме-мавзолее в Николо-Погорелово, построенном Казаковым.
Памятник взорван в 1941 году». Обстоятельства взрыва до сих пор не выяснены: либо его уничтожили немцы, захватившие Смоленщину осенью 1941 года, либо отступающие советские войска. Стоит, безусловно, пожалеть об исчезновении этого изумительного храма и украшавшей его скульптуры.
Мемориальная скульптура представляла широкое поле для творчества, и в этой области оставили свой след выдающиеся мастера: не только Шубин, но и Козловский, Гордеев, Мартос, Тома де Томон, Замараев, Воронихин, Гальберг, Витали, Демут-Малиновский, Пименов. Приглашались и иностранные мастера: Гудон, Пажу, Триппель, Земельгак.
Все они в той или иной степени присутствуют в фотографиях, собранных В.С.Поповым.
Превосходный во всех своих частях памятник был поставлен в 1805 году на могиле графа П.А.Румянцева-Задунайского в Успенском соборе Киево-Печерской лавры. Архитектурное обрамление проектировал Тома де Томон, а барельеф из мрамора, на котором фельдмаршал представлен с мечом в правой руке и фельдмаршальским жезлом в левой, высекал Мартос. «Внимай, росс! Пред тобою гроб Задунайского» — гласит надпись на постаменте портика, в который заключен портрет П.А.Румянцева. Перед нами чистейший образец стиля классицизма, место которому в числе шедевров русского искусства. Памятник погиб в 1941 году при взрыве собора советскими подпольщиками, целью которых был, конечно, не сам собор, а немецкий генералитет, посетивший лавру, но успевший выйти из церкви за несколько минут до взрыва.
При знакомстве с надгробиями, снимки с которых оказались у В.С.Попова, поражает удивительная стилистическая близость русских надгробий к античной скульптуре, точнее греческой, которая в XVIII–XIX веках еще только-только выходила на свет Божий из тьмы веков. Примером может служить памятник на могиле княгини Н.М.Голицыной, созданный в 1780 году Ф.Г.Гордеевым. Этот памятник сохраняется ныне в Голицынском мавзолее Донского монастыря, но на снимке из архива В.С.Попова он сфотографирован еще на своем первоначальном месте — в трапезной старого собора Донского монастыря.
Настоящим музеем мемориальной скульптуры была усадьба А.А.Аракчеева Грузино (Новгородская губерния). Всесильный временщик императора Павла и личный друг императора Александра I умер в Грузине в 1834 году; за годы управления своим имением он превратил его в замечательный архитектурно-парковый ансамбль, видное место в котором занимали скульптурные группы. Два больших памятника стояли у северной и южной стен главного грузинского Андреевского собора: памятник Павлу I и памятник офицерам Аракчеевского полка, авторами которых были Мартос и Тома де Томон. Особенно красив первый из них, надпись на котором звучит так: «Сердце чисто и дух прав пред Тобою».
На постамент водружена императорская корона, ниже преклоненная фигура римского воина в доспехах, по сторонам знамена и воинская амуниция. Внизу плита над могилой Аракчеева с красивой, отлитой в бронзе надписью: «Да пребудет и прах мой подножием изображения Твоего. На сем месте погребен русской новгородской дворянин граф Алексей Андреевич Аракчеев…»
В наши дни об аракчеевском Грузине можно говорить только в прошедшем времени: все было разрушено в 1941–1942 годах, о чем стоит пожалеть особо, так как здесь работали лучшие столичные архитекторы, скульпторы, живописцы и декораторы. Снимки из архива В.С.Попова сделаны в 1936 году — за пять лет до начала войны, стершей Грузино в буквальном смысле с лица земли.
Как и Грузино, в Великую Отечественную войну сильнейшим образом пострадал другой выдающийся дворцово-парковый ансамбль — Павловск. Но разрушение Павловска, императорской резиденции, началось задолго до начала войны. Еще в 1918 году Павловск был переименован в город Слуцк (в память совершенно забытой сегодня революционерки В.Слуцкой, погибшей во время боев в октябре 1917 года), а его обширная территория разделена на две части: дворцовую и коммунальную. Но в 1920-е годы истинными хозяевами тут чувствовала себя «павловская шпана», ярко запечатленная В.М.Конашевичем. Эта шпана изгадила парк, осквернила памятники, в том числе Екатерине II в Храме Дружбы, чудесные памятники И.П.Мартоса «Любезным родителям» и «Супругу-благодетелю». Снимки обезображенных и вовсе исчезнувших творений из архива В.С.Попова являют нам ужасающее свидетельство революционной анархии и преступного беспамятства, которые за годы советской власти укоренились до такой степени, что теперь уже граничат и порой переходят грань уголовных деяний против искусства и архитектуры, наконец, просто культуры.
Павловску посчастливилось: о нем писали, его воспевали, его строили и украшали лучшие из лучших. Достаточно назвать Камерона, Росси, Бренну, Жуковского, Тома де Томона, Мартоса, Гонзаго, Кваренги, Воронихина, а в новейшее время В.Я.Курбатова, В.Н.Талепоровского, М.В.Алпатова. Строго говоря, скульптурные группы в Павловском парке не являются надгробиями, это своего рода «кенотафы», поскольку все представители императорской семьи похоронены в других местах, а в их числе и устроители Павловска — Павел I и императрица Мария Федоровна. Но все необходимые признаки надгробий здесь присутствуют, поскольку они исполнялись мастерами именно мемориальных памятников.
В этом отношении замечательна судьба так называемого «Олицетворения Мира», заказанного Н.П.Румянцевым в память о мирных договорах, заключенных тремя поколениями Румянцевых.
Заказ на памятник был отдан Антонио Канове и исполнен им в 1810 году. Мраморный оригинал стоял во дворце Н.П.Румянцева в Петербурге и тогда же был дублирован в бронзе, отправлен во дворец Н.П.Румянцева в Гомель и позже установлен его сыном в гомельском соборе как его надгробие.
Погибшие надгробия представлены еще одним замечательным памятником – над могилой графа Кирилла Григорьевича Разумовского в Воскресенской церкви в Батурине, бывшем официальной резиденцией этого блестящего царедворца Екатерины II и малороссийского гетмана. Граф умер в 1803 году, его сын Андрей поручил изготовление надгробия И.П.Мартосу. Это красивое и в то же время внушительное произведение искусства: на фоне черного обелиска высечена из белого мрамора полукруглая трехъярусная композиция: нижняя часть с эпитафией и фамильными гербами, средняя – с профильным портретом умершего в овале с лавровым венком и, наконец, верхняя – с урной, прикрытой богатой драпировкой. Эпитафия же следующего содержания: «Здесь покоится тело его сиятельства господина генерал-фельдмаршала, сенатора, действительного камергера и орденов российских святого апостола Андрея Первозванного, святого Александра Невского, польского Белого Орла и голштинского святыя Анны графа Кирилла Григорьевича Разумовского, родившегося в 1728-м году марта 18-го дня, а скончавшегося в Батурине 1803 генваря 9-го в два часа пополудни. Жития его было 74 года, 9 месяцов и 22 дни». Батуринский дворец ныне лежит в развалинах, а церковь и надгробия уничтожены в 1941–1942 годах. Фотография из архива В.С.Попова наклеена на паспарту и принадлежала Московскому Археологическому обществу (штамп на оборотной стороне).
Но не только войны и невежество были причиною уничтожения надгробий. Насколько фотографий из архива В.С.Попова с его комментариями свидетельствуют, что и музейные работники приложили руку к их печальной судьбе. Одним из таких погромщиков был заведующий группой металла Государственного исторического музея Николай Рудольфович Левинсон (1888–1966), на хранении которого были бронзовые скульптуры на кладбищах Донского, Новоспасского и Андроникова монастырей. Он причастен к отправке в металлолом чудесной фигуры скорбящего ангела работы И.П.Витали с надгробия 1828 года на могиле Муравьевой на кладбище Новоспасского монастыря и фигуры плакальщицы с крестом на могиле А.З.Дурасова 1838 года на том же кладбище. Кстати будет заметить, что обе эти скульптуры еще в 1928 году были перемещены из Новоспасского монастыря во вновь организованный музей надгробий в Донском монастыре, откуда и были сданы в 1931 году Н.Р.Левинсоном в металлолом.
Одно из хорошо сохранившихся надгробий эпохи классицизма — памятник генерал-фельдмаршалу Александру Михайловичу Голицыну работы Ф.Г.Гордеева (1788). На обороте фотоснимка рукою неизвестного лица (не В.С.Попова) следующая запись: «Этот памятник за последние сто лет считался утерянным и только в 1931 году, по исследованиям Н.В.Успенского, этим последним открыт в замурованной нише Благовещенской церкви бывшей Александро-Невской лавры в Ленинграде». Памятник заказан и поставлен женою А.М.Голицына Дарьей Алексеевной, фрейлиной Екатерины II. Великолепный по качеству фотоснимок дает хорошее представление о композиции надгробия, в которую включены профильный портрет Голицына, убитый горем воин, плакальщица, родовой герб, фигура льва, амуниция в виде кивера с плюмажем, фельдмаршальский жезл, орденские знаки, русские и турецкие знамена и, наконец, эпитафия на беломраморной доске. Несмотря на некоторую перегруженность памятника, он производит сильнейшее художественное впечатление. Это, конечно, классика мемориальной русской скульптуры.
Собранные В.С.Поповым фотографии интересны тем, что многие памятники зафиксированы на первоначальных местах, еще до переноса их в Голицынский мавзолей Донского монастыря. К числу таких снимков относится выразительная бронзовая группа из двух женских фигур с крестом и якорем над могилой полковника Петра Афанасьевича Бекетова (1734–1796), заказанная И.П.Витали и находившаяся на кладбище Новоспасского монастыря, откуда в 1927 году она была перевезена в Голицынский мавзолей.
Иван Петрович Витали много и плодотворно работал над мемориальной скульптурой, о чем свидетельствуют его сохранившиеся памятники. Но немалое их число погибло уже в новейшее время. Одно такое надгробие находилось над могилой Надежды Дмитриевны Зубовой, урожденной княжны Голицыной (1794–1830), на кладбище Донского монастыря. Фотография этого изящного памятника была снята в июле 1929 года, а в начале 1930-х годов он уже погиб, когда, по словам В.С.Попова, «оказался на территории дровяного сарая, пристроенного жильцами к задней стене Голицынского мавзолея». Погибло и редкостное по многофигурности надгробие Настасьи Павловны Новосильцевой (1789–1830) на уничтоженном московском Лазаревском кладбище, остатки правой группы которого в 1935 году были перевезены в Донской монастырь и свалены около Зубовского мавзолея.
И это надгробие, по предположению В.С.Попова, тоже было спроектировано И.П.Витали. Погиб в конце 1920-х годов и чудесный по наивности памятник над могилой неизвестного военного на кладбище Новодевичьего монастыря — с ангелочком, который высекает краткий текст на урне с прахом покойного: «Скончался 17 апреля 1800». Почти выцветший фотоснимок сделан в 1907 году и попал к В.С.Попову из архива Отдела учета Центральных Государственных реставрационных мастерских, где долгие годы работал автор неизданной книги.
Настоящим шедевром надгробной скульптуры является отлитая в бронзе фигура плакальщицы у подножия креста на могиле В.Д.Новосильцева работы В.И.Демут-Малиновского (вскоре после 1825). Обширное пояснение к фотографии для неосуществленного издания сделано рукою В.С.Попова: «Молодой офицер Новосильцев, внук графа Владимира Григорьевича Орлова, был убит на дуэли с Черновым, кузеном К.Ф.Рылеева. Похороны вылились в демонстрацию. Мать Новосильцева не могла себе простить смерти сына, сделала этот памятник на его могилу в подклете собора Новоспасского монастыря и велела написать свой портрет на его фоне. Группа Демута вызвала многочисленные повторения и подражания, в том числе и Ниной Александровной Грибоедовой для могилы ее мужа в Тбилиси». Фотография из архива В.С.Попова сделана уже после поступления памятника в Голицынский мавзолей Донского монастыря.
Столь же популярной оказалась еще одна скульптура, на этот раз работы И.П.Мартоса, изображающая скорбящего коленопреклоненного ангела перед урной с прахом умерших. Первоначально она была исполнена в 1830 году для надгробия Е.С.Корнеевой, погребенной на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге, и тогда же повторена для надгробия А.П.Кожуховой на кладбище Донского монастыря.
Равнодушие советских русских к памяти предков, варварское обращение с могилами нашли свое выражение в истории нескольких чудесных памятников. За алтарем старого собора Донского монастыря в 1816 году был погребен сенатор Иван Алексеевич Алексеев, и вскоре после его кончины И.П.Мартосу было заказано надгробие с бюстом Алексеева на колонне и плакальщицей с крестом. Памятник цел и поныне, но крест украден в 1950-х годах. Похищен в 1931 году и красивый бронзовый барельеф с надгробия Н.И.Маслова на главной дорожке Донского монастыря, изображавший скорбящего Гения с потухающим факелом жизни и зарастающей плющом колонной, на которую опирается ангел. «Аналогичный памятник был на одном из кладбищ города Казани, но тоже погиб», — замечает В.С.Попов. Бесследно исчезла и двухфигурная мраморная группа с памятника генерал-майору Г.И.Бибикову, скончавшемуся в 1808 году и погребенному в Донском монастыре. А то, что оставалось к 1936 году от надгробия атамана Платова в Новочеркасске работы И.П.Мартоса, вообще не поддается разумному объяснению: на снимке вдребезги разбитый памятник со сколотой головой героя Отечественной войны 1812 года.
Донской монастырь, а также собор Богоявленского монастыря были дворянскими некрополями Москвы, где погребались представители самых известных аристократических фамилий. Затрудняемся сказать, почему именно Богоявленский собор стал последним прибежищем многих знатных людей. Вероятно, это произошло из-за его местоположения в непосредственной близости от Кремля, когда Верхние торговые ряды еще не отделили Богоявленский монастырь от Красной площади и он был составной частью общего архитектурно-планировочного ансамбля со Спасской башней, собором Василия Блаженного, Казанским собором, старым зданием университета и Иверскими воротами. Так или иначе, но в Богоявленском соборе погребались представители самых привилегированных фамилий. В нижней церкви Богоявленского собора почетное место занимала монументальная гробница князя Михаила Михайловича Голицына (1685–1764), сооруженная неизвестным французским архитектором в 1765 году. Для оформления памятника использован разноцветный и белый мрамор. На передней части монумента помещены две многословные надписи, прославлявшие деяния М.М.Голицына — сенатора, генерал-адмирала, астраханского и санкт-петербургского губернатора, начинавшего свою военную и служебную карьеру еще при Петре Великом, а скончавшегося при Екатерине II. Судьба этого надгробия сложилась не очень хорошо: в 1930 году он был зашит досками, а в 1935 году было принято решение о его перемещении в Голицынский мавзолей Донского монастыря. Еще до перевозки пропали корона, венчавшая портрет князя, и гирлянда зеленого мрамора, а «портретный рельеф, тонкой работы, сохранился лишь потому, что возчики накрыли им груды лома на возу, где он и был найден».
Перемещение особо примечательных надгробий в Голицынский мавзолей Донского монастыря чаще всего связано с утратой их деталей. Снимок памятника над могилой князя Бориса Владимировича Голицына (1769–1813), перевезенного сюда из церкви в Больших Вяземах, поражает ободранностью и отсутствием надписей, отлично видных на дореволюционных снимках. Утрачена надпись в верхней части обелиска: «Бысть на нем дух Господень и изыде на рать и укрепися рука его», а также и вся надпись на передней стенке постамента: «Здесь предано тело земле генерал-лейтенанта и разных орденов кавалера князя Бориса Владимировича Голицына на знаменитой Бородинской битве следствия полученной раны августа 26 дня, родившегося 1769 года и скончавшегося в Вильне в самый день от рождения своего 1813 года генваря 6 дня».
Отлитые в бронзе, обе надписи, скорее всего, были сданы в металлолом уже названным М.Р.Левинсоном либо в годы безвременья похищены из самой церкви. Еще чудо, что уцелела фигура плачущего ангела с левой стороны подножия и барельефный портрет князя в медальоне наверху памятника.
География памятников, фотографии которых были собраны В.С.Поповым, достаточно велика: это Москва, Петербург, Киев, Батурин, Новгород-Северский, Владимир, Крым, подмосковные усадьбы: Глинки, Ярополец, Большие Вяземы, аракчеевское Грузино, Николо-Погорелово Барышниковых, Полуэктово Долгоруких. Тому, кто посещал эту последнюю усадьбу неподалеку от Рузы, и в голову не может прийти, что в усадебной церкви находилось монументальное надгробие над могилой князя Василия Васильевича Долгорукова (1752–1812), спроектированное Тома де Томоном. Снимок из архива В.С.Попова очень старый, вероятно 70-х годов XIX века, и он единственный, дающий общую картину поминального оформления могилы — с серебряными венками, лентами и цветами. Это, конечно, не первоначальный вид надгробия. По всей вероятности, оно оформлено по случаю какой-либо памятной даты, возможно к 100-летию присоединения Крыма к России, в котором принимали участие Василий Васильевич и его отец Василий Михайлович Долгорукий-Крымский (1722–1782), оба похороненные в Полуэктове. Все это погибло в 1930-х годах, как и многие другие фамильные надгробия на местном кладбище, от которого осталось не более десятка памятников позднейших владельцев Данзасов.
Надгробие князю Петру Михайловичу Голицыну (1738–1775), прославившемуся в русско-турецкой войне, отличается от многих других крайне оригинальной композицией, сочиненной Я.И.Земельгаком в сотрудничестве с Ф.И.Шубиным (1783). Есть в нем что-то приподнято-романтическое. На фоне монументальной гранитной плиты высечена группа из двух фигур: плакальщицы и Марса в виде римского воина в латах, возлагающего руки на классическую урну. С подушки на невысоком постаменте свисает на ленте орденский знак святого Александра Невского. На лицевой стороне постамента помещены бронзовые инициалы К.П.М.Г., то есть Князь Петр Михайлович Голицын, а на нижней стороне пьедестала следующая надпись: «Генерал-поручик орденов Святаго Александра Невского, военнаго Святаго Георгия Победоносца и Святыя Анны кавалер князь Петр Михайлович Голицын…»
Князь Петр Михайлович был убит на дуэли с родственником Потемкина П.А.Шепелевым вскоре после того, как Екатерина II наградила его Александровской лентой и чином генерал-поручика. Надгробие П.М.Голицына изначально находилось в трапезной старого собора Донского монастыря, откуда перенесено в Голицынский мавзолей.
В свою очередь из подмосковной усадьбы Глинки в тот же мавзолей Голицыных перемещено монументальное надгробие Прасковьи Александровны Брюс (ум. 1786), сестры фельдмаршала П.А.Румянцева.
По времени (1936) это было самое позднее водворение в Голицынскую усыпальницу еще одного художественного шедевра И.П.Мартоса. По общему замыслу надгробие П.А.Брюс повторяет другую, более раннюю работу мастера — надгробие М.П.Собакиной (1782), и, возможно, с правой стороны находилась еще одна мраморная фигура, изображавшая Гения смерти. Профильные портреты Брюс и Собакиной — наиболее совершенные работы И.П.Мартоса.
Печальная правда подобной концентрации памятников в одном, хотя и мемориальном месте заключается в их отрыве от могил, не говоря уже о том, что все они проектировались для других интерьеров, определявших композицию и, конечно же, особую настроенность того или иного надгробия. Приходится поэтому ценить те из надгробий, которые никогда не покидали место своего изначального расположенияния. На Донском кладбище это надгробия Л.Д.Давыдова (1806) и И.И.Козлова, родного дяди поэта (после 1788), князя М.М.Голицына (1810) работы С.С.Пименова и княгини А.А.Голицыной в Голицынском мавзолее на Донском кладбище (1810), а в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры — надгробие Н.И.Панина работы И.П.Мартоса (после 1783), где архитектурное оформление и трехфигурная группа самого надгробия образуют редкостное художественное целое.
На заре становления журнала «Наше наследие», в 1989 и 1990 годах, на его страницах печатались статьи в защиту русских исторических кладбищ: «Во имя жизни», «Здесь покоится прах» и «Как спасти наш некрополь». Обзор старых фотографий к неизданной книге В.С.Попова и Н.Н.Соболева «Русские надгробия» возвращает нас к наболевшей теме о судьбе русских кладбищ и памятников. Несмотря на ограниченный круг фотографий, за пределами которых остались замечательные надгробия Александро-Невской лавры, снимки из собрания В.С.Попова обладают особой ценностью: они воссоздают первоначальный вид многих памятников, расчлененных на части при переносе бронзовых и мраморных фигур в Голицынский мавзолей, тогда как сами надгробия с эпитафиями остались там, где они и были поставлены.
Неоднократно нами названный Голицынский мавзолей пережил настоящую катастрофу после передачи Донского монастыря Русской православной церкви. Чтобы спасти надгробия от их полного разорения (а в здании мавзолея устроена действующая церковь), они были перевезены в фонды московского Архитектурного музея имени А.В.Щусева, который, однако, не имел никакой возможности их обустроить в соответствующем здании, конечно — церковном.
И в 1993–1994 годах надгробия были «свалены» в подвалах музейного дома на Воздвиженке.
Идея создать «скульптурный парк» во дворе главного здания Щусевского музея, с которою согласно руководство этого учреждения, кажется настолько не соответствующей духу надгробий, что надо решительно отказаться от такого предположения. Чтобы как-то выйти из этого затруднения, надо обсуждать новое место размещения надгробий, и лучшим их пристанищем могли бы быть музей и церковь в Больших Вяземах.

+Первая часть+

@темы: погребальные сооружения, древние захоронения, московские кладбища, загадки и мистика некрополей, клипы/ролики/передачи

---

Старая открытка

[The Highgate Vampire]

На английских и американских кладбищах часто можно встретить такой памятник:

West Norwood, London

Недавно наткнулись на старую открытку (начало 20-го века), с которой и был взят образ. Мотив отсылает нас к христианскому гимну 1763 года за авторством Огастуса Топледи - "Благодатная скала" ("Rock of Ages").

-Текст-

Благодатная скала
Мне спасение даёт;
От греха, порока, зла
Я в ней вижу свой оплот.
Из скалы Христа струёй
Льётся ток воды живой.
Я не мог соблюсть закон
И был к смерти осуждён.
Грех преследовал меня,
Сердце жёг сильней огня.
И я мог найти покой
Лишь в скале
Христа святой.
Я пришёл к Тебе,
мой Бог!
Я был наг, и Ты одел;
Я был беден, Ты в удел
Дал мне дивный
Твой чертог;
Ты омыл меня в крови,
Я сокрыт в скале любви.
Благодатный Божий свет
Оградил меня от бед;
Среди горя и невзгод
Он мне силу подаёт.
Никого я не страшусь:
Ввек со мной скала –
Иисус!

©

-Открытка полностью-

@темы: история скульптуры, Изобразительное искусство

---

Вильгельм Александрович Котарбинский

[The Highgate Vampire]

Мы столько заливаем картин в нашей группе, а сюда почти ничего и не доходит. Начнем восстанавливать равновесие.

Вильгельм Александрович Котарбинский (Вильгельм Котарбиньский, польск. Wilhelm Kotarbiński, 30 ноября 1848 — 4 сентября 1921) — яркий представитель стиля «модерн», живописец исторического и фантастического жанров; двоюродный брат художника Милоша Котарбинского и театрального деятеля и литератора Юзефа Котарбинского.
Родился в c. Неборов Варшавской губернии. Учился в Варшавской рисовальной школе и в Академии Св. Луки в Риме, получил серебряную медаль и звание «Первого Римского рисовальщика». Будучи учеником Академии художеств, получил малую золотую медаль за картину «Вулкан приковывает Прометея к скале». За исполнение другой программы («Больной князь Пожарский принимает посланцев Москвы») признан классным художником 1-й степени.
Долго жил в Риме. С 1880-х гг. жил и работал в Киеве. Писал картины на мифологические и библейские темы, портреты, фантастические композиции.
Участвовал в работах В. Васнецова по украшению киевского собора Святого Владимира в Киеве, где создал ряд композиций, среди них «Преображение Господне» и написанные совместно с Павлом Сведомским «Дни Творения», «Тайная Вечеря», «Въезд Господень в Иерусалим», «Распятие», «Суд Пилата». Росписи во Владимирском соборе выдвинули имя Вильгельма Котарбинского в число самых известных художников Российской империи. Он был награжден орденом Станислава 2-й степени, а в 1905 году Петербургская академия художеств «за известность на художественном поприще признает и почитает В. А. Котарбинского своим академиком».
В Киеве Котарбинский выполняет ряд заказов, в частности для дома украинского мецената Н. А. Терещенко на Бибиковском бульваре (ныне Музей Т. Шевченко на бульваре Тараса Шевченко), и создает 13 панно для дома В. Н. Ханенко на Алексеевской улице (теперь Музей искусств им. Богдана и Варвары Ханенков на ул. Терещенковской).
Автор ряда крупных станковых полотен («Оргия», «Битва кентавров с амазонками» и др.) Большая его картина «Римская оргия» находится в Русском музее в Санкт-Петербурге.

Умер в Киеве. Похоронен на киевском Байковом кладбище на 1-м польском участке новой части кладбища; могила — слева от аллеи.

© Википедия

+Наша подборка+

+Большой альбом+

-Статья из журнала "Антиквар" #86-

-Один из «соборян»-

В этом году исполняется 165 лет со дня рождения Вильгельма Котарбинского — неординарного и загадочного живописца, о таланте, эрудиции, чувстве юмора которого ходили легенды.
Относившийся к нему с огромным уважением Владимир Стасов
писал: «Кроме Репина и Антокольского, я никого из всех наших
художников не знаю такого сильного и оригинального умом!».
Поляк по происхождению, католик по вероисповеданию, живописец по призванию, Котарбинский более 30 лет прожил в Киеве, восемь из которых было отдано работе над оформлением Владимирского собора.
Родился будущий художник 30 ноября 1849 г. в польском городке Неборов. Классическое образование получил в одной из варшавских гимназий. Почувствовав тягу к искусству, стал параллельно посещать класс рисунка профессора исторической живописи Рафаила Гадзевича. Под его руководством Котарбинский получил начальное художественное образование,
а в 1872‑м отправился в Рим, чтобы совершенствовать своё мастерство в Академии св. Луки у Франческо Подести. По окончанию учёбы остался в Риме, в котором жил и работал на протяжении 20 лет.
В этот период Котарбинский окончательно сформировался как художник и занялся преподавательской деятельностью. В числе его учеников оказалась украинская парижанка Мария Башкирцева, написавшая о молодом талантливом учителе-поляке в своём знаменитом «Дневнике».
В Риме Вильгельм Котарбинский познакомился с Павлом и Александром Сведомскими — художниками польского происхождения, сыгравшими определяющую роль в его судьбе. В 1885 г. братья Сведомские спасли своего приятеля от голодной смерти, а в 1887‑м пригласили его в Киев, где начались работы по оформлению Владимирского собора.
Котарбинский впервые приехал в Киев в 1888 г. — в возрасте 39 лет, в самом расцвете творческих сил — и тотчас проникся к нему любовью. Причин тому было несколько: во‑первых, ему нравились города с давней историей. Во-вторых, отсутствовал языковой барьер, ведь Киев, как и Варшава, входил в состав Российской империи, и знание русского языка было обязательным. В-третьих, здесь сложились самые благоприятные условия для развития его таланта. Именно в этот период Киев стал превращаться из провинциального городка Российской империи в настоящую «столицу искусств». Прежде всего, это было связано с восстановлением и изучением монументального убранства Софии Киевской, Михайловского собора, Кирилловской церкви и, конечно же, со строительством Владимирского собора.
Возведение храма длилось более 20 лет и завершилось в 1882 г. Тогда же встал вопрос о том, кто будет заниматься оформлением его интерьеров. В 1884‑м руководителем художественных работ был назначен историк искусства, археолог, профессор Адриан Прахов, собравший в Киеве целую плеяду выдающихся живописцев своего времени — Виктора Васнецова, Михаила Нестерова, Михаила Врубеля, Павла и Александра Сведомских, которые, в свою очередь, порекомендовали Прахову Вильгельма Котарбинского.
Очевидец событий, известный публицист и прозаик, земляк и друг Адриана Прахова Владимир Дедлов писал в своей книге о Владимирском соборе: «Этому народному памятнику грозила опасность быть расписанным какой‑нибудь заурядной иконописной артелью или таковыми же отдельными художниками. Так было решено в канцеляриях и сметах. Тот, кто знает, как адамантово тверды канцелярии и сметы в раз принятых решениях, принятых многие годы тому назад… только тот поймёт, что нужна была вся неспособность профессора Прахова признать существование затруднений, чтобы поставить дело украшения собора на широкую ногу. Профессору по обыкновению это удалось, и он создал памятник не только крестителю России, но и самой России, русскому искусству. Мало того, в этом храме произошёл перелом в направлении русской живописи».
В воспоминаниях Васнецова и Нестерова, работавших в Киеве бок о бок с Котарбинским, польский художник предстаёт доброжелательным и остроумным человеком. И хотя Васнецов считал, что росписи его коллеги несколько отличаются по духу от остальной живописи, это никак не повлияло на дружеские отношения двух мастеров. В письме от 15 февраля 1892 г. Виктор Михайлович вспоминает, как они ходили на блины к Манцевым и на обеды к Богдану Ханенко; много лет спустя он сделал удивительно похожим на Котарбинского одного из персонажей своей картины «Царевна Несмеяна». Показывая на фигуру поляка на полотне, Васнецов говорил: «Это я нашего Катарра припомнил, как он важно, точно „круль польский“, усы свои закручивает и сам при этом посмеивается. Так вот и этот у меня: его очередь смешить царевну ещё не пришла, а он уже воображает себя победителем, как „пан Заглоба“ у Сенкевича. Усы крутит — на своих соперников гордо поглядывает — совсем наш Катарр, когда разойдётся и о разделе Польши заговорит».
Но, вернёмся к началу художественных работ в соборе. Итак, 2 ноября 1888 г. Временный хозяйственный и строительный комитет по окончанию Владимирского собора в Киеве заключил с Вильгельмом Котарбинским и Павлом Сведомским общий контракт. В соответствии с ним художники «обязывались расписать стены Владимирского собора библейскими картинами, ликами святых и орнаментами» 5. В результате восьмилетнего труда Вильгельм Котарбинский и Павел Сведомский выполнили совместно 18 композиций и 84 отдельные фигуры святых больше чем в человеческий рост. Важно отметить, что ни одно изображение, созданное Котарбинским, не было подписано. Объясняется это тем, что участвовать в оформлении православного храма разрешалось лишь художникам православного вероисповедания. Котарбинский же был римо-католиком. И хотя церковно-строительная комиссия допустила его по просьбе Прахова к оформлению собора, отдельным пунктом контракта стало запрещение подписывать свои работы.
Через три года — 27 июля 1891 г. — комитет заключил с Котарбинским второй договор. Этот документ опровергает укоренившееся мнение о том, что Котарбинский не был допущен до самостоятельных работ в православном храме. В соответствии с новым договором он должен был написать восемь композиций на хорах, фигуры святых в полный рост, лики святых в медальонах, многочисленные орнаменты, а также выполнить золочение на втором ярусе. Первоначально предполагалось, что все эти работы осуществит Андрей Мамонтов, сын московского предпринимателя и мецената Саввы Мамонтова. Однако 22‑летний живописец в начале июля 1891 года скоропостижно скончался, а потому росписи по его эскизам и картонам выполнил Котарбинский.
Самостоятельно Вильгельмом Александровичем написаны фигуры на столбах боковых приделов — внизу и на хорах. Это образы святых Иосифа Волоцкого, Митрофана Воронежского, Нифонта Новгородского и Авраамия Смоленского (в южном нефе хоров), Никиты Столпника, Пафнутия Боровского, Варлаама Хутынского и Филиппа митрополита Московского (в северном нефе хоров), княгини Ирины-Ингигерды, князя Владимира Ярославича, князя Феодора Ростиславича Чермного и Николы Святоши (на столбах северного нефа внизу).
Кроме того художником созданы композиции «Преображение Господне» в южной части собора, «Вознесение» в северной части, «Четвёртый, Пятый, Шестой и Седьмой дни творения».
В своей книге «Киевский Владимирский собор. Его художественные творцы» В. Дедлов сообщает, что Котарбинский имел непосредственное отношение к созданию «Тайной вечери», «Входа в Иерусалим», «Распятия» и «Суда Пилата». Документальных подтверждений этому мы пока не нашли. По крайней мере, комитет не оплачивал Котарбинскому такую работу.
Что касается общей стоимости внутренней отделки Владимирского собора, то на неё было израсходовано 400 тыс. рублей. Из них 30 тыс. получил Котарбинский — за 94 месяца. То есть примерно по 300 рублей в месяц. Сумма немалая, особенно, если знать, что хлеб стоил в те времена от трёх до семи копеек.
Художник Виктор Замирайло, который вместе с другими учениками рисовальной школы Николая Мурашко участвовал в росписи храма, оставил воспоминания, открывающие любопытные подробности работы своих коллег. В частности, он рассказывает, что потолки с правой стороны под хорами были отданы Сведомскому, потолки слева — Котарбинскому, который писал по своим эскизам, но «под фирмой» Сведомского, поскольку не был открыто допущен к самостоятельной работе. По словам Замирайло, Сведомский, побуждаемый присущей ему леностью, решил ограничиться одним образом, а всё остальное «келейно» поручил Котарбинскому. Тот принял работу, но один участок, уже начатый Сведомским, отдал Врубелю. Сделанное Врубелем настолько отличалось от всего остального, что Котарбинский переписал плафон. Очевидно, он рассудил, что дешевле будет переделать один фрагмент, «вылезающий из ансамбля», нежели семь, которые в него не вписываются.
В контрактах всех художников, работавших в соборе, содержалось условие: «Исполнять фрески своими масляными красками и со всеми прочими своими материалами, но при готовых удобных для живописи лесах». Разумеется, каждый понимал этот пункт по‑своему: кто‑то покупал дорогие материалы, а кто‑то пытался сэкономить на них, не заботясь особо о долговечности росписей. К большому сожалению, Вильгельм Котарбинский относился ко вторым. Подтверждение этому находим в письме М. Нестерова к С. Дурылину, датированном апрелем 1928 г., где он с горечью констатирует: «Портится „Богоматерь“ Васнецова. Половина Котарбинского и столько же Сведомского облупилась, краски висят клочьями. Нестеров сохранился, но очень (как и всё) загрязнён. Народу нет, денег „нема“, ремонта делать не на что». А ведь этой живописи было немногим более 30 лет…
Освящение Владимирского собора состоялось 20 августа 1896 г. в присутствии всех художников, участвовавших в его оформлении. На это грандиозное торжество прибыли император Николай II с императрицей Александрой Фёдоровной. Михаил Нестеров так вспоминал об этом дне: «Меня с Васнецовым и Котарбинским замяли куда‑то к стене, и мы простояли бы (герои‑то дня!) в блаженной тишине всю службу, если бы кто‑то (помнится, какая‑то дама) случайно не увидела, что некий исполнительный и рачительный не в меру пристав теснил нас ещё дальше. Мы почему‑то мозолили ему глаза. И вот в этот самый момент сердобольная душа увидела это, возмутилась, пошла вперёд, сказала генерал-губернатору, графу Игнатьеву и Константину Петровичу Победоносцеву, сказала им, что тех, „кто создал собор, кто должен быть впереди всех“ Васнецова, Нестерова и Котарбинского какой‑то пристав… и т. д. Немедленно после этого последовало приглашение нам пройти вперёд, и мы — все художники — получили место сейчас же за царём и великими князьями».
Владимирский собор в Киеве почти сразу получил известность благодаря своему уникальному художественному убранству. Его росписи, органично соединившие библейские и евангельские темы с сюжетами из отечественной истории, открыли новую эпоху в истории монументальной живописи рубежа XIX — ХХ веков.
Собор, строительство которого было приурочено к 900‑летию крещения Руси, задумывался как храм-памятник святому князю Владимиру, но оказался также памятником всем тем, кто долгие годы работал над его оформлением. Киевляне называли этих живописцев «соборянами». Был среди них и Вильгельм Александрович Котарбинский — художник трёх народов, внёсший значительный вклад в культуру Украины. Работа в храме Св. Владимира сделала талантливого, но мало кому известного польского живописца знаменитым на всю Российскую империю. За созданные здесь росписи он был награждён в 1897 г. орденом Станислава II степени, а спустя ещё восемь лет «за известность на художественном поприще» Петербургская академия художеств «признаёт и почитает В. А. Котарбинского своим академиком».
В одной из публикаций конца XIX в., посвящённых Владимирскому собору, автор писал:
«Гг. Сведомский и Котарбинский по характеру своих картин должны быть причислены к представителям итальянской школы… в новейшей стадии её развития. Их картины поражают яркостью и блеском красок, особенно у г. Котарбинского, тщательностью работы, но они не так сильно трогают религиозное чувство».
Отношение к Котарбинскому как художнику было далеко неоднозначным. Вот как оценивал сделанное им в Киеве Илья Репин: «Васнецову едва удалось быть определённым к работам во Владимирском соборе. И в период самого большого подъёма его художественного творчества в религиозной живописи к нему и комиссия и духовенство относились очень скептически, а в душе, наверно, отворачивались от его глубоких созданий… А когда появились П. Сведомский и Котарбинский с самой избитой ординарностью заезженной итальянщины и когда они, не задаваясь особо, ординарно писали евангельские сюжеты со своих фотографических этюдов, с вялым до слепоты, избитым рисунком, с пошлой раскраской кое‑как от себя всей картины, — духовенство хором запело им аллилуйю и комиссия почувствовала себя спокойно, с полным доверием к художникам, которые так прекрасно потрафили сразу на их вкус».
Адриан Прахов, шутя называвший Васнецова и Нестерова «греческими живописцами», а Сведомского и Котарбинского — «фряжскими», не был столь категоричен в оценках. А когда у него спрашивали, почему он пригласил этих мастеров, резонно отвечал: «Васнецов пишет иконы, а Сведомский (соответственно и Котарбинский — Д. Д.) — картины, к которым молящимся разрешается стоять спиной во время службы. Вся средняя часть собора расписана Виктором Михайловичем, а Павлом Александровичем — боковые корабли. Они один другому не мешают, и разница стилей не нарушает декоративную целость росписи стен собора».
Интересно, что до приезда в Киев Котарбинский не занимался росписью церквей. Однако уже через несколько лет за ним прочно закрепилась слава художника-монументалиста. Помимо Владимирского собора он оформлял и другие православные и католические храмы на территории Белоруссии, Польши, Украины. С его именем связывают живописное убранство Свято-Николаевской церкви в Радомышле (Житомирская обл.), Трёх-Анастасиевского собора — родовой усыпальницы семьи Терещенко в Глухове (Сумская обл.), а также храма святого Александра Невского в Киеве (местность Галаганы).
Параллельно с религиозной монументальной живописью Котарбинский занимался украшением киевских особняков, что позволило ему раскрыть ещё одну грань своего дарования. В 1890‑е годы он был занят созданием плафонной живописи в доме мецената и промышленника Николы Терещенко (теперь — Национальный музей Тараса Шевченко). Для особняка Богдана и Варвары Ханенко им написаны парные работы «Женщина с голубями» и «Женщина с кувшином» (с 1938 г. — в коллекции Киевского музея русского искусства) и 12 великолепных композиций на плафоне Красной гостиной, которые обрамляли и дополняли центральное панно австрийского художника Ганса Макарта. В той же Красной гостиной Котарбинский выполнил четыре живописных фриза и два десюдепорта.
Удивительно, что, прожив более 30 лет в Киеве, художник так и не обзавёлся собственным домом. Гостиница «Метрополь», меблированные комнаты отеля «Кане» на углу Крещатика и Фундуклеевской, отель «Прага» — далеко не полный список его дореволюционных адресов. В двухкомнатном номере «Праги» Котарбинский жил годами, там же оборудовал себе мастерскую.
Война, а потом и революция сделали некогда состоятельного живописца невостребованным и бедным. В 1919 г. он принял приглашение Эмилии Праховой, жены Адриана Прахова, переехать в её квартиру на Трёхсвятительской, 20. Здесь было создано его последнее полотно — портрет Эмилии Львовны Праховой. Вскоре после завершения работы над ним — в 1921 г. Котарбинский умер. Похоронен Вильгельм Александрович в Киеве, на Байковом кладбище.
В наши дни о Вильгельме Котарбинском знают в основном историки искусства и коллекционеры. Широкая публика связывает его в первую очередь с Владимирским собором, хотя наследие Котарбинского огромно и разнообразно: это и церковная, и монументально-декоративная живопись, и множество станковых полотен. Кроме того художник активно участвовал в культурной жизни Киева, был организатором творческих объединений, выставок, художественной школы и содействовал основанию первого городского музея. Именно поэтому накануне юбилея выдающегося мастера хотелось привлечь внимание к его незаурядной личности и многогранному творчеству.
Дарья Добриян, аспирантка исторического факультета Киевского национального университета имени Тараса Шевченка

После смерти


Несение урны

@темы: Изобразительное искусство

---

Моника Блэк "Смерть в Берлине" (отрывок)

[The Highgate Vampire]

+тык+

Взято с сайта gefter.ru
От редакции: С любезного разрешения издательства «НЛО» мы публикуем отрывок из недавно вышедшей книги американского историка Моники Блэк «Смерть в Берлине: от Веймарской республики до разделенной Германии» (М.: Новое литературное обозрение, 2015).

До сих пор мы рассматривали смерть в Восточном Берлине в основном в ее связи с погибшими в войну и их коммеморацией, а также в связи с социальными, политическими и психологическими эффектами продолжающегося отсутствия пропавших. Теперь я хотела бы обратить внимание на то, как в результате попытки построить социалистическое общество в Восточном Берлине возникло желание трансформировать определенные практики смерти или же стимулировать усвоение этих практик. После 1949 года для многих чиновников ГДР одной из важных задач, связанных с установлением социализма, стало возрождение «обобществленного» погребения, то есть превращение его в социальную помощь и передача его под ответственность муниципалитетов. Как мы знаем из предыдущих глав, в Германии на протяжении десятилетий этого добивались левые политики. Реформаторы периода Веймарской республики часто выражали желание защитить погребение от коммерциализации, от якобы недобросовестных владельцев похоронных бюро, продавцов гробов и изготовителей надгробий, для которых смерть — бизнес, подобный любому другому; они полагали, что подлинно социалистическое общество обязано обеспечивать его членам социальную защиту буквально от колыбели до могилы.

Кроме того, восточноберлинские реформаторы надеялись содействовать рационализации различных аспектов обращения с умершими. Они поддерживали кремацию как более эстетичную, гигиеничную и экономичную альтернативу традиционному погребению; они хотели сделать кладбища городской собственностью, забрать их у церквей, из санитарных соображений перенести их на окраины и эстетически усовершенствовать — чтобы они выражали полное социальное равенство. В своем обращении с умершими немцы давно соединяли моральные, социальные и эстетические соображения; однако реформаторы погребения в ГДР считали, что новые «политико-экономические отношения, возникшие с падением нацистского режима», требуют, чтобы государство взяло погребение под свой контроль и изменило существующие взгляды на него [1]. В этом смысле выведение погребения из сферы якобы капиталистических интересов и помещение его под государственную ответственность должны были создать дистанцию между Восточной Германией и ее фашистским прошлым.

Но в начале 1950-х годов, когда реформаторы собрались для обсуждения состояния погребения в ГДР, память о нацизме, о погребальном кризисе 1945 года и вызванных им рационализаторских мерах никуда не исчезла. Ради этой цели группа реформаторов со всей Восточной Германии — Комиссия по делам погребения и кладбищ (Kommission für Bestattungsund Friedhofswesen) — впервые собралась в Дрездене в августе 1951 года. То, что собрание проходило в Дрездене, очевидно, не было случайностью: после войны этот город считался лидером в деле похоронной реформы. Бомбардировки, разрушившие Дрезден в феврале 1945 года, оставили обугленные останки десятков тысяч тел на улицах города, в подвалах и на железнодорожных станциях. Как это было и в Берлине, дрезденским чиновникам пришлось взять ликвидацию трупов под свою ответственность: многие из них пришлось просто сжечь en masse на огромных погребальных кострах на рыночной площади или замуровать в подвалах. Поскольку вся городская инфраструктура, включая похоронные бюро и мастерские гробовщиков, была уничтожена бомбами, муниципальные власти быстро приняли решение сохранить за собой контроль над погребением после окончания войны. Как писал один дрезденский чиновник, в 1945 году сотрудники с нуля, «на своей бумаге и своими карандашами» восстанавливали администрацию Дрездена. Владельцы частных похоронных бюро получили единовременную выплату в размере 6000 марок, и их бизнес был ликвидирован; работавшие прежде не по найму Leichenfrauen (или Heimbürginnen, как их называли в Дрездене) стали городскими служащими с месячной зарплатой в 270 марок. Кладбища и городской крематорий были реорганизованы под началом центральной администрации и при финансовой поддержке правительства Land; были закуплены новые катафалки. К началу 1950-х годов в городе начали планировать строительство фабрики по изготовлению гробов [2].

Сколь бы прогрессивно это ни звучало для представителей Комиссии по делам погребения и кладбищ, многие из которых собирались применить в своих городах меры социализации по модели Дрездена, но в тот августовский день 1951 года кое-кто из участников собрание пропустил. К представителям Геры, Хемница, Дрездена, Галле, Лейпцига, Магдебурга, Цайца, Ростока и других крупных и малых городов ГДР не присоединились их коллеги из Восточного Берлина. Возможно, их отсутствие никого и не удивило: это был город, в котором похоронное дело и другие профессии, связанные со смертью, оставались почти целиком в руках частных лиц даже после 1949 года и который в этом отношении давно считался особенно отсталым с социалистической точки зрения. Но именно поэтому справедливым представляется вопрос о том, почему восточноберлинские власти не сделали погребальную реформу своей целью.

Возможны как минимум два объяснения. Первое — наличие Западного Берлина как таковое: берлинцы как единое целое продолжали перетекать через границы секторов, — а также политико-правовые особенности, связанные с разделением города. По крайней мере до реформы валюты на западе в июне 1948 года городская экономика погребения оставалась во многом унитарной. Берлинцы свободно прибегали к услугам любого частного похоронного бюро, которых в городе было около 220 [3], покупали надгробия, гробы и похоронные наряды у тех, кого выбирали сами, и за редкими исключениями хоронили умерших близких в той части Берлина, в которой им было угодно. Даже городская похоронно-страховая компания (Gemeinnütziges Bestattungs GmbH), частная благотворительная организация, с 1925 года оказывавшая недорогие погребальные услуги своим членам в Берлине, после апреля 1949 года была занята сложными вопросами попечительства и не могла действовать на востоке [4]. Так — возможно, не без иронии для столицы ГДР — в начале 1950-х годов противоречивая реальность берлинской жизни после разделения, похоже, образовала структурное препятствие даже для самой базовой формы социализации — и это в столице государства, официально посвятившего себя отмене частной собственности.

Но, похоже, стимул к погребальной реформе в Восточном Берлине отсутствовал и по другим, более тонким причинам: речь идет об обычаях, о местной истории и об ощущении пристойности, разделяемом современниками. В первые послевоенные годы погребальная реформа стояла в берлинской повестке дня, однако была отменена, как, вероятно, помнит читатель, в связи с возникновением альянса частных похоронных бюро. Их владельцы под руководством Рудольфа Дизинга, советника городской администрации по вопросам погребения, противостояли социализации на том основании, что берлинцы не понесут своих умерших близких в «холодную, бюрократическую контору». Дизинг утверждал, что, когда берлинцам был нужен сотрудник похоронного бюро, они шли к тому, кого уже знали, кто хоронил прежде других членов семьи. Иначе говоря, знакомство и традиция оставались главными условиями для берлинцев, нуждающихся в услугах погребального института.

В результате создание правильного, по задумке восточноберлинских чиновников, VEB (Volkseigener Betrieb, или народного предприятия), которое сделало бы организацию похорон «достойной и в финансовом плане необременительной» [5], оказалось весьма сложным делом. Помехой выступали соображения, далеко выходящие за пределы относительно прозаичной цели сделать погребение более доступным для широких масс. Погребение было слишком тесно связано с социальными конвенциями, привычками и личными вкусами, чтобы внезапная или быстрая инновация могла получить поддержку. В 1954 году власти Восточного Берлина обратились за помощью в осуществлении своих планов социализации к коллегам в Эрфурте, где погребение уже было взято под муниципальный контроль. Власти Эрфурта напомнили восточноберлинцам о том, насколько погребение было «обусловленным традицией предприятием. Если прадеда или прабабку хоронило частное бюро X, то семья идет в это же бюро». Это «можно наблюдать даже в случае с передовыми товарищами нашего рабочего движения» [6]. Другими словами, даже убежденные социалисты, когда дело касалось обращения с умершими, не могли изменить обычаю ради идеологического соответствия.

Как говорил Дизинг в 1945 году, сотрудники частных похоронных бюро пользовались властью и доверием, зачастую семьи поддерживали с ними давние отношения. Погребение умершего — глубоко эмоциональное, а не просто техническое мероприятие. Отвечавшие за вопросы погребения чиновники из Эрфурта в своей переписке с коллегами из администрации Восточного Берлина жаловались, что поиск людей, которые способны проявить надлежащее отношение к понесшим утрату, часто оборачивается серьезной проблемой, мешающей обобществлению погребальных услуг. «Нужно ввести в должность особенно ответственный персонал, такой, который мог бы позаботиться о понесших утрату в этот момент эмоционального страдания, который приносит с собой смерть, и который был бы исключительно чувствителен. <…> [Персонал] должен быть восприимчив <…> [и обладать] определенной приспособляемостью и знанием людей, чего нельзя приобрести за один день». По этим причинам, отмечали эрфуртские коллеги, народное предприятие в Галле «не провело и ста погребений за первый год» своей работы [7].

Несмотря на такие препятствия, занимающиеся вопросами погребения чиновники Восточного Берлина, как и их коллеги в других городах ГДР, упорно продолжали кампанию по снижению похоронных расходов, упрощению заупокойных служб и принуждению общества к тому, чтобы оно брало избавление от тел умерших на себя. Поразительно, но дрезденские власти приводили еврейские погребальные практики (по крайней мере, как они их понимали) в качестве главного образца этичного погребального режима; в качестве одного из множества пусть малозаметных и часто даже бессознательных способов, которыми очертания и ритуалы еврейской жизни формировали особую память в послевоенные годы — хотя погибло такое множество евреев [8]. Один чиновник писал: «Те, кто долгое время работает в похоронном деле, знают, например, что мировоззрение еврейской общины предписывает, чтобы умершего, будь то капиталист или рабочий — пусть даже они могут заплатить за лучшее погребение, — хоронили тем же самым способом, в точно таком же, простом гробу и с применением лишь самых необходимых атрибутов» [9]. Подобная социальная добродетельность резко контрастировала с таким обычным явлением и «дурным обычаем» (Unsitte), как «определение стоимости по классам, исходя из цены гроба» [10]. Использование чиновником пейоративного термина Unsitte указывает на практику, которая была не только полностью противоположной «правильному» обычаю, а потому «некультурной», но также и аморальной. Это близко к термину Unkultur («антикультура»), который часто использовался в годы нацизма для описания отклонений от якобы «аутентичных» германских похоронных практик. Немецкие чиновники долгое время соединяли погребение умерших с культурой; теперь реформаторы-социалисты изображали предоставление недорогих услуг по погребению Kulturaufgabe, культурным долгом. Сделать похороны доступными по цене, отмечал некий чиновник, — «самая важная культурная задача» [11].

Между тем некоторые жители Восточного Берлина действовали согласно иному набору моральных представлений, нежели те, которые были у городских чиновников — реформаторов погребения. Когда управление магистрата по коммунальному хозяйству (Abteilung Kommunale Wirtschaft) в 1952 году начало изготовление гробов на народном лесном предприятии в Бизентале, общественность нашла их неудовлетворительными и отказалась их покупать [12]. В том же году Министерство здравоохранения ГДР предложило в целях экономии использовать в городском крематории Баумшуленвега бумажные гробы вместо обычных деревянных. Администрация крематория отвергла эту идею, ссылаясь как на «технические», так и на «эстетические» соображения. Во-первых, жители Восточного Берлина обычно передавали умерших близких на кремацию в дорогих и даже «претенциозных» гробах, украшенных и сделанных из «декоративных пород дерева». Еще важнее то, что им разрешали увидеть умерших близких перед сжиганием тела; один чиновник утверждал, что созерцание их в бумажных гробах «навредит чувству благочестия у широких слоев населения» и заставит их отказаться от кремации в будущем [13].

Чувство правильности и любовь к умершим, очевидно, расходились с такими целями, как снижение затрат, эффективность и рационализация. Но мы должны здесь сделать шаг в сторону и спросить: почему, в то время как товары первой необходимости все еще выдавались по норме и материальные трудности были повсеместными, жители Восточного Берлина по-прежнему хотели платить за дорогие гробы, которые просто сгорят? Могло ли такое внимательное отношение к атрибутам погребения быть как-то связано с погребальным кризисом 1945 года? Из всех реалий последних недель войны гробы вызывали самую большую заботу берлинцев. Они с ужасом обнаружили, что гробов не достать, и были вынуждены хоронить близких завернутыми в простыни и одеяла; люди проделывали иногда огромный путь в поисках самого непритязательного гроба. Многие видели в погребении умерших без гробов — которые сами по себе символизировали порядок и целостность немецкого общества — признак упадка и этого общества, и жизненного уклада.

Учитывая эти обстоятельства недавнего прошлого, простая доступность гробов могла означать для жителей Восточного Берлина новую стабильность и возвращение к «нормальной жизни» после катастрофы 1945 года, тогда как дешевые гробы воскрешали воспоминания о той катастрофе. Возможно также, что «рационализация» пугала — как напоминание о разрухе конца войны. Даже в 1957 году Торгово-промышленная палата ГДР (Industrieund Handelskammer) была вынуждена отказаться от изготовления дешевых гробов из древесных отходов по соображениям «благочестия». Как объяснял некто из ведомства статс-секретаря по делам церкви (Staatssekretär für Kirchenfragen), такие гробы «могут иметь совершенно негативное влияние на население, которое — в этом я убежден — вспомнит о периоде, последовавшем за 1945 годом» [14]. Хотя реформаторы и сетовали, жители Восточной Германии в целом позволяли себе «едва ли оправданную роскошь», когда дело касалось погребения; и в 1950-е годы чиновники, выступавшие за использование таких экономичных вещей, как бумажные погребальные наряды, подушки и покрывала, не получали большой поддержки [15].

Еще более яркий пример того, как воспоминания жителей Восточного Берлина о военном времени мешали погребальной реформе, связан с их отношением к кремации. Со времен Империи социалистические реформаторы погребения рассматривали кремацию как признак прогресса похоронной культуры: они считали эту практику гигиеничной, эстетичной, современной и экономичной альтернативой традиционному погребению и свои социализирующие усилия часто направляли на то, чтобы убедить население в ее преимуществах. Некий чиновник Кваст, возглавлявший восточноберлинский крематорий Баумшуленвег, в записке 1952 года для Министерства здравоохранения описывал, какие шаги предприняты для популяризации кремации. Мимоходом он заметил: обычная практика давать горожанам посмотреть на умерших близких перед сжиганием полезна для «противодействия всем тем абсурдным слухам о сжигании трупов в демократическом секторе Большого Берлина» [16]. Кваст не объяснил, что это за слухи, — возможно потому, что они были общеизвестны. А восточногерманский чиновник из ведомства статс-секретаря по делам церкви ГДР сообщал спустя несколько лет, что «недостаток просвещения среди населения» привел к «самым безумным убеждениям» относительно кремации, связанным с «памятью о массовых сжиганиях в концентрационных лагерях» [17].

О чем говорят эти страхи? Как отмечалось в Главе 3, уже в последние месяцы войны датский журналист Якоб Кроника сообщал о группе женщин, которые были убеждены, что в Баумшуленвеге мертвых сжигали en gros, а не индивидуально [18]. На чем бы эти слухи ни основывались, они могли подразумевать что-то совсем иное после 1945 года, когда берлинцы гораздо больше узнали о методах массового убийства и ликвидации трупов в нацистских лагерях, а затем снова в 1950-х годах, когда городские власти решили популяризировать практику кремации. Судя по всему, волнения вокруг кремации утихли, когда родственникам разрешили смотреть на умерших близких перед сожжением, — так люди могли убедиться, что тела не подвергнут ужасу массового сожжения, неразрывно связанного теперь с нацистскими зверствами.

Уц Йеггле провокативно комментирует, если коротко, легенды, которые рассказывали этнические немцы, высланные из Восточной Европы после войны. Это истории о невиданной, почти фантасмагорической жестокости, которую применяли к ним советские жители, поляки и другие во время их возвращения на запад. Йеггле говорит, что, в сущности, это «проекции» тех ужасных преступлений, которые совершили сами немцы при национал-социалистах [19]. На первый взгляд легенды изгнанников, о которых говорит Йеггле, и страхи, связанные с кремацией в Восточном Берлине, могут показаться не связанными друг с другом. В одном случае передается как будто непосредственный опыт: насилие, совершаемое против изгнанников в конце войны. Во втором случае люди испытывают смутный страх из-за того, что с чьим-то умершим близким обходятся плохо, бесчестят его, как это происходило с жертвами нацизма в лагерях. Но кажется, что и то и другое — примеры ментальности виктимизации, которая пронизывала послевоенное германское общество и ни в коем случае не сводилась к западу, безотносительно к легитимирующей антифашистской идеологии правительства Восточной Германии [20]. Конечно, мы бы могли пренебречь и легендами изгнанников, и страхами вокруг кремации именно на этом основании: дескать, в обоих случаях современники пытались поменяться местами с жертвами нацизма, чтобы приравнять свои страдания военного и послевоенного времени к страданиям жертв. На мой взгляд, именно это успешно делает психологизирующий подход Йеггле к интерпретации изгнаннических легенд. Однако этот подход не много скажет нам о том, как жители Восточного Берлина воспринимали собственную послевоенную, постнацистскую ситуацию в контексте новой социалистической Германии. Приходившие попрощаться с умершими близкими в Баумшуленвег не были вовлечены в публичный, реабилитирующий или оправдывающий дискурс (что можно сказать о публикации легенд изгнанников), как раз наоборот: они сопровождали мертвых к могиле, а это одно из самых интимных и личных действий.

Это делает инверсию, которую они демонстрировали, — их буквальное принятие роли жертв нацизма — еще более любопытной. Ведь это был личный страх, а не апологетический или релятивизирующий вклад в политический дискурс. Кажется, что некоторые современники могли понять позицию жертвы до такой степени буквально, что боялись, как бы их собственные умершие близкие не разделили судьбу миллионов, исчезнувших в Освенциме. Этот страх требует нашего внимания, особенно потому, что возник он сразу после падения нацизма. По крайней мере для некоторых жителей Восточного Берлина преступления, связанные с уже не существующим нацистским режимом, не столько ушли в прошлое, сколько обернулись настоящими опасностями — потенциально угрожающими их умершим близким. Ученые исследовали отношение к холокосту и воспоминания о нем среди восточногерманских интеллектуалов и политической элиты, пользуясь разрешенными государством историографией, кино, телевидением и другими источниками [21]; однако нам в наших попытках вскрыть массовые знание и представления о геноциде необходимо пойти дальше. Что именно знали жители Восточного Берлина (и Восточной Германии в целом), когда они это узнали и что повлияло на это знание впоследствии? Как показывает их страх перед кремацией, воспоминания о геноциде могли принимать новые и неожиданные формы.

Более того, едва ли страхи, которые явно испытывали жители Восточного Берлина по поводу кремации и которые так или иначе опирались на слухи, ограничивались восточной частью города. Жители Западного Берлина в 1950-х годах все еще не хотели, чтобы их умерших близких кремировали в Баумшуленвеге, и городские чиновники на западе также говорили о небольшом снижении доли кремации сразу после войны. Если слухи о мертвецах в машинах преодолевали формальное разделение города, то почему этого нельзя предположить о страхе, связанном с массовыми сжиганиями в Баумшуленвеге?

Трудно сказать точно, какую долю составляла кремация в Восточном Берлине после 1945 года, так как в Баумшуленвеге не велось сколько-нибудь подробной статистики [22]. Однако статистика, собранная в 1952 году городским отделом коммунального хозяйства, свидетельствует: только 20 процентов жителей Восточного Берлина были кремированы — значительно меньше, чем в довоенные годы [23]. Невозможно сказать, насколько точны эти статистические данные, каким образом они собирались, как долго и у какой части жителей Восточного Берлина мог сохраняться (если вообще сохранялся) страх кремации, явно проявлявшийся в начале 1950-х годов. Но интересно, что в других частях ГДР доля кремации, по-видимому, возросла, в том числе — и в этом есть некоторая ирония — по причинам, связанным с войной. В том же упомянутом выше докладе 1957 года представитель ведомства статс-секретаря по делам церкви отмечал, что доля кремации в Лейпциге, видимо, возрастала между 1945-м и 1949 годом. Некоторые Umsiedler (переселенцы — восточногерманский эвфемизм для немецких беженцев и изгнанников из Восточной Европы) надеялись, что им разрешат в конце концов вернуться домой, и тогда они смогут забрать прах близких с собой [24].

Опыт беженцев, таким образом, добавлял еще один пласт к обширному и сложному комплексу тревог, побуждений и слухов, связанных с войной, который, скорее всего, мешал попыткам Восточной Германии рационализировать погребальные практики в первые послевоенные годы. Беженцы уезжали либо изгонялись из мест — Судетской области, Трансильвании и др., — где имелись собственные коды обычаев, нравов и моделей поведения в том, что касалось смерти. Затем они оказывались в чуждой среде, и, вероятно, попытки восточногерманского правительства стандартизировать практики смерти только усугубляли их положение. Лишиться родины означало, что они больше не могут навещать могилы близких, ухаживать за ними, и это подвигало некоторых к радикальным мерам. Один человек рассказал, как он вернулся в прежний свой город в Силезии, чтобы вскрыть могилу жены и забрать с собой в новый дом в Берлине ее тело и горсть силезской земли [25]. Для других попасть в незнакомое месте означало утратить заветные обычаи смерти либо встретить непонимание «местных» немцев, сохраняя эти обычаи [26]. Некоторые историки писали, что разногласия между беженцами и «местными» немцами заставили последних «[восстановить] местные, благочестивые традиции», чтобы отделить собственные обычаи от обычаев беженцев. Это «работало на установление иерархий» между своими и приезжими [27].

Население, исходя из самых разных соображений, сопротивлялось большинству направлений реформы, тем не менее некоторые восточноберлинские технократы продолжали строить масштабные планы по трансформации практик смерти. Герман Гензельман, главный архитектор Восточного Берлина, планировал полностью освободить город от кладбищ и превратить их в парки для энергичного социалистического отдыха; по его представлениям, социалистический город по необходимости должен быть городом без могил:

«<…> в современном городском планировании как таковом сущностно необходимо ликвидировать большую часть внутригородских кладбищ.

<…> Устранение [Bereinigung] проблемы с кладбищами — это <…> вопрос городского планирования и эстетики. Кладбища города попросту не могут находиться в центре или в расположенных близко к центру районах. Они относятся к окраинам. <…> Нельзя заставлять горожан, когда они выглядывают из окна, видеть кладбище, где в этот момент производится захоронение» [28].

Акцент Гензельмана на гигиене и очищении указывает на то, что умершие и их могилы считались не только несовременными, но и непристойными, несовместимыми с устремленной в будущее космологией и фундаментальным порядком здорового социалистического общества. Хорст Грошопп заметил: одна из особенностей изучения смерти в ГДР состоит в том, что большинство относящихся к ней аспектов обычно находилось под надзором общественного здравоохранения [29]. Если нацисты стремились перенести наиболее прославленных мертвецов Германии в центр своего главного города, то для коммунистических властей Восточного Берлина их присутствие в современной столице казалось неуместным.

Хотя большинство реформаторов погребения и планировщиков города считали кладбища неприглядными пережитками, многие берлинцы продолжали их посещать, сажать цветы на могилах родственников и друзей, удалять сорняки, наводить порядок, а возможно, и молиться в Поминальное воскресенье, как делали это на протяжении поколений. Место покоя и воспоминаний, кладбище было не чем иным, как центром культа погребения и смерти даже в социалистической столице. Это не смогли оценить по достоинству даже самые рьяные реформаторы, собиравшиеся ввести более современные и утилитарные взгляды на практики смерти. Их желание изменить экономику погребения, сократив расходы в 1950-х годах; разорвать давние связи с семейными похоронными бюро; убрать из города кладбища; да и само понятие рационализации в его многочисленных повторах — все это могло восприниматься как нечто вредное для чтимого культа погребения, особенно после войны и кризисов, которые она произвела в этом плане. В конце концов, в прошлом культ погребения часто был риторически связан с самыми основаниями немецкой культуры и идентичности. Как заметил чиновник из ГДР, жители Восточной Германии как группа держались «глубоко укорененного культа смерти [и] практики почитания умерших», что «рассматривалось как выражение культуры» [30].

Но и в Восточном Берлине 1950-х годов были чиновники, для которых кладбища оставались культурными институтами большей (или меньшей) ценности и которые стремились восстановить их, их облик и их эстетику — необязательно от разрушений военных лет, но от ужасного влияния китча. В этом отношении деятели, отвечавшие за кладбища при государственном социализме в Восточном Берлине, почти не отличались от своих предшественников в Берлине нацистском или веймарском. Ряд указаний (Friedhofsordnung [нем. букв. кладбищенских нормативов]), изданных для восточноберлинских кладбищ в 1951 году, были такими же авторитарными и директивными, что и прежние, и написаны тем же языком культурного кризиса, который использовали реформаторы начиная с рубежа веков. Нормативы фокусировались на необходимости остановить «беспримерный упадок» кладбищ и восстановить их в прежней роли «мест культуры» (Kulturstätte); они содержали рекомендации по облику, материалу, размеру и стилю надгробий, правила поведения посетителей и даже описания емкостей для цветов (особенно нежелательны были «непривлекательные емкости, такие как банки из-под варенья») [31].

Влиятельная и консервативная Ассоциация по кладбищам и мемориалам (Arbeitsgemeinschaft Friedhof und Denkmal — AFD), основанная в Западной Германии в 1951 году, использовала тот же язык [32]. Миссия АКМ, как и миссия восточноберлинских реформаторов кладбища, состояла в том, чтобы победить полное отсутствие культуры (absolute Kulturlosigkeit) на немецких кладбищах, которое стало результатом примитивного торгашества, наполнившего места погребения «индустриальным массовым китчем» [33]. Цели реформаторов кладбища в Восточной и Западной Германии были настолько близки, что к 1953 году АКМ организовала пешие экскурсии по восточногерманским кладбищам [34]. Восточногерманские пасторы также принимали участие в конференциях АКМ [35], а в 1955 году западноберлинская Гильдия каменщиков и скульпторов (Steinmetz und Bildhauer-Innung) пригласила чиновников из восточноберлинского магистрата на беседу, организованную основателем АКМ Вернером Линднером [36]. Наконец, восточногерманские реформаторы основали собственную версию АКМ, получившую название «Рабочая группа по планированию кладбищ» (Provisatorische Arbeitskreis für Friedhofsgestaltung — PAF). Первая публикация РГПК — «Кладбище: мысли для всех» — даже содержала репродукции фотографий, относящиеся к АКМ, но помещенные рядом с фотографией центрального мемориала «великим социалистам» во Фридрихсфельде и еще одной, изображающей общую могилу для жертв неназванного концентрационного лагеря. Тем самым реформа кладбищ была реконтекстуализирована в соответствии с новыми обстоятельствами.

Тем не менее замечательное сходство языка реформаторов кладбищ — от Германской империи и Веймарской республики до Третьего рейха и, наконец, до Восточного и Западного Берлина — показывает, почему, даже когда сенсибильности (sensibilities) поменялись, реформаторы из РГПК и АКМ все еще могли воспринимать свои цели как, в сущности, одинаковые. Восточногерманский реформатор кладбища Фриц Гепперт продолжал сокрушаться, как это десятилетиями делали его коллеги, по поводу влияния «бездушного, направленного вовне и несдержанного индивидуализма эпохи культурного упадка. На протяжении тысячелетий кладбища были Kulturstätte [нем. букв. местом культуры]. Они — мерило культурной развитости нации» [37]. Но избавление их от упадочного состояния могло стать «важнейшей частью восстановления немецкой Kultur», только если «желания и чувства индивида» отступят перед «всеобщими интересами» [38]. Примечательно, что во многих политически и идеологически различных контекстах Kultur — там, где затрагивались вопросы кладбищ и погребений, — оставалась символом «хорошего», пусть даже представления о «хорошем» менялись. Ведь, разумеется, «беспримерный упадок», описанный в восточноберлинских нормативах, отсылал не только к давнему беспокойству о вкусах «масс», подрывающих кладбищенскую эстетику, но и к «упадку», который ассоциировался с нацизмом.

Все эти идеи и язык, на котором они были выражены, оказались бы знакомы любому германскому реформатору кладбищ в любом контексте от рубежа веков до 1960-х годов. Реформаторы в Восточном Берлине и ГДР, как правило, продолжали настаивать, в точности как их предшественники, что кладбища — общественные места, принадлежащие обществу как целому. То, каким образом германские реформаторы кладбищ обсуждали эти пространства в разные периоды и при кардинально различных идеологических режимах, указывает на сохраняющиеся релевантность и устойчивость основного идеала в германском обществе, который помещал потребности сообщества выше желаний индивида, хотя принципы, приводившие этот идеал в действие, наряду со значением германского коллективизма и идентичности, со временем менялись. К тому же, хотя реформаторы в любом германском контексте в прошлом и настоящем приписывали культурный упадок на кладбищах «необузданному индивидуализму» и «поверхностной показушности Вильгельмовской эпохи» [39], каждая эпоха предлагала собственные решения. Для многих членов АКМ восстановление кладбищенской Kultur могло быть достигнуто только через «рехристианизацию». Для членов РГПК, напротив, это могло случиться, если надписи на могильных камнях стали бы выражать «внутреннюю сущность» «покоящихся», а не их «финансовую состоятельность» (Kapitalkraft) [40].

Примечания

1. BA DO 1/8703. Bericht der Bestattungseinrichtungen der Stadt Dresden. 13 февр. 1952 г.
2. См.: BA DO 1/8703. Bericht der Bestattungseinrichtungen der Stadt Dresden. 13 февр. 1952 г.
3. См.: LABB 2.3/1.
4. См.: LAB C Rep 115/187. Prüfungsbericht über die Gemeinnütziges BestattungsGmbH. 22 нояб. 1951 г.; Feststellungsbericht. 20 февр. 1952 г.
5. LAB C Rep 115/187. Pressemeldung für “Berliner Zeitung”. 23 сент. 1953 г.
6. LAB C Rep 115/187. Rat der Stadt Erfurt — Magistrat von Groß-Berlin. 24 апр. 1954 г.
7. LAB C Rep 115/187. Rat der Stadt Erfurt — Magistrat von Groß-Berlin. 24 апр. 1954 г.
8. Grossmann A. Jews, Germans, and Allies. P. 254.
9. BA DO 1/8703. An das MdI des Landes Sachsen, betr.: kostenlose Totenbestattung, 24 окт. 1950 г.
10. BA DO 1/8703. Bericht der Bestattungseinrichtungen der Stadt Dresden. 13 февр. 1952 г.
11. BA DO 1/8703. Beschluß der Kommission für Bestattungsund Friedhofswesen. 31 авг. 1951 г.
12. LAB C Rep 115/187. Berichterstattung, Abgabetermin. 1 окт. 1952 г.
13. LAB C Rep 118/878. Vermerk. DDR Ministerium für Gesundheitswesen. 26 июня 1952 г.
14. BA DO 4/2162. Stellvertreter des Vorsitzenden desMinisterrates — Staatssekretär für Kirchenfragen. 29 июля 1957 г.; Industrieund Handelskammer der DDR — Stellvertreter des Vorsitzenden des Ministerrates. 25 июля 1957 г.
15. См.: BA DO 4/2162. “Das Bestattungsund Friedhofswesen in der DDR”. S. 12. 2 дек. 1957 г.
16. См.: LAB C Rep 118/878. Vermerk. DDR Ministerium für Gesundheitswesen. 26 июня 1952 г.
17. BA DO 4/2162. “Das Bestattungsund Friedhofswesen in der DDR”. S. 9. 2 дек. 1957 г.
18. Kronika J. Der Untergang Berlins. S. 72–74.
19. См.: Jeggle U. Sagen und Verbrechen // Flüchtlinge und Vertriebene in der westdeutschen Nachkriegsgeschichte: Bilanzierung der Forschung und Perspektiven für die künftige Forschungsarbeit / Hgg. R. Schulze, D. von der Brelie-Lewien, H. Grebing. Hildesheim: Verlag August Lax, 1987. S. 205.
20. См.: Moeller R.G. War Stories. P. 18–19.
21. См.: Fox T.C. Stated Memory: East Germany and the Holocaust. Rochester, N.Y.: Camden House, 1999; Wolfgram M.A. The Holocaust through the Prism of East German Television: Collective Memory and Audience Perception // Holocaust and Genocide Studies. 2006. Vol. 20 No. 1. P. 57–79; Herf J. Divided Memory.
22. См.: Schulz F.R. Disposing of the Dead in East Germany, 1945–1990. P. 40.
23. См.: LAB C Rep 115/187. Berichterstattung, Abgabetermin. 1 окт. 1952 г. В конце 1930-х годов, например, как свидетельствует муниципальная статистика, 34,1% берлинцев были кремированы (см.: Statistisches Jahrbuch der Stadt Berlin / Hg. Statistisches Amt der Reichshauptstadt Berlin. 14. Jhg. Berlin, 1938. S. 178).
24. См.: BA DO 4/2162. “Das Bestattungsund Friedhofswesen in der DDR”. S. 9. 2 дек. 1957 г.
25. См.: Johannes Künzig Institut, Sammlung Karasek, Arch. 1/4/451–600, Sitte und Brauch nach 1945. S. 86.
26. См.: Weber-Kellermann I. Zur Interethnik: Donauschwaben, Siebenbürger Sachsen und ihre Nachbarn. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1978. S. 41–43.
27. Kossert A. Kalte Heimat: Die Geschichte der Deutschen Vertriebenen nach 1945. Münich: Siedler, 2008. S. 113.
28. LAB C Rep 115/218. Chefarchitekt Henselmann — Magistrat Abteilung Kommunale Wirtschaft (далее — AKW). 12 дек. 1955 г.
29. См.: Groschopp H. Weltliche Trauerkultur in der DDR. S. 109.
30. BA DO 4/2162. “Das Bestattungsund Friedhofswesen in der DDR”. S. 3. 2 дек. 1957 г.
31. LAB C Rep 100–05/854. Magistrat von Groß-Berlin, Abt. Aufbau, “Neufassung der Friedhofsordnung für die städtischen Friedhöfe von Groß-Berlin”. 25 янв. 1951 г.
32. См.: 25 Jahre Arbeitsgemeinschaft Friedhof und Denkmal e.V., 1951–1976. Kassel: AFD, 1977. S. 7.
33. EZA 4/1137. Gutachten von Prof. Dr. Bachof, “Recht geht vor Macht, auch im Friedhofswesen”. 1954 г.
34. См.: EZA 4/1137. AFD — Kirchenkanzlei der EKD-Berliner Stelle. 4 дек. 1953 г.
35. EZA 104/1216. EKD, Kirchenkanzlei, Berliner Stelle. 29 авг. 1955 г.
36. См.: LAB C Rep 115/220. Steinmetz und Bildhauer-Innung. 25 окт. 1955 г.
37. BA DO 4/863. Provisatorische Arbeitskreis für Friedhofsgestaltung, “Der Friedhof: Gedanken für Alle”. S. 1. Дата не указана, ок. 1956.
38. BA DO 4/863. Provisatorische Arbeitskreis für Friedhofsgestaltung. S. 3–4.
39. Ibid. S. 5.
40. Ibid. S. 12.
Источник: Блэк М. Смерть в Берлине: от Веймарской республики до разделенной Германии / Пер. с англ. В.А. Третьякова. М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 262–278.

@темы: Тени смерти, немецкие кладбища, атрибуты погребения и похорон, Библиотека Вампира с Хайгейта

---

The Song of the Sea (2014)

[The Highgate Vampire]

Иногда появляется что-то настолько красивое, что хочется немного отступить от заданной тематики и обязательно порекомедовать для ознакомления. Мы любим предания и легенды, любим Ирландию и творчество Томма Мура, поэтому просто не могли обойти вниманием его новое детище - "Песнь моря". К тому же мультфильм замечательно вписывается в наш немного оффтопный тэг "кино-хэллоуин".
Сюжет повествует о последней «селки», которая может перевоплощаться из тюленя в человека, и ее путешествии к морю.
"Тайна Келлс" в свое время поражала фантазией и уровнем анимации. Удивительно, но "Песнь" получилась еще красивее. И здесь более четкий сюжет.
К слову, в моменте с автобусом присутствует милая пасхалка

+Галерея локаций+

+Смотреть+

Справочник:
Селки - в фольклоре Великобритании морские существа, родичи шотландских роанов. Они также плавают и обличье тюленей и сбрасывают шкуру, выходя на сушу. Они очень добры, но в отличие от ровной жестоко мстят за обиды. Насылают штормы, переворачивают рыбачьи лодки, рвут сети и выпускают на волю рыбу. Чтобы позвать такое существо, нужно во время прилива сесть на камень у воды и уронить в море семь слезинок.

Маха - в кельтской мифологии - свирепая и воинствующая богиня, сопровождавшая Морриган и Нуаду в битвах с фоморами, на ряду с другими такими же богинями. К тому же она считалась персонификацией самой битвы. Нередко по этой причине ей приносились кровавые жертвы. На ряду с другими такими же богинями. воительницами, Фи, Нимэйн и Бадб, вдохновляли воинов на новые подвиги. Брайан Бору выступил в 1014 году против норвежцев, приводит жестокую картину событий, происходящих, по верованиям гэлов, в мире духов, когда шум битвы начинал утихать и кровь воинов лилась рекой. «И тут появилась дикая, неистовая, кровожадная, злобная, мстительная, неумолимая, мрачная, воинственная, жестокая Бадб, с дикими воплями носившаяся у них над головами. За ней явились сатиры, и духи, и эльфы, и призраки долин, и всяческие колдуны и оборотни, и отвратительные демоны земли и воздуха, и дьявольские привидения; все они взывали к воинам, призывая их собрать все свое мужество и сразиться с ними. Когда же битва окончилась, они принялись бродить среди павших воинов; отрубая головы убитых, они называли их «урожаем Махи, отдавая после битвы этот "урожай" в дар». В результате дальнейшего развития мифологии Бадб, Маха и Нимэйн превратились в банши - дух, стоны которого предвещали смерть, в том числе и тем, кто не участвовал в битве. Википедия

@темы: кино-хэллоуин

---

Сканы журналов.

[The Highgate Vampire]

Завели новый альбом, где будем выкладывать журнальные/газетные вырезки и статьи из своей коллекции.

+Наше хранилище+

-Статьи из журнала "Gothland"-

Был когда-то такой журнал...
Вот несколько статей по теме.

Реколета



Хайгейт



Монпарнас



Керепеши



Теория смерти

запись создана: 07.03.2013 в 13:36

@темы: венгерские кладбища, Тени смерти, Лондонские кладбища, Некрополи Парижа, европейские кладбища, загадки и мистика некрополей

---

Кудунарис. Maxim, апрель 2015

[The Highgate Vampire]

Внезапно подборка скелетов из книги Heavenly Bodies оказалась в свежем выпуске журнала Maxim.
В будущем сделаем сканы.

@темы: новостная лента, Оссуарии, кости, черепа, скелеты

---

Могила Люси

[The Highgate Vampire]

"Люси лежит в своем фамильном склепе, в роскошном доме смерти, вдали от шумного Лондона, на уединенном кладбище, где воздух свеж, где солнце светит на Хэмстэд Хилл и где на воле растут дикие цветы."
Б. Стокер "Дракула"

Где Стокер похоронил Люси Вестенр? На Хайгейте, - ответят многие. И надо признать, что мы сами публиковали эту версию (автор Филипп Темпл, The Times Literary Supplement, 4 ноября 1983г.). Но вот совсем недавно встретилась информация, что одним из претендентов на место того-самого-кладбища является церковное кладбище St. John-at-Hampstead. Эта версия встречается и в рассказах экскурсоводов по маршруту "Мистический Хэмпстед". Можно было бы принять такой вариант (уж больно люблю этот уютный погост), но любопытство уже проснулось и требовало подтверждений. Поиски оказались плодотворными. И можно смело сказать, что кладбище, описанное в романе "Дракула", определено окончательно.
Почему это не Хайгейт? Во-первых: в те времена этот некрополь уединенностью не отличался. Во-вторых: у кладбища не низкие стены, которые легко перелезть. В-третьих (должно быть первым пунктом): в оригинале написано churchyard, а не cemetery. Есть еще много доводов против, на которых мы не будем останавливаться (вроде времени в пути и описания дороги).
В романе указана деревушка Кингстэд, которой в реальности не существует, но Хэмпстэд соседствует с Кингсбери, а между ними притаилось местечко Хэндон, которое Стокер и зашифровал, используя разные части названий близлежащих мест.
Вот здесь и находится церковное кладбище при St. Mary church.

Ровно без четверти двенадцать мы перелезли через низкую ограду кладбища. Ночь была темна, луна лишь порою выглядывала из-за туч, тянувшихся по небу. Дневник доктора Сьюарда

-Мотивы и вдохновение-

Отвлечемся немного от "Дракулы" и перенесемся в 1828 год. Ночью 13 сентября трое мужчин: Генри Холм, Джеймс Вуд и Чарльз Чарсли проникли в крипту церкви св. Марии в Хэндоне и обезглавили один из трупов. Когда вандалов задержали, то выяснилось, что голова принадлежала матери Генри Холма, умершей 20 лет назад.
На суде, который состоялся 1 декабря того же года, Холм заявил, что решился на такой поступок исключительно в интересах науки. Он пытался выяснить источник наследственной болезни в своей семье. Холм был приверженцем псевдонауки - френологии, основным положением которой является связь психики человека и строения поверхности его черепа.
Все трое были признаны виновными, но тюрьмы они избежали, так как их поступок был обусловлен "идеей содействия интересам науки". Заплатили только небольшой штраф. А вот теперь вспомним фамилию жениха Люси, который должен был вбить ей кол в грудь... - Холмвуд.
Место эксгумации соседствует со склепом Philip Rundell. Именно в нем Стокер и похоронил Люси.

Наконец мы дошли до кладбищенской стены, через которую перелезли с некоторым трудом, так как было страшно темно и местность казалась нам совершенно незнакомой; с трудом мы добрались до склепа Вестенр. Профессор вынул ключ, открыл дверь склепа и, отступив назад, любезно, но совершенно бессознательно сделал мне знак пройти вперед. Какая-то странная ирония заключалась в этой любезной уступчивости в такой ужасный момент. Мой компаньон тотчас же последовал за мною и осторожно притворил за собою дверь, убедившись предварительно в том, что замок у нее был простой, а не пружинный. Затем он пошарил в своем саквояже и, вынув спички, зажег свечу. И днем-то в склепе было мрачно и жутко, несмотря на то, что могила была усыпана цветами, а теперь, при слабом мерцании свечи, он производил такое жуткое и тяжелое впечатление, какое невозможно себе представить, цветы поблекли, завяли, порыжели и сливались с коричневой зеленью; пауки и жуки появились в несметном количестве и чувствовали себя как дома; время обесцветило камень, известь пропиталась пылью, железо заржавело и покрылось плесенью, медь потускнела и серебряная доска потемнела. Невольно приходила мысль о том, что не только жизнь человека недолговечна. Дневник доктора Сьюарда

Стокер дружил с Томасом Вулнером (скульптор-прерафаэлит), который жил в Хэндоне. Именно от него он и мог услышать эту историю. К слову, Вулнера похоронили именно на этом погосте. На этом связь Стокера и прерафаэлитов не заканчивается.
Близким другом писателя был Холл Кейн. В посвящении романа Стокер называет его по прозвищу, данному Кейну в детстве его бабушкой.
Кейн работал секретарем у Данте Габриэля Россети и за четыре года до публикации "Дракулы" издает книгу "Воспоминания о Данте Габриэле Россетти", в которой упоминается эксгумация Элизабет Сиддал: «семь с половиной лет спустя после похорон<…>гроб подняли из могилы и открыли. Говорят*, что, когда тело вновь показалось на свет, оно выглядело нетронутым». Это тоже могло вдохновить Стокера на описание образа Люси после смерти. Хотя есть мнение, что состояние тела Сиддал было сильно преувеличено. И возвышенные описания нетленной красоты женщины должны были как-то сгладить общее впечатление от неприятного поступка Россетти. *Слова о нетленности принадлежали агенту и нотариусу Россетти - Чарльзу Огастесу Ховеллу, личность которого описывается простым словосочетанием "отвратительный негодяй".
Осмелюсь предположить, что именно этот след привел к версии, что Люси была похоронена на Хайгейте.

Вдруг, повернувшись случайно, я увидел какую-то белую фигуру, двигавшуюся между тисовыми деревьями в конце кладбища, далеко за могилами; одновременно со стороны профессора с земли поднялась черная масса и двинулась ей навстречу. Тогда пошел и я; но мне пришлось обходить памятники и огороженные плиты, и я несколько раз падал, спотыкаясь о могилы. Небо было покрыто тучами, и где-то вдали запел петух. Невдалеке, за рядами можжевельников, которыми была обсажена дорога к церкви, по направлению к склепу двигалась какая-то мутная фигура. Могила была скрыта за деревьями, и я не мог видеть, куда девалась фигура. Дневник доктора Сьюарда

+Галерея+

@темы: Лондонские кладбища, Vampires, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

Хайке Овузу "Символы Африки" (отрывки)

[The Highgate Vampire]

-Символы племен-

Хамелеон
На рисунке представлено существо, изображенное людьми народности афо, которое является родственным племени йоруба из Нигерии. Мы видим здесь хамелеона, который осторожно двигается по острию, не раня себя. Африканцы часто связывали хамелеонов с мудростью. В Южной Африке хамелеонов называли «иди к цели осторожно», а на языке племени зулу название хамелеона означало - мудрость. В одной из африканских легенд рассказывается, что бог-создатель, после того как им был создан человек, отправил на землю хамелеона, чтобы он рассказал людям о том, что после смерти они вернутся в жизнь лучшую, нежели на земле. Но так как хамелеон был слишком медлительным существом, бог послал, на всякий случай, еще и зайца. Заяц сразу помчался, не захотев дослушать все до конца, и повсюду начал распространять весть о том, что люди должны будут умереть навсегда. Хамелеон шел до людей слишком долго — к тому времени было уже поздно исправлять ошибку зайца. Мораль этой истории в том, что поспешность всегда может привести к несчастью.
Хамелеон олицетворяет собою способность приспосабливаться ко всем изменениям, происходящим в окружающей среде, так как это существо легко меняет свою окраску в зависимости от цвета окружающей среды. Некоторые из племен, населяющих современный Заир, верят в то, что их народ ведет происхождение от Мудрого хамелеона. Другие африканцы видят в хамелеоне всесильного бога; который может появляться в различных формах.

Летучая мышь
Среди народов Южной Африки бытует поверье о том, что души умерших людей в виде летучих мышей навещают своих ныне живущих родственников. Действительно, в Южной Африке летучие мыши любят обитать на кладбищах, что подтверждает в глазах африканцев их связь с миром умерших. Считается, что эти маленькие духи могут как причинять вред людям, так и помогать им — например, в поиске закопанных сокровищ, — если люди будут кормить, летучих мышей кровью.
Гигантские летучие мыши, которых можно встретить в Гане, считались помощниками колдунов и африканских гномов — ммоатиа. Эти большие и довольно страшные на вид животные — вегетарианцы, их рацион составляют только фрукты, однако африканцы считали, что эти летучие мыши похищают людей и переносят туда, где люди попадают под влияние злых духов. Этот подвид летучих мышей внешне схож со злобными гномами лапы этих летучих мышей вытянуты назад, они имеют красные волосы, и притом у них есть бороды.
Слон
Племя ашанти из Ганы видит в слонах древних вождей своего народа. Если люди из этого племени находят в лесу мертвого слона, они обязательно устраивают ему погребальную церемонию, подобную тем, что совершают в честь усопших вождей. Во многих поговорках ашанти упоминаются слоны: «Тот, кто идет по тропе слона, никогда не будет мокрым от росы». Это означает, что тот, кто пойдет вслед за величественными и сильными людьми, всегда избежит неприятностей.

Лягушка
В древних африканских мифах лягушкам часто воздавались почести, как божествам; обычно они были тесно связаны с воскрешением из мертвых. Многие африканские племена приписывали лягушкам особую мистическую силу, так как эти рептилии способны были в период засухи месяцами прятаться глубоко в земле, дожидаясь дождей. Найдены даже такие лягушки и жабы, которые могли, спрятавшись в камнях, оставаться живыми несколько лет. В связи с этим лягушкам также приписывалась способность вызывать дождь. Так как эти рептилии способны входить в подземный мир и выходить из него невредимыми, им приписывалась также связь с богом мертвых.

Гиена
Африканцы считали гиен помощницами колдунов и ведьм. В некоторых племенах считалось, что ведьмы ездят на гиенах, в других — что колдуны принимают вид гиен для того, чтобы пожирать своих жертв, затем они вновь превращаются в обычных с виду людей. В Судане есть предания о злых колдунах, которые посылали хищных гиен убивать своих врагов. В Восточной Африке считалось, что в сверкающих в темноте глазах этих хищников светятся души людей, которые были съедены гиенами. Вместе с тем считалось, что умершие предки могли использовать гиен для того, чтобы верхом на них отправляться из мира умерших в мир живущих, чтобы навестить своих здравствующих родственников. На рисунке представлена маска гиены союза Нтомо из Мали.

-Восточная Африка (надгробные фигуры и скульптуры)-

Если в племени конзо хоронят героя, то на его могилу кладут камень фаллической формы. Если умерший был героем и к тому же состоятельным человеком, принадлежащим к высокой ступени в системе поколений, то после его погребения изготавливаются деревянные фигуры, олицетворяющие его достижения и заслуги. Фигуры ставятся на могиле и защищаются соломенной крышей. На рисунке приведена одна из таких фигур. Герой изображен в боевой позе с поднятым пенисом. На его высокий ранг указывают характерная прическа, фаллический рог и многочисленные браслеты. Вокруг него расставляются фигуры, изображающие убитых им врагов и хищных зверей, жен. Y них, как правило, нет рук, а у врагов отсутствуют половые органы, так как в племени конзо принято отрезать их у убитых врагов в качестве трофеев. Помимо таких фигур на могилу кладутся камни, которые указывают на количество мертвых.
Такие или похожие надгробные фигуры распространены у бонго в Судане и у мийикендов в Кении. Соседствующие с конзо галла и борана воздвигали на могилах выдолбленные надгробные камни.
-

Самые известные и необычные культовые объекты Мадагаскара — это надгробные столбы племени махафа-ли. Кочевые племена часто сооружали для умерших членов правящих семей огромные гробницы из натуральных камней, похожие на корабли. На платформах таких могил ставилось до 30 надгробных скульптур, которые иногда достигали высоты более двух метров. Скульптуры обычно содержат ряд разных символов в форме круга и полумесяца, изображающие фазы луны. В Африке почитание луны встречается редко и расценивается как пережитки прошлого. Символика передается через орнаменты.
Надгробные скульптуры венчает изображение зверей, чаще всего это антилопы-зебу или птицы, возвращающиеся вечером домой (например утки, изображенные на рисунке). Это должно указывать на то, что умершие видят в могилах свой новый дом.
Надгробные столбы, которые называются ало-ало, должны осуществлять связь с предками. Слово «ало» означает «посредник». В племени махафали ценят посредника, который переводит предков в мир духов, так как контакт с предками помогает лучше понять различные жизненные взаимосвязи и влиять на них.

Из Википедии:
Наиболее значительное место в ритуалах малагасийцев занимают погребальные и поминальные культы. Обряды поминовения сопровождаются музыкой, ритуальными плясками, стрельбой из ружей, а также многочисленными жертвоприношениями и угощениями, длящимися целыми неделями. Большое внимание уделяется сооружению склепов и надгробий. Надгробия обычно представляют собой каменные обелиски или деревянные столбы, искусно украшенные резьбой и увенчанные черепами быков. Умерших ежегодно поминают. В положенные сроки родственники умерших отправляются на кладбище; войдя в склеп, они обертывают лежащие там на полу останки покойников в новые са́ваны, переворачивают их на другой бок, чтобы «покойники не устали, оставаясь долгое время в одном положении» (Шпажников 1981: 132). Могила предков — священное место, существует множество табу в отношении могил. Так, например, запрещается отпускать шутки в адрес могилы, показывать на неё пальцем, класть во время еды на могилу тушку птицы. При жизни мальгаши стремятся селиться все вместе, под одной крышей, а умирая — ложиться в общую могилу, не разлучаясь, таким образом, и после смерти. Самым большим несчастьем для больных проказой считалось невозможным при жизни находиться вместе со здоровыми людьми, а после смерти быть похороненным вместе со ними. Отсюда пошла пословица: «прокаженный вдвойне несчастен: при жизни — разные дома, после смерти — разные могилы» (Корнеев 1977: 78). Почитаются многочисленные духи природы вазимба, — часть из них изображается в виде антропоморфных фигурок сампи. Строго соблюдаются многочисленные религиозные запреты: запрещается убивать тех или иных животных, употреблять в пищу некоторые растения. Культ богов запахари пользуется у малагасийцев меньшим влиянием, чем культ духов. Многие малагасийцы считают мотыльков духами умерших, также у них есть священные животные (корова и др.), священные деревья (фиговые, существуют даже целые священные рощи фиговых деревьев и т. д.), священные холмы, они почитают лемуров, в которые, по их мнению, переселяются духи умерших предков и т. д.

Вспомнить об обряде Фамадихана.

@темы: обряды и традиции, древние захоронения, поверья и приметы, африканские кладбища, Библиотека Вампира с Хайгейта

---

Ульяновск, Покровский монастырь/Сквер И.Н. Ульянова

[The Highgate Vampire]

Территория Покровского мужского монастыря с мемориальным кладбищем "Симбирский некрополь".

Первоначально мужской Покровский монастырь назывался Благовещенским по наименованию деревянной церкви со имя Благовещенья Пресвятой Богородицы, построенной с монастырскими зданиями в 1698 г. средствами подъячего Симбирской Приказной палаты Петра Ивановича Муромцева, одного из богатейших симбирских помещиков того времени
В 1720-х годах на средства того же П. И. Муромцева взамен деревянной церкви был возведен каменный Благовещенский собор. К середине XVIII века территория монастыря, преобразованного к тому времени в архирейскую резиденцию образованной в 1832 году Симбирской епархии была застроена каменными и деревянными постройками и окружена каменной оградой общей длиной 266 сажен и высотой в сажень с небольшим.
В конце XVIII века на территории монастыря было открыто кладбище для монашествующих, на котором стали хоронить и наиболее именитых жителей Симбирска. Одними из первых были захоронения строителя собора П.И Муромцева (1728 г.) и его супуги Натальи Семеновны (1730 г). Это кладбище считалось привилегированным, цены за место к концу XIX века достигали 200 рублей, что являлось немалой статьей дохода монастыря.
На территории Покровского монастря были похоронены такие знатные люди как: полковник князь Сергей Алексеевич Трубецкой (4.10.1774 г.), симбирский губернатор князь Сергей Николаевич Хованский (26.03.1817 г.), граф Александр Васильевич Толстой (5.05.1815 г.), граф Василий Андреевич Толстой (8.02.1824 г.), граф Александр Васильевич Толстой (18.01.1839 г.), генерал-лейтенант Николай Дмитриевич Амбразанцев (24.10.1813 г.), генерал-лейтенант Гессен (16.01.1812 г.), генерал от инфантерии Александр Васильевич Обрезков (16.01.1812 г.), генерал-майор, сподвижник А.В. Суворова Петр Никифорович Ивашев (21.11.1838 г.), полковник Филипп Антонович Краевский (27.01.1833 г.), симбирские губернаторы Николай Михайлович Булдаков (11.01.1849 г.) и барон Андрей Петрович Умянцев (7.05.1821 г.), вице-президент Императорской Академии художеств Александр Федорович Лабзин (29.01.1825 г.), губернский предводитель дворянства, ученый-нумизмат и археолог, член Санкт-Петербургской, Парижской, Берлинской и Копенгагенской Академий князь М.П. Баратаев (30.07.1856 г.) и др.
Большинство погребений на кладбище были фамильные, многие из них принадлежали известным в России родам: Ахматовых, князей Баратаевых, Булдаковых, Воейковых, князей Дадиани, Дмитриевых, Долгово-Сабуровых, князей Долгоруких, Ивашевых, Киндяковых, Порошиных, Столыпиных, графов Толстых, князей Трубецких, Тургеневых, князей Ухтомских, князей Хованских, Языковых.
На этом кладбище был похоронен известный в городе блаженный юродивый Андрей Ильич (Огородников), ныне канонизированный Православной церковью.

В 1932 году Покровский монастырь был закрыт, а в 1937 году принято решение и о ликвидации Покровского кладбища, на территории кладбища был разбит парк, надгорбные памятники разбиты, могилы сровнены с землей. Была сохранена только одна могила - директора народных училищ Симбирской губернии, действительного статского советника Ильи Николаевича Ульянова.
В последние годы группа энтузиастов во главе со священником Алексием Скалой установили на территории парка несколько извлеченных из земли уцелевших надгробий - все что осталось от аристократической истории Симбирска. В 2008 г. территория мини-кладбища была обнесена оградой, сделано несколько новых надгробий наболее известных людей, а на часовне Св. Андрея Блаженного установлены памятные доски. ©

+Галерея+

-Подробнее о кладбище-

-Источник-

Однако нас в истории варварского уничтожения Покровского монастыря будет интересовать судьба располагавшегося вокруг Благовещенского храма кладбища, позже именуемом по названию самой обители - Покровским.
Первыми, кто был захоронен на территории монастыря, были его насельники-монахи. Издревле на Руси было принято монашествующую братию не погребать на общественных кладбищах, а предавать земле в самой обители. Сведения о самых первых захоронениях до наших дней не дошли. Самым ранним документированным фактом погребения в Покровском монастыре стало захоронение строителя Благовещенского собора подьячего П.И. Муромцева (1728 г.) и его супруги Н.С. Муромцевой (1730 г.). Согласно завещания, они были погребены в одном из приделов храма - в честь Святителей Московских.
Несомненно, при монастыре хоронили и жителей близлежащих пригородных слобод - во время, когда Благовещенский собор выполнял роль приходского храма (до 1770-х годов).Однако богатых памятников над этими захоронениями не устанавливали, вероятно и постоянного ухода за могилами не было, а поэтому, по прошествии определенного времени, на тех же местах производились вторичные погребения.
С конца 17-го века в Симбирске существовало кладбище при Спасском женском монастыре (ныне территория Областного центра культуры молодежи ), где хоронили знатных и именитых граждан города. При Покровском же монастыре хоронили, кроме вышеуказанных слобожан, исключительно насельников обители и умерших в монастыре работников и послушников.
В 1725 году вышел Указ, который предписывал: "мертвых человеческих телес, кроме знатных персон, внутри городов не погребать, а погребать их в монастырях и приходских церквах вне городов". Таким образом вставал вопрос о переносе места последнего упокоения симбирской знати из центра города (а именно там располагался Спасский монастырь) в иное место.
Таким местом и надлежало стать кладбищу Покровского мужского монастыря, располагавшегося в то время на городской окраине. Но, несмотря на Высочайшее повеление, видимо учитывая законную оговорку о "знатных персонах", немногочисленные захоронения в Спасском монастыре продолжались.
Закрытию Спасского кладбища способствовал Указ 1771 года, вышедший в связи с эпидемией чумы и запрещавший хоронить в черте городов, а также Указ Казанской Духовной Консистории, в подчинении которой в то время находился Симбирск, в 1777 году предписывавший погребать монашествующих и Покровского, и Спасского монастырей на кладбище мужской обители.
Но еще до подписания вышеперечисленных Указов на Покровском кладбище имели место погребения симбирской аристократии ( например, в 1774 году здесь был похоронен полковник князь С.А. Трубецкой).
В 1780 году, в ходе губернской реформы, провинциальный Симбирск становится губернским городом - центром учрежденной тогда Симбирской губернии. Соответственно, появился многочисленный чиновничий аппарат и, естественно, увеличилось и количество именитых погребаемых.
Уже в 1810 году настоятель Покровского монастыря архимандрит Евстафий (скончавшийся в 1812 году и погребенный в обители) писал тогдашнему губернатору князю А.А. Долгорукому: "...со всего Губернского и довольно многолюдного города лучшие умирающие особы похороняются в Симбирском Покровском мною управляемом монастыре. А как пространство сего монастыря весьма малозначительно, от чего внутри его и места для сего уже не достает".
Действительно, монастырское кладбище было весьма небольшим - оно располагалось к северу и востоку от собора и вдоль монастырской стены к юго-востоку от храма. Всего же кладбище занимало одну пятую часть монастырской территории - около 3500 кв. м.
Следовательно, можно сделать вывод, что "заселение" кладбища шло довольно интенсивно. Об этом же свидетельствует и следующий настоятель монастыря архимандрит Порфирий (также погребенный на этом кладбище):"...места и прежде было мало, а ныне еще меньше остается, так что усопших и негде поместить". Вероятно, на Покровском кладбище хоронились представители почти всех дворянских симбирских родов за исключением погребаемых в своих родовых имениях.
Для того, чтобы кладбище продолжало быть привилегированным и оставшиеся свободные места не использовались столь интенсивно, было принято решение повысить плату за места для погребения. Цена одного участка в первой половине 19-го века доходила до 100 рублей серебром, а в конце того же - начале 20-го веков уже приблизилась к 200 рублей. Такое материальное ограничение уменьшило количество продаваемых участков, однако не снизилось число погребений. От чего это происходило?
Дело в том, что на Руси существовала (и существует до сих пор) традиция семейных, фамильных, захоронений. Но, если на элитарных кладбищах Санкт-Петербурга и Москвы была возможность приобретения при том или ином храме целого земельного участка (если на то имелись немалые средства для погребения на нем на протяжении многих десятилетий представителей одного и того же знатного рода, то в Симбирском Покровском монастыре такая возможность отсутствовала из-за недостатка площадей.
Поэтому приобретался участок, который был рассчитан на одно, максимум два захоронения. И именно на этом небольшом участке погребались члены одной аристократической семьи. Для этого существовало, по крайней мере, три варианта. Один из них практикуется до наших дней: первое захоронение совершается на достаточно большой глубине, а последующие подхораниваются в уже существующую могилу. С этой целью на месте предыдущего захоронения копается могила до обнаружения последнего из помещенных здесь гробов (для этого памятник, если он был установлен, отодвигается),делается боковой подкоп рядом, либо же гроб новопреставленного полагается сверху последнего, могила зарывается, а памятник устанавливается на прежнее место.
Однако, так или иначе, могила постоянно вскрывалась, что невольно приводило, по христианской традиции, к осквернению здесь лежащего праха. И, даже если учитывать, что вскрытие могил происходило с заведомо благими намерениями, все же, согласно "Уложения о наказаниях" 1845 года, разрытие могилы каралось десятью-двенадцатью годами каторжных работ, истребление или повреждение надгробных памятников - заключением в тюрьму на срок от четырех до восьми лет (вот бы это Уложение действовало и в 30-х годах нашего века, когда все памятники Покровского кладбища были сметены с лица земли!).Конечно, при вторичных захоронениях эти правила не действовали, однако опасение нарушить христианские традиции было, видимо, достаточно сильно.
И тогда для семейных захоронений начинает использоваться чисто западная традиция фамильных погребений - в склепах. Но на Покровском кладбище появились не сооруженные по католическому и протестантскому образцу стоящие на поверхности земли гробовцы - часовни, а склепы, находящиеся под землей. И таких склепов было два варианта, что подтвердили в последнее время производившиеся на территории кладбища земляные работы.
При первом варианте во время первичного захоронения выкапывалась достаточно глубокая (до трех метров) могильная яма. Ее стенки обкладывались кирпичом на известковом либо цементном растворе, и уже в такую могилу опускали первый гроб. Непосредственно над гробом укладывали деревянную либо лубочную опалубку и заливали известковым раствором. Затем могила засыпалась землей. При необходимости вторичного захоронения земля из обложенной кирпичом ямы убиралась до известкового "потолка" первого погребения, и на него устанавливали новый гроб. Затем поверх него сооружалось перекрытие, и вновь яма закрывалась землей. Таким образом, на одном могильном участке можно было совершить до пяти захоронений, но при этом ни одно из предыдущих не было потревожено.
Во втором случае в земле устраивалась целая "комната", обычно размерами два на два метра и глубиной от двух до двух с половиной метров. Стены и пол такой "комнаты" представляли собой кирпичную кладку, а потолком служило обычно сооружаемое в виде свода перекрытие. Стены, как правило, белили известью. Но иногда размеры таких склепов были и несколько большими.
Захоронения в этом случае совершались следующим образом: первый гроб устанавливали внутри еще открытого склепа в углу и только после этого сооружался свод. Верх свода служил основанием для устанавливаемого на нем памятника. Для последующих погребений в одной из сторон (преимущественно в западной) делали подкоп и частично разбирали стену склепа. Через образовавшееся отверстие в склеп помещали гроб, а затем разобранную стену закладывали вновь кирпичом и подкоп закрывали землей.
Иногда в своде оставляли отверстие приблизительно метр на полтора, через которое и помещали в склеп гробы умерших. В таком случае это отверстие закрывалось плитой намогильного памятника.
Во втором случае, когда устраивались склепы- "комнаты", захоронения осуществлялись в цинковых гробах, вернее - деревянный гроб помещался внутрь цинкового фигурного футляра. Это было необходимо по следующим причинам: во-первых, исходя из того, что гробы не засыпались землей, нужно было соблюдать элементарные нормы санитарии - чтобы предотвратить загрязнение воздуха на кладбище, как тогда говорили, "вредными испарениями" от разлагающихся тел (цинковые гробы обязательно запаивались).Во-вторых, по чисто эстетическим причинам - временной промежуток между захоронениями мог быть достаточно большим и за это время простой деревянный гроб предыдущего погребения мог истлеть, обнажив прах прежде умершего сродника. Как уже было сказано выше, для помещения нового гроба в склеп последний вскрывался и взорам близких могла предстать отнюдь не приятная картина. В цинковом же гробу его содержимое оставалось не потревоженным многие десятилетия, а то и столетия.
Документальные подтверждения таких способов захоронений мы можем найти немало. Достаточно процитировать несколько. В описании погребения Гофмейстера Императорского Двора, члена Государственного Совета В.Н. Поливанова ("Симбирянин",№ 2318 за апрель 1925 г.) находим свидетельство о могиле, обложенной кирпичной кладкой; "Могила В.Н. Поливанова - обложенная внутри кирпичом -рас-положена в непосредственной близости с могилой его покойной матери. Рабочие приступили к сооружению кирпичного свода над могилой под руководством архитектора А.А. Шодэ. По окончании кирпичной кладки могила Поливанова была засыпана землей".
Известно также и описание укрепления стен склепа- "комнаты" известного в Симбирске праведника Блаженного Андрея под новосооружаемый памятник- часовню: "При раскопке могилы земля оказалась настолько пропитанною водой, сверху до свода склепа, что представляла местами грязь..., а самый кирпичный свод склепа до того размяк и разложился от сырости, что буквально обратился в глину. По очищении земли со свода склепа...(он) был разобран. Присутствовавшие увидели обитый фиолетовым бархатом и серебряным позументом гроб, поставленный вплоть к южной стене храма. Для утверждения основания под памятник гроб блаженного пришлось передвинуть на середину могилы...и затем...над гробом был сделан новый свод".(Свящ. И. Никольский "Андрей Ильич Огородников блаженный, симбирский юродивый",Симбирск,1902 год).
Именно таким и увидели склеп блаженного после успешного завершения раскопок, которые проводились с целью обнаружения места погребения старца в 1991 году.
В этом описании следует особое внимание обратить на факт разложения свода склепа. И вот почему.
Одним из источников, в которых были почерпнуты сведения о лицах, погребенных на кладбище Покровского монастыря, стал фонд Великого Князя Николая Михайловича. Именно он задумал собрать материалы о сохранившихся на то время (начало нынешнего века) в России захоронениях именитых и знатных людей, деятелей науки, культуры, а также духовенства и общественных деятелей для издания многотомника "Российский провинциальный некрополь". Благой задумке не суждено было воплотиться в жизнь - помешала сначала Первая Мировая война, а затем и революция. Вышел в свет лишь первый том издания.
Однако в архивах сохранились рапорты духовенства, перечисляющих и описывающих погребения у храмов, при монастырях, на общественных кладбищах и т.д. Сохранились и донесения в Симбирскую Духовную Консисторию о захоронениях в Покровском монастыре.
Так вот, в этих самых донесениях зачастую не упоминаются те могилы, памятники с которых были обнаружены на небольшой глубине под слоем почвы во время пробных раскопок в 1996 году. А ведь рапорта и донесения датированы 1910-1911 годом, то есть тогда, когда о разрушении и уничтожении надгробий не могло быть и речи. Почему же обнаруженные в наши дни памятники не вошли в перепись начала века?
Ответ на этот вопрос кроется именно в тех самых "разложившихся сводах". Под тяжестью памятников ослабевшие своды проламывались и памятники, как в кирпичные колодцы, погружались в склепы и исчезали с поверхности земли. Так, были обнаружены надгробия И.Б. Зимнинского (+1807 г.),И.А. Порошина (+1826 г.),А.М. Валуевой (+1822 г.) и др.
То же самое, очевидно, происходило и с "многослойными", обложенными кирпичом, могилами. Деревянные гробы истлевали, лубочно-известковые прослойки между ними под тяжестью земли и памятников проседали, и надгробия постепенно опускались в могилу.
Для чего столь подробно нужно было останавливаться на вариантах устройства захоронений и описании склепов? Для того, чтобы показать реальную возможность под небольшим слоем почвы отыскать исторические надгробия первой половины 19-го века и восстановить их, создав таким образом Симбирский Покровский некрополь, равному которому по ценности и сохранности памятников не было бы во всем Поволжье. Далее мы убедимся, что и более поздние памятники также можно без особого труда обнаружить и установить на прежних местах.
Для этого вернемся к истории Покровского монастыря. После Октябрьской революции монастырь продолжал действовать. Функционировало и находящееся на его территории кладбище. Однако после 1917 года, а особенно после 1918-го,древнее дворянское кладбище перестало быть сословным. Если до этого здесь погребались исключительно представители симбирской элиты и духовенство, а, за редким исключением, - представители купечества и мещан (захоронения крестьян также, хоть редко, но встречались, что свидетельствовало о зажиточности некоторых представителей этого сословия),то с приходом новой власти здесь нашли место своего упокоения множество, как тогда выражались, разночинцев.
Этому предшествовал подписанный 7 декабря 1918 года декрет Совнаркома "О кладбищах и похоронах", согласно которому все места захоронений и организация похорон переходили в ведение местных советов, а духовные лица от управления кладбищами отстранялись. В частности, декрет гласил: "Для всех граждан устанавливаются одинаковые похороны: деление на разряды, как мест погребения, так и похорон, уничтожаются" (хотя в то же время практически везде захоронения новых властителей России или "жертв борьбы за дело мировой революции" проходили весьма пышно и на самых престижных местах - как например в Москве на Красной площади, в Петрограде - на Марсовом поле, или в том же Симбирске на Венце).На деле же все это не могло не привести к полному развалу складывавшейся десятилетиями системы кладбищенского хозяйства.
В рассматриваемый нами период времени в Симбирске действовало несколько кладбищ. Наибольшее количество захоронений совершалось на городском кладбище (на нынешней улице К. Маркса),на Смоленском кладбище (вниз к Волге от нынешней ул. Карюкина), а также на больничном (при Губернской Земской больнице - ныне 1-я Областная больница).Были также кладбища для различных конфессий и религий: магометанское (в северной части города),еврейское (на Нижней Полевой улице),два единоверческих кладбища (одно - в районе речного порта, второе - за территорией нынешнего военного училища связи), а также лютеранское кладбище. Действовали кладбища при некоторых приходских храмах - Петропавловское и Смоленское на Волжском склоне, Всехсвятское - в районе нынешнего ДК им .Чкалова.
Было также несколько "профессиональных" кладбищ: военное и железнодорожное. На противоположном берегу р. Волги хоронили на Канавском кладбище (при слободе Канаве).Были свои кладбища на Тутях и при Карамзинской колонии для душевнобольных. С 1921 года начало действовать холерное кладбище - для захоронения умерших во время эпидемии этой страшной болезни.
В первые послереволюционные годы неимоверно увеличилась смертность среди жителей города. Голод, тиф, туберкулез и холера сводили в могилу тысячи и тысячи человек. Достаточно сказать, что только в 1920 году в городе с приблизительно пятидесяти пятитысячным населением умерло 3620 человек. Из них на Покровском кладбище было погребено 260 умерших. Всего же с 1918 по 1923 годы здесь захоронено 715 человек, то есть приблизительно половина от всего числа погребенных за двухсотлетнюю историю монастыря.
Совершенно закономерно напрашивается вопрос: каким образом на кладбище, где уже в начале 19-го века мест для погребений практически не было, смогли захоронить столько людей в начале века двадцатого?
Вероятней всего, родственники ранее почивших и погребенных на этом кладбище горожан захоранивались на своих фамильных местах. Площадь же самого кладбища была значительно увеличена. Захоронения совершались и на территории монастырского сада, и среди монастырских построек. Так, во время копания погреба несколько лет назад, жители дома по улице Ульяновской (быв. Сиротской) обнаружили массовое захоронение сравнительно на небольшой глубине. Это место располагается около ста метров ниже по спуску к р. Свияге от дореволюционных границ кладбища. Немаловажная особенность обнаруженного захоронения: гробы находились практически один на одном без соблюдения традиционного православного расположения - ногами на восток. Соответственно, можно судить о том, что в рассматриваемые нами годы случались, особенно в зимнее время, и "братские" (т.е. в одной могильной яме) погребения. Несоблюдение церковных традиций при захоронении свидетельствует о том, что они были произведены уже в те времена, когда это начало считаться ненужным, т.е. уже в годы правления безбожных властей, или наспех.
Этому можно найти подтверждения и в статистических сведениях. Так, лишь за две недели в декабре 1919 года на Покровском кладбище похоронили восемнадцать человек, а на протяжении одиннадцати дней января уже рассматриваемого 1921 года - девятнадцать умерших.
Таким образом, Покровское кладбище должно было занимать фактически территорию всего монастыря. Вероятно, так оно и было.
Исходя из этого, в 1923 году было принято решение о закрытии Покровского кладбища. Однако, одиночные случаи погребения здесь были до 1925 года включительно. Последнее документированное свидетельство о захоронении на Покровском кладбище датируется именно этим годом - состоялись похороны Каролины Карловны Метт (1854-1925),супруги известного в Симбирске врача С.Г. Метт. Она была погребена рядом со своей малолетней внучкой, умершей в 1921 году.
В 1928 году кладбище монастыря было изъято у общины верующих и передано в Горкомунотдел. Таким образом, Церковь перестала контролировать и поддерживать порядок на кладбище, а на территории монастыря появился большой участок, находящийся в ведении светских властей. Через четыре года, в 1932 году, решением Президиума горсовета Покровский монастырь был закрыт. Все имущество и утварь Благовещенского собора и самой обители, оставшиеся после насильственного изъятия ценностей у Церкви на рубеже 20-х годов под предлогом помощи голодающим, было отобрано и разграблено. Обитель опустела. Если здания монастыря кое-как использовались новой властью, то храм постепенно приходил в запустение. На фотографии 30-х годов видно во что превратился когда-то один из красивейших каменных соборов Симбирска. Исполнялись слова библейского пророчества: "На месте святом будет мерзость и запустение".
Незавидная судьба постигла и само Покровское кладбище. Началось повальное разграбление склепов и усыпальниц. Памятники рушились и разбивались. Во вскрытых склепах дети, воспитанные уже "по-новому, по коммунистически", устраивали игры, выбрасывая на поверхность кости и черепа своих предков.
Спустя лишь двенадцать лет после последнего захоронения, в 1937 году горисполком издает постановление о ликвидации закрытого Покровского кладбища с расчисткой территории от остатков надгробий и разбивкой здесь парка.
Теперь на очередь фактам приходят размышления и предположения. Если в столичных городах - Москве и Ленинграде - хоть как-то старались сберечь исторические надгробия и могилы видных деятелей истории, науки и культуры, перенося их на создаваемые исторические некрополи, то ничего подобного в Ульяновске не производилось. Исключение представляла лишь могила И.Н. Ульянова, отца В.И. Ульянова (Ленина), для которой на Покровском кладбище была создана специальная площадка и снесены все находившиеся на ней памятники.
Мне не довелось видеть документов, свидетельствующих о перевозке памятников с Покровского кладбища в другие места или "переработки" их на "хозяйственные" нужды. Если старые, дореволюционные, памятники из мрамора и гранита на кладбищах других городов (например, на Арском кладбище в Казани) использовались вторично, для чего прежние надписи сбивали, высекали новые и устанавливали памятник на свежих могилах (дико выглядят старинные памятники-часовенки черного мрамора на могилах партийных деятелей), то на городском кладбище Ульяновска такого не увидишь.
Даже если предположить, что незначительная часть памятников все же была либо полностью разрушена, либо увезена с Покровского кладбища в неизвестном направлении, все же можно смело утверждать, что основная их часть находится до сих пор на территории некрополя.
Однако сейчас их не видно. Закономерный вопрос - куда же они могли деться? Попробую вкратце ответить на него.
Для "расчистки" территории под парк были снесены не только "лишние" здания монастыря, но и сам Благовещенский собор, к тому времени совсем обветшавший из-за отсутствия ухода и постепенного варварского разрушения. Целые кирпичи были вывезены для строительных нужд, а их обломки и горы щебня вперемешку с известью и строительным мусором далеко не украшали будущий парк. Раскопки последних лет на территории монастыря наглядно показали способы "расчистки".
Склепы вскрывались, для чего обрушивался внутрь их свод, туда же сталкивался памятник и в образовавшуюся яму ссыпали остатки разрушенного храма. Таким образом, достигался двойной эффект: и мусор, и намогильные памятники исчезали с поверхности земли. В основном, памятники находятся внутри "своих" склепов. Можно, разумеется, допустить, что в случаях, если под памятником не было склепа, то он сталкивался в находящуюся поблизости изуродованную могильную яму.
Кроме того, многие вросшие в землю или опрокинутые надгробия просто засыпали землей, которую на кладбище завозили в больших количествах. Поэтому и сейчас в некоторых местах торчат из грунта части гранитных и мраморных плит.
Однако, поставленная цель была достигнута. На месте единственной в Симбирске (Ульяновске) мужской обители красовался к концу 30-х - началу 40-х годов новонасаженный сквер. И лишь одна могила отца "вождя всего прогрессивного человечества" напоминала о существовавших здесь раньше монастыре и древнейшем симбирском погосте.
Таким образом, из истории нашего города была изглажена память о многих и многих его жителях, внесших значительный вклад в становление Симбирска и его историю. Нет сегодня могил симбирских губернаторов: графа А.В. Толстого, князя С.Н. Хованского, барона А.П. Умянцева, Н.М. Булдакова, губернских предводителей дворянства И.А. Порошина, князя М.П. Баратаева, героя Отечественной войны 1812 года П.И. Юрлова, М.М. Наумова, В.Н. Поливанова. Исчезли фамильные погребения тех, кто принадлежал к известным всей России родам: Ахматовых, князей Баратаевых, Булдаковых, Воейковых, князей Дадиани, Дмитриевых, Долгово-Сабуровых, князей Долгоруких, Ивашевых, Киндяковых, Порошиных, Столыпиных, графов Толстых, князей Трубецких, Тургеневых, князей Ухтомских, князей Хованских, Языковых.
Вместе с утерей мест их последнего упокоения постепенно теряется память об этих людях, а значит прерывается связь времен. Хорошо осознавая это, а также учитывая и свою частичную вину за нравственное состояние предшествующих нам поколений безбожных воителей и разрушителей святынь, испытывая материнскую любовь к своим почившим чадам, сегодня Православная Церковь пытается воздать им долг памяти и участвовать в возрождении нашей поруганной истории и культуры.
В 1991 году под эгидой и при непосредственном участии Церкви впервые были произведены раскопки на территории Покровского монастыря. Тогда же была обнаружена и воссоздана могила местнопочитаемого блаженного старца Андрея, исследован и описан фундамент Благовещенского собора.
В 1994 году на средства Спасо- Вознесенского прихода начато строительство часовни-памятника на бывшей территории монастыря в память о всех здесь погребенных симбирянах.
В 1995 году, учитывая разборку и перевозку в Ульяновск деревянного храма из с. Знаменское (Карамзинка) и опасность того, что могила старшего брата историографа Государства Российского Н.М. Карамзина - В.М. Карамзина, расположенная в непосредственной близости от храма, в ныне опустевшем селе может окончательно исчезнуть, приход решил сохранить ее для потомков. Была организована археологическая экспедиция, в ходе которой был обнаружен и расчищен семейный склеп Карамзиных, разобранный и превращенный в мусорную яму в 40-х годах нашего столетия. Останки В.М. Карамзина и его дочери О.В. Ниротморцевой были перезахоронены на бывшем Покровском кладбище - в сквере им. И.Н. Ульянова. Над могилой был восстановлен обнаруженный и собранный по частям памятник.
В 1996 году приходом были предприняты пробные раскопки с целью выявления надгробий в указанном сквере. На небольшой глубине были обнаружены и установлены на поверхности земли надгробия Порошиных и Бычковых, Л.А. Поливановой, А.М. Валуевой(урожденной Языковой),П.И. и Е.Е. Юрловых, Е.А. Хлебниковой (урожд. княжны Дадиани).При раскопках особой внимание обращалось на недопустимость вскрытия самих захоронений.
Своими работами мы хотели показать реальность возрождения исторического Покровского некрополя и предложили свои силы для осуществления этой благородной и столь необходимой для нашего города работы. Надеюсь, что придет время, когда это место станет центром паломничества ульяновцев и туристов со всей России и зарубежья, а наш город сможет по достоинству гордиться своей многовековой историей.
Сегодня же перед вами книга с перечислением имен погребенных на кладбище Покровского мужского монастыря симбирян, чей прах незримо скрывает на своей территории ульяновский сквер им. И.Н. Ульянова.

@темы: исчезнувшие кладбища, российские кладбища

---

Pisa

[The Highgate Vampire]

Пишет  Bellena:

Museo Nazionale di San Matteo

Официальный сайт

Прекрасная коллекция картин и скульптур с раннего Средневековья до примерно 1500 года. Я сняла несколько надгробий (музей находится в бывшем здании монастыря). Лукообразные предметы - этрусские погребальные урны. Очень итальянцы в средние века любили их использовать для украшения интерьеров.

Cimitero della misericordia di Pisa

@темы: погребальные сооружения, древние захоронения, итальянские кладбища, атрибуты погребения и похорон

---

Мумии народа ло-па

[The Highgate Vampire]

Когда-то мы перепостили справку о медовом трупе с пометкой, что это явление до сих пор не получило подтверждения. То есть где-то в старой книге есть упоминание, но все это похоже на красочные описания фантастических зверей от Марко Поло.
Вот и к этому посту мы хотели бы сделать такую же пометку. Информация была взята из книги, в которой нашлось место откровенной чепухе.
Поиски ссылок на серьезные источники пока ничего не дали.
Можем сказать только одно: да, такая народность есть. И, да, местность та очень любопытна. Например, женщины в тех краях могут иметь несколько мужей.
И, да, в одной статье была строчка, что в Мустанге очень специфические традиции.

У народности ло-па, проживающей на территории современного Непала, существовало несколько интересных ритуалов, дошедших даже до нашего времени. Один из них – это удивительный, нигде более не известный обычай хоронить мужчин, не оставивших после себя ни дочерей, ни сыновей, вымоченными в очень крепком настое соли и некоторых трав и высушенными на ветру и заключенными в деревянные ритуальные рамы. Эти рамы после тщательной подготовки и совершения различных обрядов замуровывались в стену в самой большой почетной комнате дома мертвеца.
Если после такого ритуала в доме вдруг рождался мальчик, необыкновенную мумию ночью извлекали из стены-саркофага и очень тихо переносили на городской Холм печали, приглашая демонов распоряжаться телом мумии в обмен на здоровье и долголетие новорожденного малыша. Роль демонов, разумеется, играли орлы-стервятники, в большом количестве обитавшие на территории ло-па. Если мумия принадлежала очень знатному члену племени, ее не отдавали на растерзание орлам, а использовали в ритуале излечения больных. Оставляя такие мумии замурованными в стенах, колдуны проводили в этой комнате свои целительные обряды, искренне полагая, что духи умерших мужчин помогают им в их нелегкой работе.
Матюхина Ю. А. "Мировые культы и ритуалы"

@темы: обряды и традиции, мумии

---

Кладбище домашних животных, Москва (Химки/Куркино)

[The Highgate Vampire]

Дабы сделать пару актуальных снимков для профессора Кудунариса, вашего админа понесло на поиски кладбища домашних животных на далеких окраинах Москвы (Куркино/Химки).
Соседствует оно с двумя другими (уже людскими) погостами: Машкинским и Химкинским, куда зайти не удалось, ибо являются они яркими образчиками (поздне)советских кладбищ-гигантов. А туда ноги идут только по печальной необходимости. И даже сделать пару кадров для "коллекции" не кажется весомым аргументом для захода (к слову, из современных московских запомнилось Востряковское, поэтому придется летом вернуться туда и сделать фотоотчет, о котором в первое посещение почему-то не подумалось).
©Статья 2011 года:
Первое официальное кладбище домашних животных открылось в Москве два года назад. С тех пор похороны живности здесь проходят два-три раза в неделю.
Всего же в столице отдают богу душу порядка 200 тысяч домашних любимцев в год. Молитва, крохотный гробик, любимые игрушки, траурный марш - так хоронят москвичи своих четвероногих друзей.
В Америке каждое второе воскресенье сентября отмечается День памяти домашних животных. В России всплакнуть об умерших любимцах некогда. Зато хотя бы есть где. Попрощаться с почившими питомцами можно тремя способами: официально (в Куркине), нелегально (на "диких" кладбищах) и даже виртуально (в зверином "раю" в интернете).
На погосте в Куркине из земли торчат черные плиты с фотографиями кошечек и собачек и скорбными надписями: "Любимому Шушику", "Мамин толстый рыжий Тусик", "Прости, Бегемотик"...
К любым капризам клиентов работники погоста относятся с пониманием. "Мы не хотим, чтобы наше кладбище воспринималось как место скорби, - сказал директор погоста Андрей Журавлев. - Поэтому и выбрали такое живописное место и позволили клиентам оформлять могилки, как им захочется".
Свои услуги предлагал батюшка из соседней церкви - молитву за упокой может прочесть или еще что, добавил директор погоста. Правда, пока его услугами еще никто не воспользовался, но церковные праздники посетители погоста свято чтут - приезжают навестить умерших на все "людские" даты - 9 дней, 40 дней и на Пасху.

За 2 года свое последнее пристанище на кладбище нашли около 250 зверушек: кошки, собаки, кролики и даже морская свинка. Всего же погост рассчитан на 30 тысяч мест. Помимо земельных захоронений, имеется колумбарная стена. Если же питомец был титулованным чемпионом или просто отличался уникальными качествами, его упокоят на аллее Героев. Также можно развеять прах своего любимца в саду Воспоминаний - причем, совершенно бесплатно. Есть там и братские могилы - там покоятся животные из питомников.
Кремацию проводят по пятницам - на единственном в Москве заводе по утилизации биологических отходов. До той поры трупы хранятся в морозильных камерах. А на самом кладбище есть зал прощаний. Тельце животного укладывается в черный ящик и под траурную музыку увозится за шторку, имитируя процесс кремации.
Впрочем, большинство забирает останки животных домой. Ведь в отличие от человеческих погостов, место на зверином кладбище приобретается не навсегда, а сдается в аренду. За год "вечного сна" в колумбарии придется заплатить от 3000 до 4500 рублей, на "обычной" зоне - 5000 руб., на аллее Героев - 10 000 руб. За эти деньги сотрудники регулярно подстригают травку, смахивают ветки и мусор с участков, очищают дорожки и протирают надгробные плиты.
Руководство объясняет и причину решения сдавать участки на время — официально в Москве зарегистрировано 2 миллиона собак и кошек. Кладбище всего одно, и скоро при такой смертности хоронить зверей станет негде. А так места будут освобождаться.
Стихийные кладбища домашних животных есть практически в каждом московском лесу. Одно из самых известных - на окраине Восточного округа. Место для захоронений своих питомцев хозяева выбрали рядом с проезжей частью. Сейчас между березами спряталось около 25 захоронений. Самая свежая могилка - с фотографией пушистого кролика.
Самое мистическое импровизированное кладбище для четвероногих друзей человека обосновалось в лесу на северо-западе столицы. Мертвые животные тут соседствуют с живыми - последнее пристанище своих собратьев облюбовали бездомные собаки. Правда, бродяжки на могилы не покушаются. Его еще называют "игрушечное кладбище". Маленькие холмики, маленькие ограды, маленькие кресты, миски, клетки, коврики и много-много звериных игрушек.
Сколько подобных погостов на территории столицы и где они находятся, точно не знает никто.
Платить несколько тысяч в год за аренду участка на кладбище домашних животных или своими силами предать прах питомца земле в местном лесу - личное дело каждого хозяина. Но хотя стихийные кладбища и не по нраву властям, животные, которые живут с нами бок о бок на протяжении многих лет, заслужили быть похороненными с достоинством, а не в мусорном баке в коробке из-под обуви.

+Небольшой альбомчик+

@темы: московские кладбища, кладбище домашних животных, атрибуты погребения и похорон

---

Шаманская могила

[Ланори Брок]

Оригинал взят у в Избушка на курьих ножках

Перевёрнутая вверх ногами шаманская "воздушная могила"

Во-первых, "воздушным погребениям" в древней Сибири способствовала суровая зима, которая в сочетании с вечной мерзлотой на большую часть года превращала землю в сплошной ледовый монолит, в котором не так-то просто было вырыть могилу. Вместе с тем очень маленькая плотность населения и наличие огромных лесных массивов позволяли без всяких санитарных проблем размещать в них редкие захоронения, буквально «тонувшие» в тайге.

Второй причиной воздушных похорон были языческие традиции, существовавшие тогда не только на территории современной Якутии и не только среди предков нынешних саха. Они практиковались на сопредельных таежных территориях у многих северных, северо-восточных народов вплоть до монголов.

Не всем сегодня известно, но далекие предки европейских славян и их соседи когда-то, еще до погребальных костров, хоронили своих усопших подобным образом. Отсюда и идут русские народные сказки, например, о царевне, спящей в хрустальном гробу, подвешенным на цепях. А если вспомнить под этим углом описание «избушки на курьих ножках» и «бабы яги – костяной ноги», у которой «нос уперт в потолок, голова – в стену, ноги – в дверь», то становится ясно, что речь именно о воздушном погребении. Тогда понятен и суеверный страх, охватывающий добрых молодцев перед случайно обнаруженной и вроде бы безобидно лесной «избушкой».

Для сооружения арангаса саха (а также эвенки, юкагиры, эвены) выбирали четыре рядом стоящих дерева, отпиливали им вершины и на высоте примерно 2-х метров соединяли перекладинами. На эти перекладины и устанавливался гроб, представлявший из себя выдолбленную колоду из двух половинок цельного и достаточно толстого ствола. Специальные фиксаторы и клинья плотно прижимали верхнюю часть колоды к нижней и неподвижно закрепляли весь гроб на помосте. Иногда, чтобы корни деревьев меньше прогнивали, их обнажали, снимая сверху дерн и действительно превращая их в «курьи ножки». Образцы таких захоронений можно увидеть в Музее Дружбы под открытым небом в с. Соттинцы Усть-Алданского улуса.

А жителям якутских улусов хорошо известны возможные последствия беспокойства шаманских могил, поэтому и спрос с них строже. Помогать этнографам селяне не считают нужным. В одном центральном улусе Якутии на несколько сел окрест лишь один мужчина проговорился ученым, да и то, будучи нетрезвым. По его наводке ученые нашли богатый арангас женщины, одни массивные золотые перстни чего стоили! Но радость была недолгой. Один из участников экспедиции сошел с ума, а другой оглох. Неприятности разного рода прокатились и по жителям окрестных сел.
Шаманские могилы оберегают себя не только от людского любопытства, будь он даже научно-исследовательский, но и наступления техногенной цивилизации. В эвенкийском селе Куберганя Абыйского улуса решено было построить взлетно-посадочную полосу. Однако старики с самого начала подняли шум, что нельзя строить в отведенном месте – вблизи находится могила шамана. Но в стране торжествующего атеизма взлетная полоса была построена там, где ее и запланировали.
Приехало начальство, прошел торжественный митинг, а потом по случаю праздника решили прокатить на самолете местных ребятишек. Они радостно набились в Ан-2, самолет пробежал по взлетной полосе и неожиданно замер. По случаю праздника, в поселке оказалась полноценная комиссия. Осмотрели Ан-2 и глазам своим не поверили! Отказ двигателя и поломка винта, что на практике одновременно, в общем, очень маловероятно. Иные крестились, благодаря, что все это произошло на земле. А старики пояснили, что шаман пожалел детей.
Другим повезло меньше. Вечером в речке, в которой купались все, утонул бригадир строителей. Его жена, прибывшая на похороны, не могла поверить, что в таком месте можно утонуть. Не прошло и месяца, как от аппендицита, перешедшего в перитонит, умер второй строитель. Очередной рейсовый Ан-2, пробежав все взлетные 700 метров, так и не смог взлететь. А по нормам достаточно и 400 метров. Самолет вылетел на пеньки просеки, и люди не погибли только потому, что второй пилот на краю площадки резко сбросил газ. Первый же пилот был потрясен всем случившимся и целую неделю был практически невменяем.
При разборе причин происшествия, не только эксперты, но и прибор-самописец подтвердили абсолютно правильные действия пилотов и полную исправность всех систем самолета. И объяснить происшествие можно было только мистикой.
Наконец, выводы сделали, и было принято решение, идущее вразрез со всей коммунистической идеологией. Разыскали стариков, которые так яростно выступали против строительства и попросили их совершить особый ритуал, испрашивая прощение у шамана. За государственно-совхозный счет была принесена и жертва в виде бычка. После этого обряда неприятности прекратились.
Другая история случилась в селе Эльгеска Верхоянского улуса. Ровную площадку перед могилой шамана, жившего в Х1Х веке, облюбовали под аэродром. И опять нашелся старик, который долго ходил по районным властям и доказывал: «Нельзя!». И снова никто не хотел слушать. Утвердили проект, начали работы. В первое же лето довольно близко подошли к захоронению и словно на невидимую черту наткнулись. Трактора и бульдозеры, как заколдованные, ломались один за другим. Шло пассивное сопротивление. Протоптавшись до холодов, бросили «незавершенку».
Следующей весной началось новое наступление на шамана. И пришлось шаману защищать свою могилу более действенным методом. Вскоре утонул тракторист. Тогда бригадир, доведенный до отчаянья, направился к шаманской могиле, в сердцах ткнул в нее палкой и даже плюнул со словами проклятья. Конец бригадира был страшным – он сначала полностью ослеп, а потом умер от страшных головных болей. Площадку так и не достроили…
Авиационно-шаманскую тему можно продолжить эпизодом, связанным с самой известной удаганкой Якутии, красавицей Анной Павловой – Удаган Дохсурума. Рассказы о ней собрал и систематизировал Айыы ойуун Владимир Кондаков, с которым они принадлежат к одному роду, восходящему к легендарному Дуо5а боотуру. Анна Павлова и после смерти никому не давала себя обижать. Однажды лесорубы обосновались близко от ее могилы. Но у них сгорел балок, потом начались разного рода неприятности. В общем, лесорубы убрались подальше. Потом в этом месте решили тянуть газопроводную ветку, ведь это Вилюйский улус, нефтегазовые месторождения. Но опять ничего не вышло. Газопровод пришлось пустить в обход могилы удаганки, что вызвало удорожание проекта. Наконец, над могилой шаманки стали летать вертолеты. Однако летчик, поставленный на эти рейсы, вскоре запросился на другие рейсы. Он пояснил, что всякий раз, когда он летит над определенной местностью, в небо взлетает грозная женщина, у всякого способная вызвать ужас. Летчика подняли на смех, а его коллега вызвался добровольцем: «Придумал какую-то летающую бабу, лишь бы от работы уклониться! Дайте мне этот маршрут!». Его вертолет рухнул… Маршруты полетов изменили. Теперь могилу Анны Павловой – Удаган Дохсурума никто не беспокоит.
Не всегда соприкосновение с шаманскими могилами вызывает ужас и панику. Иногда соприкосновение с шаманскими могилами становится знаком грядущей инициации. Два таких случая описаны Владимиром Кондаковым. Однако, надо оговориться, что один из этих случаев произошел с ним самим, а другой – тоже с великим шаманом. Так что примеры нехарактерны.
Духи ушедших шаманов не желают мириться с изменениями, происходящими в обществе. Они требуют исполнения обязательной программы культа. Удивительные события, связанные с перезахоронением шамана произошли в 1930-х годах в Горном улусе. Их детали собрал учитель села Бэс-Кюель И.Павлов, в 90-х годах опубликовавший их в районной газете на якутском языке. Этой историей занимались органы НКВД, что придает случившемуся особую окраску и достоверность.
Ойуун Монньогон, чье имя переводится с якутского как Черная смородина, жил полтора-два века до описываемых событий. При жизни он пользовался доброй славой целителя. В положенное время потомки его перезахоронили. А в 20-30 годах ХХ века он стал все чаще беспокоить потомков, хотя арангас выглядел вполне прилично. Мооньогон жаловался, что его заливает дождями, а на кисти правой руки истлело сухожилие, потому палец закатился под спину. Его необходимо вернуть на место и закрепить. В прежнее время, просьбу шамана выполнили бы немедленно, но во время борьбы с пережитками прошлого и нарождающегося культа личности, родственники робели. Наконец, терпение у шамана лопнуло, и начались «репрессии». Несчастные потомки оууйна оказались между двух огней. Пришлось им выбирать, либо исполнить родственный долг и навлечь на себя гнев властей, либо продолжать ощущать немилость Монньогона.
Победили родовые связи. Летом смутного 1937 года сельсовет Атамая провел сталинский ысыах в честь новой конституции. А после этого мероприятия, без лишнего афиширования, провели перезахоронение Монньогона. Ответственным за это мероприятие был назначен председатель колхоза «Красная звезда» А.С.Максимов, а обряд провести приглашенный ойуун Омокун.
Присутствующие 80 человек убедились, что на правой кисти действительно не хватает одного пальца. Его нашли под спиной, закрепили сухожилием от жертвенного жеребца. Но это был не самый волнующий момент перезахоронения. Голосом ойууна Омока Монньогон потребовал себе провожатого, поскольку опасался, что не найдет дороги. В древности якуты вместе со знатным человеком хоронили и провожатого, обычно мальчишку-стремянного. Но как быть толпе колхозников? Добровольцев уйти на тот свет досрочно не нашлось. Тогда Монньогон сообщил, что в таком случае с ним отправится на тот свет камлающий ойуун, но в таком случае, всех потомков будет преследовать рок. У ойууна Омока начались судороги и он начал заваливаться, когда сделал шаг вперед 70-летний Григорий Федоров, который сообщил, что достаточно пожил на этом свете и готов быть провожатым.
Собравшиеся перевели дыхание, но Монньогон еще раз всех напугал, вещая голосом Омока: «Из-за сегодняшнего дня в будущем вас ждет большая неприятность. Она случится по вине одного молодого человека и дойдет до суда. Но вы говорите только правду и потерпите несколько месяцев. Я сам явлюсь в городе к кому надо, и ваши страдания на этом закончатся».
С чувством исполненного долга родичи разошлись по домам. В том числе и Григорий Федоров. Он спокойно отдохнул после ысыаха, поел, распорядился детям по хозяйству, лег спать и… умер. Хоронили его всем миром, как героя.
Вскоре дела в Атамае пошли на лад – исчезли болезни, прекратился падеж скота, стали возвращаться прежние беглецы. Но однажды приехал молодой ревизор-уполномоченный из райцентра. Не застав на месте председателя колхоза, он решил просмотреть документы и обнаружил папку «Дело по расходам Старика» со всеми ведомостями и денежными расходами. Молодец быстро сообразил, какую на этом деле можно сделать карьеру.
Так родилось следственное дело «по хищению госсобственности, религиозной пропаганде и убийству», давшее право в соответствии со знаменитой статьей 58 назвать главных виновников «врагами народа». Председатель колхоза, шаман, два активных помощника были арестованы, а остальных участников мероприятия стали вызывать на допросы. Шел 1937 год. НКВД спустило в райотдел указание максимально раскрутить дело и устроить громкий, показательный процесс. Понятно, что такая фактура бывает редко, и многие могли получить заветные звездочки, профессиональную славу и продвижение по службе. Жертвам НКВД выскользнуть из этих ежовых рукавиц было немыслимо, нереально.
И вдруг… Главный прокурор республики приказал «прекратить дело за отсутствием состава преступления». НКВД-шники ничего не поняли, ведь они положили столько сил. А дело-то было верное. Видимо, Монньогон и в самом деле явился в городе к кому надо, решили земляки и вздохнули с облегчением. Так, усилившийся из-за перезахоронения дух шамана проникся проблемами потомков и помог разрулить проблемы, в которые они попали из-за него.
История имеет продолжение. В середине 70-х на могилу шамана наведались этнографы. С ними был и фотограф. Перед уходом, у фотографа пропали документы и бумажник с деньгами. Все кругом обшарили – но не нашли. Такое вот жертвоприношение получилось. И пленка оказалась просвеченной, и все лето беднягу преследовали напасти.
Не повезло и кинорежиссеру Алексею Романову, который, работая над фильмом «Орто дойду» («Срединный мир», решил запечатлеть перезахоронение Айыы ойууна – останков великого шамана Эргиса в Хангаласском улусе. Сначала киногруппа не нашла арангас. Затем две ночи подряд кинорежиссер видел тень, надвигающуюся на детскую кроватку сына и звук колокольчиков. Но и тут он не сделал выводов. Наконец, когда киногруппа добралась до арангаса, все услышали ржанье, хотя никаких жеребцов поблизости не было. Затем увидели огромного орла в небе, каких не бывает в природе. В конце концов, на поляну обрушился сильнейший вихрь со снегом. И вся обстановка говорила о том, что в этой местности происходит что-то мистически-ужасное. Люди спаслась бегством, и на этом общение киногруппы с великим шаманом закончилось. Ну, не хотят шаманы привлечения публичного внимания к местам своего упокоения.
Не только техника, даже природные стихии отступают перед шаманскими могилами: и огонь, и вода. Общеизвестны многочисленные случаи, когда таежные пожары обходят стороной шаманские могилы. А вот свежий пример водной стихии, уважившей шамана. Якутяне помнят огромное наводнение 1998 года. Не обошло оно и село Чериктей Усть-Алданского улуса. Многие дома оказались в воде по самую макушку, и их хозяевам пришлось спасться в каменном здании двухэтажной школы в центре села. И оттуда сельчане наблюдали такое чудо. Мощное течение оторвало террасу от избы покойной Веры Николаевны Рожиной – целительницы и ясновидящей, и отнесло метров на сто вниз. Потом стихия, как бы поразмыслив, сначала остановила похищенную часть жилища, а потом аккуратно вернула на место. Сельчане были потрясены, тем более, что они называли Рожину Удаган-Вера. И дом ее, с которым произошло все это, - давным-давно нежилой – стоит своеобразным памятником знаменитой землячке. Люди верят, что время от времени хозяйка в нем гостюет. А когда сошла вода, сельчане опять были удивлены. Во всех затопленных домах полы были покрыты толстым слоем ила и грязи, печи рухнули. И только в доме Удаган-Веры, пол блистал чистотой, а печь была совершенно суха. Половодье обошло и сельское кладбище, где покоится Удаган-Вера.
Возвращаясь к интеллекту мистической силы, заключенной в шаманских могилах, можно предположить, что со смертью шамана умирает только физическое тело. А астральная сущность – Ийэ-кыл остается, так же, как и его духи-помощники. В своих работах Айыы оуйуун Владимир Кондаков называет этот феномен связью с Космическими силами, которая после смерти шамана не только не исчезает, а, наоборот, усиливается. В старину саха считали, что такую космическую связь шаман поддерживал еще 44 года, в отдельных случаях – 250 лет, а великие шаманы - до 400 лет.

Р. Г. Назиров "Хрустальный гроб: Фольклорно-этнографические истоки

Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.

Всем известна эта возвышенно-печальная картина: в горной пещере, подвешенный на чугунных цепях к шести столбам, колышется хрустальный гроб, и в нем неподвижно покоится красивейшая девушка в мире.
В своей «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» Пушкин почти ничего не выдумал — он использовал мотивы фольклора, главным образом русской сказки, записанной им в Михайловском со слов Арины Родионовны. Конец записи Пушкина таков: «Мачиха ее приходит в лес под видом нищенки — собаки ходят на цепях и не подпускают ее. Она дарит царевне рубашку, которую та, надев, умирает. Братья хоронят ее в гробнице, натянутой золотыми цепями к двум соснам. Царевич влюбляется в ее труп, и проч.» Это широко известная сказка «Волшебное зеркальце» (или «Мертвая царевна»), AT 709. Целый ряд ее вариантов приведен в классическом сборнике А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», но варианты этого сюжета есть и в других сборниках. Так, например, «Великорусские сказки в записях И. А. Худякова» содержат сказку «Падчерица» (№45) — вариант «Мертвой царевны». Там красавица надела рубашку и «упала мертвая». Разбойники, ее названные братья, хоронят ее в хрустальном гробу, привязанном серебряными цепями к дубу в лесу. «Подвесили гроб на дуб, прикрепили довольно крепко, чтобы ветром не снесло», детализирует рассказчик, от которого И. А. Худяков записал эту сказку в рязанской деревне Жолчино1.
И во всех вариантах — хрустальный гроб, чаще всего подвешенный на деревьях. В гробу — мертвая, но нетленная красавица: кажется, будто она спит. Влюбленному юноше удается ее пробудить от долгого сна, вырвать у смерти. Смысл сюжета — торжество любви над смертью.
Сюжет AT 709 известен многим народам, оригинально обработан в «Тысяче и одной ночи», в «Пентамероне» Джамбатисты Базиле, в драме Шекспира «Цимбэлин». Огромную популярность . снискала немецкая версия — «Белоснежка и семь гномов» (Гримм, 53). немецкая Шнеевиттхен (Белоснежка) сюжетно синонимична невинно гонимой падчерице русских сказок.
В сказках типа AT 709 отразились древние обычаи человечества, в частности погребальные обряды.
Со времен верхнего палеолита погребения носят следы определенного ритуала. Эти обряды определялись суеверным страхом перед умершим и в то же время заботой продлить его жизнь после смерти, сохраняя его тело. Собственно сама смерть мыслилась как особая форма жизни. Вера в то, что душа усопшего будет жить, пока сохраняется тело, породила обычаи консервации трупа; была разработана техника предохранения трупов от разложения.
Кроме того, люди стремились, чтобы покойник сохранял жизнеподобный вид, или заменяли (совмещали) консервацию покойников созданием их портретных изображений (погребальных масок, надгробных статуй и т.д.). Разумеется, последнее относится к более развитым культурам. Аборигены Австралии высушивали трупы умерших. Мумификация трупов наивысшего развития достигла в древнем Египте, но существовала также в Эфиопии, в Пальмире, на Канарских островах, у перуанских инков, в доколумбовской Мексике и т.д.
Геродот в своей «Истории» описал погребальный обычай кушитов (жителей Эфиопии) в VI в. до н.э.: «Сначала тело покойника высушивают по египетскому способу или как-нибудь иначе. Затем его покрывают гипсом и со всех сторон разрисовывают красками, так что мумия по возможности правильно передает черты умершего. Наконец, мумию помещают в полый столб из прозрачного камня… Находящаяся внутри столба мумия ясно видна, но не распространяет дурного запаха и вообще не производит отталкивающего впечатления. При этом мумия выглядит совершенно похожей на покойника. Целый год родные покойника держат этот столб в доме, предлагают ему долю при каждом угощении и приносят жертвы. Затем столб с мумией увозят и ставят за городом»2.
В этом описании особенно любопытна художественная имитация жизни, «гримировка» мумии. У египтян эта тенденция еще более усилилась: мумию фараона заключали в портретный саркофаг; на нем было нарисовано лицо покойника с открытыми глазами (иногда саркофаг имел золотую маску с лицом фараона). В более скромных египетских погребениях в гробу против глаз мумии проделывали два отверстия, чтобы покойник мог видеть солнце.
В Вавилоне, в отличие от Египта, предпочитали близость покойника и сохранение его собственного вида, а не художественную имитацию. «Покойников вавилоняне погребают в меду», писал Геродот На деле же в Вавилоне тела умерших пропитывались полупрозрачной ароматической смолой (бальзамом) или обмазывались воском. Бальзам был похож на густой мед, воск получают вместе с медом; из смешения этих образов возникло представление о «погребении в меду».
Через столетие после смерти Геродота македонские фаланги разрушили Персидское царство. Но Александр сделал Вавилон столицей своей огромной державы и стремился повенчать греческую культуру с персидской, впитавшей многие вавилонские традиции.
В 323 г. до н.э. величайший завоеватель древности умер. Тело его было поручено заботам египетских и халдейских бальзамировщиков, которые «очистили тело, наполнили его благовониями и положили на золотое ложе»3, Тотчас после смерти Александра вспыхнула борьба диадохов, и великая держава распалась. Птоломей, завладев телом Александра, перевез его в золотом гробу к себе а Египет. Сначала оно находилось в Мемфисе, а через несколько лет Птоломей перевез его в Александрию.
Восточная часть этой молодой столицы называлась Брухейон. Здесь находились окруженные садами дворцы Птоломеев, храмы, знаменитый Мусейон с величайшей в мире библиотекой. Но исключительное место занимала Сома; — усыпательница Александра, который лежал здесь в хрустальном гробу, доступный непосредственному обозрению.
Иллюзионное сохранение тела Александра имело огромный политический и идеологический смысл. У других диадохов были фаланги и слоны, но не было Александра. А в столице эллинистического Египта нетленно спал великий царь-основаталь, и Птоломеи могли в любую минуту «предъявить» его миру. Тем самым они свидетельствовали, что являются единственно законными преемниками Александра, величие которого неоспоримо. Обладание трупом великого царя выступило как санкция законности династии. В этом не было никакой логики, но за Птоломеев была живая мистика обряда: Сома привлекала благоговейные взоры мира и помогала бездарной династии около трехсот лет сохранять власть над Египтом. Александрия действительно была центром эллинизма, этого удивительного слияния культур, которое оказалось главным следствием завоеваний Александра,
В I веке до н.э., в смутах, сопровождавших крушение Римской республики, возвысился идумейский авантюрист Ирод, друг Октавиана Августа. В 40 г. до н.э, римский сенат объявил его царем Иудеи. Народ этой страны ненавидел Ирода, как узурпатора, и презирал, как идумеянина. Пытаясь сделать свою власть несколько более приемлемой для иудеев, Ирод ввел в свой гарем красавицу Мариамну, принадлежавшую к угасшему царскому роду Асмонеев. Ее в стране признавали законной царицей.
Но преимущество крови стало причиной и ее гибели. Во время одного политического кризиса Ирод произвел чистку в собственном семействе и ликвидировал большинство своих жен и детей как потенциальных кандидатов на трон. Одной из первых жертв пала Мариамна. Поскольку Ирод любил ее, он не стал хоронить ее в пещерном склепе по обычному иудейскому обряду, а положил в гранитную раку и «залил медом» (см. выше об этом способе). Тело Мариамны сохранялось нетленным, ее можно было видеть, и вдовец приходил поплакать над ней, ибо палачи бывают чувствительны: убивают людей и при этом жалеют самих себя.
Иллюзионное сохранение покойников широко распространилось в Римской империи, хотя, конечно, ограничивалось только высшими слоями общества. В то же время оно не подобало высоким должностным лицам — римское трупосожжение было для них обязательным, как бы они ни были эллинизированы и ориентальны в своем быту. Они жили и умирали, как персидские сатрапы, но хоронили их как римлян.
И, однако, интересующий нас обычай проник в Рим, доказательство чего потрясло Европу через четырнадцать веков.
В понтификат римского папы Иннокентия VIII (1484–1492) на Аппиевой дороге, близ знаменитой круглой гробницы Цецилии Металлы, ломбардские землекопы наткнулись во время каких-то работ на древнеримский саркофаг. Примчавшись к месту находки, римские гуманисты прочли на саркофаге надпись: «Юлия, дочь Клавдия». Внутри обнаружили покрытый воском труп девушки лет пятнадцати, как будто спящей. Пораженным римлянам казалось, что она дышит, что на щеках ее сохранился румянец жизни: в таком великолепном состоянии был труп. Несметная толпа не отходила от гроба, восхищаясь ее красотой и сохранностью. Папский хронист Инфессура утверждает, что на нее приезжали посмотреть люди из далеких стран.
Папе Иннокентию VIII донесли, что народ поклоняется мертвой язычнице. Папа испугался и приказал ночью, тайно, похоронить девушку у Пинчианских ворот Рима.
Об этом случав очень много рассказывали в Европе. Не исключено, что история с открытием тела Юлии, дочери Клавдия, каким-то образом повлияла на судьбы сказочного сюжета о Белоснежке (Мертвой царевне). Но в славянской версии сюжета традиция иллюзионного сохранения усопших слилась с отражением иного, более архаического обряда — так называемого «воздушного погребения».
До недавних времен аборигены Австралии, некоторые племена индейцев Северной Америки, некоторые народы Сибири и монголоязычные племена оставляли покойников на деревьях, специальных помостах и т.д. Этот обычай имел целью быстрое уничтожение трупов птицами. В прошлом чеке одного из вождей племени мусквакки в штате Айова привязали ремнями к ольхе на высоте семидесяти футов; там покойник должен был оставаться два года — до повторного захоронения.
Этот обычай еще в древности был известен и индоевропейским народам. Его заимствовали древние персы; в созданной ими зороастрийской религии воздушное погребение постепенно сделалось единственным и сохранилось до наших дней в виде знаменитых «башен молчания».
Зороастризм не был исконно иранской религией. Древние персы хоронили покойников в земле. Последователи Зороастра считали такой способ захоронения «осквернением земли», а трупосожжение — «осквернением огня»: они оставляли трупы под открытым небом на растерзание зверям и птицам. Академик В. В. Струве писал об этом: «Обычай магов оставлять своих мертвых на растерзание животным восходит, несомненно, к способу погребения древних каспиев, живших на южном побережье Каспийского моря». И далее В. В. Струве цитирует Страбона: «Каспии, убив голодом лиц старше семидесяти лет, выносят их в пустынные места, при этом издали наблюдают: если покойник будет стащен птицами с носилок, то его считают блаженным, если же зверями или собаками, го его менее (почитают), если же никем, то его считают несчастным»4.
Такая градация вполне понятна: ведь птицы считались представителями небесного царства. Стремясь к символическому вознесению покойников, многие народы, практиковавшие «воздушное погребение», стали помечать трупы на деревья, возвышения, помосты, башни, делая их доступными только для птиц. Этот обычай и был канонизирован зороастризмом.
Но воздушное погребение, как явствует из сказанного выше, отнюдь не было монополией Ирана.
Погребальные обычаи древних славян отличались большим разнообразием. В частности, для некоторых славянских народов было характерно вторичное захоронение, при котором погребение часто служит предварительным этапом.
Во всяком случае, о восточнославянском фольклоре «встретились» два противоположных погребальных обряда: иллюзионная консервация трупов, о которой славяне могли узнать от греков и которая была свойственна высокоразвитым цивилизациям Передней Азии, Египта, Рима, и более архаическое погребение на деревьях, типичное для Сибири, Австралии и Северной Америки Из слияния этих двух традиций в сказочном сюжете возник мотив хрустального гроба, прикрепленного золотыми или серебряными цепями к двум соснам, дубу и т.д.
Сам же сюжет имеет древнее мифологическое происхождение. В двух песнях Старшей Эдды повествуется о том, как Сигурд избавил от ниспосланного Одином сна прекрасную валькирию, которая в одной песне носит имя Сигрдриза, в другой — Брюнхильд
Могучий Один за непослушание усыпил свою дочь на вершине холма, окружив ее огненным кольцом, с тем, что только отважный герой, который решится перепрыгнуть через это кольцо, разбудит ее и сделает ее своей женой. Сигурд разбудил Брюнхильд от магического сна и обручился с ней, но потом забыл ее ради Гудрун. Как известно, все это очень плохо кончилось.
Сказка сохраняет мотив магического сна и мотив жениха-избавителя, но сама причина сна иная: колдовство мачехи-ведьмы, преследующей царевну (Белоснежку). Как и положено, сказка завершается счастливым финалом,
Пушкин несколько отступил от записанного им варианта русской сказки: в его сказочной поэме гроб подвешен внутри пещеры. Но великий поэт ни на йоту не отступил от самого главного в сказке: от ее жизнеутверждающего финала.
Магический сон валькирии — это отцовское наказание с перспективой точно обусловленного пробуждения. В сказке магический сон напоминает смерть, и спящей царевне не предречен избавитель. Тем самым, в сказке возникает тревожная напряженность. Приход жениха-избавителя не предсказан и в определенной мере чудесен: в нем есть элемент счастливой неожиданности. Финал обладает обаянием светлой мечты, он изображает чудесное избавление от смерти, что соответствует древней вере в возрождение умерших.
Древние народы, практиковавшие консервацию трупов, первоначально, по-видимому, верили в возможность возвращения усопших к жизни. В их понимании жизнь и смерть были не столь строго разграничены, как в нашем сознании. Поддержанию жизни в покойнике служило и «кормление» его, иногда в течение года, но обычно сорок дней (у древних германцев — тридцать). Подобные представления не чужды и античной Греции, что хорошо видно в «Одиссее» : немые души Аида, напоенные свежей, горячей кровью жертвенного барана, на какое-то время обретают способность говорить. Это их «частичное воскресение».
Мы и по сей день испытываем странное удовлетворение, читая эпизод «пробуждения» мертвой царевны — все равно, в «Белоснежке», в сказках или у Пушкина. И это не только эстетическое удовольствие: гораздо большее значение имеет то, что мы и сегодня неосознанно мечтаем о реальной победе над смертью.

Примечания
1 Великорусские сказки в записях И. А. Худякова. М-Л,, 1964.-С. 123.
2 Геродот. История. Л., 1972. — С. 145–146
3 Квинт Курций Руф. История Александра Македонского. М., 1963 — С.447.
4 Струве В. В. Родина зороастризма // Советское востоковедение. Т. V. М.-Л., 1948 — С. 31.

+Обряд воздушного погребения+

@настроение: равновесие

@темы: обряды и традиции, атрибуты погребения и похорон

---

Костница Старицкого Свято-Успенского монастыря (Россия)

[The Highgate Vampire]

В одном из помещений нижнего яруса Введенской церкви Старицкого Свято-Успенского монастыря, согласно существующей православной традиции, создана костница — место упокоения останков усопших.
По православной традиции, существующей не только на Афоне, но и в египетских (например, в монастыре святой Екатерины на Синае) и палестинских (например, в лавре Саввы Освященного), а также и во многих других православных монастырях (в том числе и российских), останки усопших покоились в костницах.
Монастырское кладбище на момент начала реставрации было разрушено и осквернено. Кости похороненных и покоившихся здесь веками людей в течение многих лет валялись под открытым небом, перемешанные со строительным мусором и обломками надгробных памятников.
В период реставрационных работ строители бережно и тщательно разбирали слой за слоем оскверненное кладбище. В ходе этой работы были обнаружены останки нескольких десятков человек, похороненных в XVIII-XIX веках. По свидетельству историков-краеведов, на монастырском погосте были похоронены и монахи Успенского монастыря, и жители города Старицы, представители разных сословий.
Отныне каждый, кто посещает Старицкий монастырь, может поклониться останкам погребенных в обители. Здесь установлена икона Господа Вседержителя, по обе стороны от которой вдоль стен на деревянных полках покоятся кости наших предков.
В полумраке подклета икону освещает лампада. Перед кованой решеткой – канон с Распятием. На нем горят поминальные свечи…

©

+Небольшая галерея+

запись создана: 04.03.2015 в 20:18

@темы: российские кладбища, Оссуарии, кости, черепа, скелеты

---

Статьи о смерти

[The Highgate Vampire]

Как у них: Жители Германии, Бразилии, Финляндии, Грузии и Израиля о похоронах

Найдено здесь

ГЕРМАНИЯ
Ксения Максимова, журналист
Похороны в Германии — мероприятие затратное. В среднем они обходятся в 7 тысяч евро. Многое зависит от места захоронения, услуг и атрибутов. По статистике, 60 % усопших хоронят в гробах, а 40 % — кремируют.
Вариант похорон в гробу на кладбище — самый дорогой. Купить место нельзя, его можно только арендовать, заплатив за это пошлину. Обычно такой договор заключается на двадцать лет. По истечении этого срока аренду места можно при желании продлить.
Средняя цена за место на немецком кладбище — 2 400 евро. К этой сумме нужно прибавить ещё 600−800 евро в год на уход за могилой. Чем крупнее населённый пункт, тем дороже. Цены на кладбищах, устроенных при церкви, обычно ниже тех, что указаны в прайс-листах муниципальных кладбищ.
Пожилой отец моего знакомого из Дюссельдорфа уже давно открыл в банке похоронный счёт, на который положил 20 тысяч евро. Он человек верующий, ему важно, чтобы в последний путь его проводили согласно всем церковным канонам. Но всех вопросов деньги не решают. У других знакомых сын покончил жизнь самоубийством, и родителям пришлось изрядно побегать, прежде чем найти усопшему последний приют. Кладбища отказывались принимать самоубийцу, и его в итоге по договорённости похоронили на кладбище еврейской общины. Другого же молодого человека, бросившегося в конце лета под поезд, родителям без пререканий разрешили похоронить в центре самого именитого берлинского кладбища. Правда, пришлось заплатить почти 8 тысяч евро, а заодно забронировать рядом с сыном места и для себя.
Самый скромный вариант — это анонимная кремация, он обойдётся в 2 тысячи. После с прахом можно поступить как угодно. Например, похоронить в земле на кладбище, в специальном лесу, поместить в колумбарий или развеять над морем.
Расходы на похороны становятся в буквальном смысле слова тем самым последним долгом, который предстоит отдать родственникам покойного. По закону эти расходы ложатся на плечи наследников или кровных родственников. Иногда случается, что, например, взрослой женщине сваливается на голову счёт за похороны своего отца, которого она видела три раза в жизни и то в далёком детстве. Родственники могут стать и помехой в процессе проводов в последний путь. Например, 63-летняя жительница Мюнхена уже полгода вынуждена хранить урну с прахом супруга дома. Выяснилось, что у мужчины где-то есть дочь от первого брака, с которой он никаких отношений не поддерживал. Вдова не может разыскать дочь покойного, а без её согласия урну хоронить не разрешают.
Как и везде, похоронный бизнес в Германии чрезвычайно прибыльный и циничный. Интернет-форумы переполнены жалобами родственников, на которых наживаются ушлые агенты. Проблемы те же, что и в России: конкурирующие фирмы наперебой предлагают свои услуги, не успел человек испустить последний вздох, и втюхивают убитым горем близким дорогущие гробы и никому не нужные аксессуары.
Неподъёмные цены на похороны породили в Германии и новую услугу. С недавнего времени здесь появились фирмы, предлагающие организацию похорон в разы дешевле. Такие посредники увозят скончавшегося в своеобразный перевалочный морг, ждут, когда наберётся целая фура тел (это может длиться несколько месяцев), и потом отвозят груз в соседнюю Чехию. Там кремация и последующее захоронение несравненно дешевле.
Другая проблема — со сроками. Похоронить покойного по христианским обычаям, на третий день (и уж тем более по мусульманским — до захода солнца), — просто невозможно. Обычно со дня смерти до похорон проходит шесть-восемь недель. Если очень повезёт, получится уложиться в две-три недели. Дело в бюрократии: быстрее собрать все нужные документы и записаться на похороны не выйдет. Умирают все, поэтому — в очередь!
Румыния
Серджиу Гримальсчи, психосоциальный консультант
Крематориев в Румынии нет, хоронят в гробах на кладбище или в склепах. Если кладбище центральное, в Бухаресте или другом крупном городе, то место стоит дорого, в среднем 3−3,5 тысячи евро, а то и дороже. Богатые любят люксовые похороны. Одна моя знакомая узнала, что у неё рак, и хотела позаботиться о хорошей могиле заранее — ей назвали такую сумму, на которую можно было бы купить несколько автомобилей. А чтобы лежать на кладбище Беллу, где покоятся знаменитости, одних финансов мало, нужны ещё и связи. В маленьких городах дешевле, а в селе — вообще бесплатно. Зато купил раз, и больше платить не надо. По-румынски это так и называется — «вечное место».
Место на кладбище можно перепродать, если, например, семья уезжает из региона. Так делают некоторые бедняки, потому что за участок можно получить хорошие деньги. А следующие поколения, чтобы не покупать землю, хоронят этажами. Останки покойника выкапывают, углубляют могилу, делают перезахоронение, а потом накрывают плитой и кладут сверху следующего.
Если родственники перестали ходить на могилу, администрация кладбища её со временем устраняет и продаёт другим. Так освобождается место. В сельской местности, где у многих семей достаточно земли (бывает, что по семь гектаров), хоронят не на кладбище, а на своём участке, где-нибудь в отдалении, под дубом.
БРАЗИЛИЯ
Эвелина Гессе, публицист
Сами похороны обходятся в сумму от 100 до 4 тысяч евро, в зависимости от качества гроба и прочих аксессуаров. Если денег нет, то усопшего похоронят бесплатно, за счёт государства. Семье нужно просто заявить, что доходы не позволяют оплатить похороны. Так происходит в каждом четвёртом случае. Другой вариант для малообеспеченных — оплатить похороны в рассрочку.
Место на кладбище стоит примерно 45 евро за квадратный метр на три года, в колумбарии — 131 евро на пять лет. В крупных городах цены чуть выше, в мелких — чуть ниже. Через три года за землю снова надо платить или доставать кости и помещать в специальную усыпальницу. Если до останков никому нет дела, то их по истечении этого срока отправят в общую усыпальницу.
Если кладбище переполнено, то администрация сама может через три года попросить «освободить помещение». Также через три года родственники первой степени родства могут потребовать эксгумацию тела для перезахоронения в другом месте или для кремации.
В Сан-Паулу действует такой закон: если человек завещал свои органы на трансплантацию, то его семье не надо будет платить определённые налоги и счета, связанные с его кончиной.
Престижных кладбищ нет. Для состоятельных людей важнее, чтобы члены семьи были похоронены на одном участке. Богатые часто покупают эту землю заранее. Обычно выбирают или то кладбище, которое расположено неподалёку от места, где жил усопший, или то, где похоронены другие члены семьи. Если у скончавшегося были особые пожелания относительно своих похорон (например, развеять пепел над озером Титикака в Перу), это по возможности учитывается.
НОРВЕГИЯ
Андрей Михайлов, экономист
В Норвегии места на кладбище распределяет церковь. Место захоронения зависит от того, к какому приходу принадлежал человек и где он жил. Если вдруг семья хочет могилу в неположенном месте, а там места ограничены, нужно отправлять в церковь спецзапрос. При жизни норвежцы платят церковный налог — 2 процента от зарплаты, поэтому расходы на оформление документов не очень большие.
Церемония стоит от 2 тысяч евро. Само место на кладбище покупается на двадцать лет. Но родственникам надо оплачивать уход за могилой. Услуги садовника стоят от 100 евро в год. Через двадцать лет договор можно продлить (это стоит примерно 100 евро в год), иначе место отберут. Кстати, место на кладбище можно зарезервировать для себя и при жизни, это тоже стоит порядка 100 евро в год. Держать свободную могилу можно не дольше двадцати лет. Если у покойного не осталось родственников или он жил на социальное пособие, государство возьмёт на себя все расходы на похороны, включая церемонию.
ФИНЛЯНДИЯ
Анна Грачева, журналист
В Финляндии две государственные религии — лютеранство и православие. Если усопший был прихожанином, то его похоронят на том действующем кладбище, лютеранском или православном, где есть место. Пойти в обход этого правила и договориться о месте там, где хотят родственники, не получится: в Финляндии с взятками строго. Все прихожане платят налог на церковь — 1,75 процента от зарплаты в год, — поэтому их отпевают бесплатно. Как правило, в этой же церкви устраиваются
поминки. Это может быть просто кофе и булочки, а может и целый стол, как в России. Количество еды зависит от того, сколько было денег у покойного. Интересно, что родственники ничего не платят за похороны, всё оплачивается из денег умершего. Если у покойного не было сбережений, тогда помогает государство, на похороны выделяется пособие. Родственники за свои деньги приобретают лишь букеты на могилу.
Человека хоронят только после заключения врача. Православные стараются похоронить на третий день, так как гроб в церкви открывают для отпевания. Лютеране иногда хоронят даже через месяц-полтора (ждут, пока съедутся все родственники, чтобы всем всё было удобно), гроб для прощания не открывают.
Опять же, если умерший состоял в церкви, могилу выкопают бесплатно. Если был атеистом, то придётся эту услугу оплатить. В небольших городах это стоит 250 евро за два места на 25 лет. Вообще же организацией похорон занимаются, как и везде, специальные бюро. Чаще всего стандартный комплект обходится от 750 до 5 тысяч евро.
Отдельная статья расходов — это объявление в газете. Оно стоит от 240 до 2 тысяч евро. И это не просто прихоть родственников. Такая публикация имеет юридическую силу, в ней указана дата смерти. В течение шести месяцев со дня кончины все, у кого есть имущественные претензии к умершему (долги, споры, судебные разбирательства), могут заявить о них нотариусу, чтобы по истечении этого срока, когда будет открываться дело о наследстве, долги умершего вычли из наследства.
ГРУЗИЯ
Эвелина Ментешашвили-Вязовска, журналист
В Тбилиси есть 26 ведомственных кладбищ. Если у семьи нет семейной усыпальницы, то нужно обращаться в городскую администрацию. Администрация выделит место, которое нужно будет купить. Такое ведомственное место и сами похороны обойдутся в 250 лари (это примерно 125 евро). Через пятнадцать лет с разрешения санитарной службы здесь можно будет делать новое захоронение. Если умерший относился к категории «социально незащищённых лиц», то все расходы на его похороны берёт на себя мэрия. Крематориев в Грузии пока нет, православная церковь против кремации.
Но есть и дорогие кладбища. Цена за место там начинается от тысячи лари (500 евро). На таких похоронах обычно устраивают богатые поминки, и это отдельная большая статья расходов, ведь приглашают на них человек 150, не меньше.
У моей знакомой, владелицы овощного ларька, умер свёкор. Они приехали в Тбилиси из западной Грузии, там принято устраивать свадьбы и поминки на широкую ногу — такой обычай. Она влезла в долги и устроила поминки на 600 человек. Говорит, на это ушло 10 тысяч долларов. И это не считая ритуальных услуг и надгробия. Потом из-за долгов женщине пришлось продать квартиру. Она очень рассчитывала на денежные взносы друзей и родственников. (У нас принято оказывать материальную помощь семье усопшего.) Но, как ни странно, она не смогла собрать достаточной суммы. Странно, потому что денег обычно набирается столько, что остаётся и на организацию сороковин. В итоге эта женщина продаёт сейчас и свою лавку.
ИЗРАИЛЬ
Лия Гельдман, редактор портала Beinisrael
Все похороны в Израиле организуются через религиозный институт, причём в законодательном порядке и на государственном уровне. Занимаемся ими Хеврат Кадиша (от ивр. «хевра» — «компания», «кадиш» — молитва по умершему). Хеврат Кадиша — это всё равно что компания «РЖД» на рынке российских железных дорог. Они заняли такое место, что все вынуждены к ним обращаться, — даже не знаю, есть ли другие компании, которые
занимаются похоронами. Управляют Хеврат Кадиша религиозные радикалы — у них даже вебсайт не работает по субботам (в Шаббат). К сожалению, они создали взяточную систему, чем ещё раз дали повод светским слоям населения себя ненавидеть и называть «охлей хинам» — «те, кто едят бесплатно», за счёт других граждан, налогов, государства и так далее. Например, они делают выгодные предложения для супругов, хоронящих своих ушедших любимых: «Купите себе землю рядом с супругом, а мы вам за это сделаем скидку». Сам труп в Израиле не кремируют, это не еврейский обряд. Для проведения обряда похорон требуется присутствие на церемонии семи взрослых мужчин. И далее всё по еврейским традициям: семь дней полного траура, сорок дней поминки и так далее.
Усреднённая стоимость похорон составляет порядка 1,5−2 тысяч долларов. Из них 200 долларов — стоимость услуг Хеврат Кадиша, около 1 400−1 500 долларов — памятник (часть этой суммы зачастую покрывает обязательная гражданская страховка), далее 50 долларов на молитву раввину на кладбище, ещё 30 могильщику и 15 за поминальную молитву через месяц.

-Большая картинка-

***

«Мы потеряли навык духовного переживания трагических событий» (статья)

Антрополог Анна Соколова об эволюции и особенностях русского похоронного обряда
— Как вообще формируются похоронные обряды? Они же не на пустой почве произрастают?
— Само собой. Если говорить о русской похоронной традиции (а надо помнить, что на территории России живет множество народов и у каждого похоронная традиция своя), то это контаминация представлений, связанных с православной традицией, и каких-то дохристианских представлений о посмертном существовании умерших.
В XX веке на них наслаиваются и атеистическая идеология, и изменения жизненного уклада. В XXI веке исчезает советское идеологическое давление, зато возникает свободный рынок — как ни странно, это накладывает довольно серьезный отпечаток, как, кстати, и всякие эксперименты с вертикалью власти.
Кроме того, есть какие-то общемировые процессы. Иногда нам кажется, что какое-то явление уникально, а на самом деле выясняется, что во многих других культурах оно тоже наблюдается.
У похоронного обряда есть важная функция — он препятствует бесконечному горю
— Психологи говорят, что сейчас существует такая проблема: людям не хватает опыта переживания драмы.
— Да, абсолютно очевидна проблема утери навыка духовного переживания трагических событий. Похоронный обряд, кроме того, что он основан на представлениях о загробном мире (или его отсутствии), является обрядом перехода. Он (как и любой обряд жизненного цикла) должен оформить переход всех участников в новый статус — умершего в статус предка, родственников — во вдову, вдовца или сирот и так далее. По большому счету он для того обществу и нужен.
Кроме того, у него есть другая важная функция — он препятствует бесконечному горю. Например, традиция предписывает, как долго по покойнику можно плакать, как долго держать траур. А после траура должна начаться новая жизнь. Ситуация, когда горе бесконечно, ненормальна.
Анна Соколова младший научный сотрудник Института этнологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Наконец, в любой культуре существуют некие духовные навыки переживания горя — в русской традиционной культуре это, несомненно, молитва: существует огромное количество молитв, которые должны читаться в случае той или иной смерти тех или иных людей, есть специальные каноны, которые это регламентируют.
В советский период это стало проблемой во многом потому, что была прервана традиция передачи религиозного знания, в том числе и внутрисемейная. Но какой-то ритуал, помогающий справиться с горем, должен быть все равно, поэтому советскими идеологами проводилась целая кампания по разработке и внедрению социалистической обрядности. Была высказана идея, что обряд — это дорелигиозная практика, поэтому можно очистить его от религиозной составляющей и оставить чистый ритуал, который будет как-то помогать людям психологически, как-то упорядочивать их жизнь.
Со свадебным обрядом все получилось прекрасно — нынешняя свадебная обрядность (например, посещение молодоженами военных мемориалов) целиком унаследована нами у советского времени. Родильный обряд исчез полностью, но его заменила выписка из роддома. А с похоронным обрядом были проблемы.
Даже самим разработчикам не было понятно, что они могут предложить людям. Читаешь пропагандистские описания, и видно, что тело увозят на кремацию — а дальше вакуум. Какая-то живая нить обряда утеряна. Пытались решить эту проблему, например, делая специальные окошки, через которые можно было смотреть на огонь кремационной печи, как бы прощаясь с человеком. Позже были попытки учредить какие-то всеобщие дни поминовения — старались приурочить к 9 мая, это и к Пасхе близко. Но так или иначе, эту проблему решить не смогли. Методических указаний по поводу того, как проводить похороны, сохранилось меньше всего.
— А они были? Какие-то памятки, методички? Кто их писал и для кого?
— Были специальные комиссии, которые эти разработки создавали. Например, в Институте научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС. Придумывали и описывали новые обряды, а потом внедряли через местные отделы культуры при райкомах, горкомах, сельсоветах.
Но внедрялись они не очень успешно, потому что те, кто должен был этим непосредственно заниматься, — рядовые сотрудники отделов культуры, не понимали, что надо делать, чего от них ждут. Свадьбы, имянаречения, вручение паспорта — это им было понятно. А похоронами они старались не заниматься.
— Помимо пропаганды, что влияло на изменения традиций?
— Урбанизация. Правда, первое-второе поколение людей, переехавших в мегаполис из деревни или даже из малого города, наследуют старые традиции. Я брала интервью у молодого человека, который сейчас живет в Москве, но родился где-то в провинции. Он рассказывал, как его знакомую везли на родину, чтобы похоронить. Я спросила: «Ну ее кремировали, наверное? Прах перевозили?» Нет, как можно. Кремация для родственников умершей (и для самого этого юноши) совершенно неприемлема. Если бы эта женщина умерла за границей, ее бы из-за границы везли.
Традиционно в России похоронная обрядность испытывала сильное влияние со стороны государства. После распада СССР она впервые стала власти неинтересна
— Почему, кстати, многие не приемлют кремацию?
— Надо сказать, что для большинства россиян кремация недоступна, потому что крематориев мало. Хотя разговоры о том, что кладбища занимают огромные территории и ответственный покойник предпочел бы кремацию, ведутся с конца XIX века. Это просто не наша традиция. В русской народной традиции — не просто православной, а именно народной — кремации не было. Она, судя по археологическим данным, когда-то очень давно была, но это только по археологическим данным. И то, что большинство людей в мегаполисах сейчас относятся к кремации так легко, — это, конечно, советское наследие. Это и достижение пропаганды, и просто утеря традиции, и для того, чтобы это произошло, были приложены очень большие усилия. Первые крематории не пользовались популярностью, значительная часть первых кремированных — либо неизвестные, либо репрессированные.
Для нашей традиции трупосожжение — это тот вид погребения, который был применим к самым падшим людям, к самым плохим преступникам. И, между прочим, не просто так большевики сожгли Фанни Каплан в бочке. Неслучайно они это придумали.
— XX век закончился, СССР распался — что происходило с похоронами?
— Сложилась необычная ситуация. Дело в том, что традиционно в России похоронная обрядность испытывала сильное влияние со стороны государства. Например, в XIX веке людей крещеных — а религиозная принадлежность была обязательным маркером — нельзя было хоронить без участия священника. Конечно, были какие-то случаи, когда это было технически невозможно, но как норма необходимо было отпевание и участие священника в траурном поезде.
После революции ситуация была обратная. Отпеть можно было не всегда даже при наличии церкви в селе. При этом была вот эта новая обрядность, которую особенно сильно пытались насаждать во время второй атеистической кампании при Хрущеве (в 20-е годы это была скорее такая революционная альтернатива «для тех, кому интересно»).
А после развала СССР не оказалось такой силы, которой было бы хоть как-то интересно, кто как хоронит. И для нашей похоронной обрядности это было новое состояние, с которым она должна была справиться. Состояние «без присмотра».
Одновременно на рынке появляются ритуальные агентства. И начинают очень активно участвовать в похоронном обряде. Поначалу перед ними стоит проблема доступа к клиенту, особенно в провинции — если в деревне кто-то умер, то родственники в сельсовете получали документы о смерти и сами обмывали, сами делали гроб, сами рыли могилу. Потом, может, через год заказывали памятник — а может, обходились деревянным крестом, тоже сами.
Вот тут начинает работать вертикаль власти. В начале 2000-х происходит реформа системы ЗАГС. У сельсоветов отчуждаются функции записи актов гражданского состояния. И теперь, чтобы получить свидетельство о смерти, нужно ехать в ЗАГС, который находится в райцентре (это не везде так, есть некоторые тонкости и исключения, но в большинстве регионов так). Там, в ЗАГСе, все родственники умерших проходят через одну комнату, где их и «ловят» похоронные агенты. И люди, которые, может быть, и не знали о существовании рынка похоронных услуг, вдруг понимают, что можно не делать все самим — вопрос только в деньгах.
Люди этого хотят — это ведь очень большое облегчение, хотя это, конечно, накладывает определенный отпечаток на похоронный обряд. Но, как выясняется, люди готовы отказываться от традиций. Отчасти это связано с тем, что в деревне очень мало молодежи, старикам не хватает сил, а родственникам, которые приезжают на похороны из города, неохота во все это впрягаться. Хотя иногда из морга покойника везут не сразу на кладбище, привозят сначала к дому, чтобы все попрощались, иногда привозят домой накануне ночью, чтобы успеть почитать над ним псалтырь. В Москве этого уже не встретишь, но даже в ближайшем Подмосковье это делают.
Недавно в одном блоге в комментариях я видела серьезную дискуссию о том, как умершую молодую женщину уместить в гроб в свадебном кринолине
— Есть ли какие-то новшества в поминальных традициях? Помимо повсеместного посещения кладбищ на Пасху.
— Традиционный крестьянский уклад у нас, можно сказать, потерян. В новых социальных условиях возникают какие-то новые формы. То, что видно невооруженным глазом, — спонтанная мемориализация, когда происходит какая-то трагедия. Из последнего — это мемориал возле японского посольства после Фукусимы, мемориал в Казани в речном порту после «Булгарии», в Ярославле — после гибели хоккейной команды.
Они возникают абсолютно стихийно и они одинаковые, у них много схожих черт. И это свидетельство того, что для какого-то количества людей это уже традиция. Им не нужно придумывать, что делать: если они понимают, что какая-то трагедия как-то их касается, они уже знают, что нужно принести свечи, игрушки, цветы и так далее.
Это новая традиция, ей всего лет десять. Был мемориал защитников Белого дома в 1991 году, в принципе было нечто похожее во время похорон Высоцкого, когда на стены и окна Театра на Таганке вывешивали стихи памяти Высоцкого, фотографии, но все же это не имело такого масштабного характера. Сейчас если происходит трагедия, то даже если она не касается непосредственно нас, она является поводом для такой спонтанной мемориализации — и это пример новой поминальной обрядности. Она, наверное, не воспринимается участниками как таковая, но она именно этим и является. В поминальном обряде раньше ничего подобного не было.
Другое новшество — памятники вдоль дорог. Это традиция тоже явно новая. Можно утверждать, что ее появление связано с увеличением числа автокатастроф, но я склонна считать, что это в первую очередь связано с изменением в сознании. Дело в том, что в традиционной культуре случайная, трагическая гибель — это «нехорошая» смерть. От таких покойников старались отмежеваться, они даже не удостаивались полноценного поминовения — был один день в году, когда поминали, и все.
А тут они вдруг не только не лишаются поминовения, но и получают его в двойном размере — на кладбище и у дороги. Там так же косят траву, туда приносят еду, сигареты кладут зажженные. Что при этом люди думают — это вопрос. Представляется, что это какой-то сдвиг в сознании, связанный с представлениями посмертным существованием погибшего. В традиционной культуре посмертное существование погибшего тоже связано с местом гибели, но посещать его никому бы не пришло в голову, потому что ничего хорошего там не происходит.
— В самом начале были упомянуты обряды перехода. Есть у похоронной обрядности какие-то сходства с другими?
— Со свадебной обрядностью большое сходство. Например, традиция хоронить незамужних и неженатых в свадебной одежде — траурный поезд в этом случае принимает некоторые черты свадебного.
— Этот обряд еще сохраняется?
— Да. У меня в полевых записях есть рассказ о женщине, которая умерла в 40 лет. Она была не замужем, и когда ее хоронили — это в деревне происходило, ей сделали вуаль. А недавно в одном блоге в комментариях я видела серьезную дискуссию о том, как умершую молодую женщину уместить в гроб в свадебном кринолине.
Партбилет с того света
История произошла в советское время. Умерла женщина. Ее похоронили, остался муж. Через какое-то время он понимает, что потерял партийный билет. Что делать? Везде искал — не может найти. Пришел каяться в парторганизацию. К нему отнеслись с пониманием, предложили еще поискать. Ночью во сне приходит к нему жена:
— Что такой грустный?
— Вот, партийный билет потерял.
— А он у меня, прямо под сердцем! Ты когда со мной прощался, наклонился — он из кармана выпал.
И что вы думаете было дальше? Эксгумация. Действительно, нашли в могиле потерянный партбилет.
Историю мне рассказал один из респондентов. (с)
***
Могильщик
Землекоп с большого московского кладбища анонимно рассказал The Village о прыгающих на гробы, пьянстве и ненависти к кинорежиссёрам
О том, как стал могильщиком
Я работаю здесь 23 года. Пришёл, потому что жизнь заставила. По своей воле люди на такую работу не стремятся. Раньше я был штурманом на речном флоте, но в 1990-е пришлось сменить профессию: надо было выживать.
Первое чувство, которое я испытал после трудоустройства, — удовлетворение. Я понял, что мне наконец не будет стыдно вернуться домой. Я смогу прокормить семью. О самой работе — справлюсь или нет — даже не задумывался. Тяжело стало уже в первые дни. Труд у нас, скажем так, специфический. Мы каждый день видим много мёртвых и плачущих людей. От этого появляются растерянность и стресс. Абстрактные представления не слишком совпадают с мрачной реальностью. Прочувствовать и понять, как с этим всем справляться, заранее нельзя.
Естественная реакция русского человека на стресс — это алкоголь. Только с его помощью я поначалу выдерживал. И не только я. Каждый день видеть слёзы — это, мягко говоря, непросто. Девять из десяти человек, которые к нам устраиваются, не выдерживают и быстро увольняются. Если вовремя не побороть стремление залить негатив водкой, надо увольняться, а то просто сопьёшься. Конченые пьяницы раньше у нас тоже работали.
Добавили негатива и друзья-знакомые. Когда в каких-то компаниях я говорил, где работаю, от меня шарахались. Народ, особенно молодёжь, не воспринимают такое явление, как смерть. Они думают: «Я молодой, у меня всё хорошо, а смерть — это что-то далёкое». Все предпочитают бегать за цветами в поле, а не на могилки.
Чтобы выбраться из психологической ямы, мне потребовалось где-то полгода. Я научился абстрагироваться от происходящего. Просто установил в голове переключатель: начинаются похороны — я его щёлк — и всё, не обращаю внимания ни на что, кроме собственных обязанностей. Моя задача — чтобы захоронение прошло без происшествий.
Когда научился это делать, стало не то чтобы легко — с человеческой смертью смириться невозможно, — но стало проще. По крайней мере желание забыться больше душу не иссушает.
Об обязанностях
В мои обязанности входит подготовить могилу в срок и произвести захоронение. На все работы начальство выписывает наряд, как на заводе. Рабочий день у нас начинается и заканчивается чуть раньше, чем у обычных людей, потому что похороны проходят где-то с 11:30 до 15:30. Зимой сложно работать дольше, потому что темнеет рано.
За годы, что я работаю, требования к землекопам (так называют себя могильщики. — Прим. ред.) стали жёстче. Достаточно несколько раз крепко употребить на работе — отдел кадров тебя найдёт. Такое явление, как повальное пьянство землекопов, у нас умерло. Мы стали выглядеть презентабельнее, у нас появилась нормальная спецодежда на лето и зиму. Стали чётче вести документацию.
С начальством, конечно, ссоримся, бывает. Претензии возникают из-за того, что перегружают работой, советуют, как что-то делать, хотя я не хуже их это знаю. С другой стороны, представляю себя на их месте и понимаю, что, наверно, вёл бы себя так же. Так что всё как на нормальных работах. Никаких левых заказов нам не поручают, да я бы и сам не стал выполнять заказ без наряда.
В то же время в чём-то работать стало проще. Как говорится, молодой сотрудник делает вид, что работает, а опытный знает, как не работать. Раньше я мог полчаса ломом колоть промёрзшую землю. Сейчас я сначала минут десять постучу по льду, прослушаю, пойму, где он наиболее тонкий, и потом быстро всё отколю.
Памятниками я не занимаюсь, но знаю, что какие-то суперкрутые ставят в основном авторитеты. Для них это почему-то важнее, чем для всех остальных.
О лексических особенностях
Мы называем могилу ямой, трупы — покойниками, лом — карандашом. При расставании говорим «прощайте» и никак иначе. Самих себя называем землекопами.
Была однажды история. Ждём гроб, нам сказали, что он стандартный, мы под него могилу и выкопали. А он оказался американцем — двухкрышечным. Я смотрю на него и говорю: «Надо разбивать». Ну, провожающие тут же стали причитать и ругаться, потому что подумали, что я говорю про гроб. А на самом деле я имел в виду, что надо разбивать, то есть расширять могилу. Ничего, за десять минут управились и нормально похоронили.
О происшествиях
Здесь что ни захоронение, то история. Кладбище у нас огромное. Чтобы люди не терялись, мы обычно договариваемся встретиться с провожающими у центральных ворот. Но некоторые уверены, что они тут всё знают, нас не ждут и уезжают к могиле сами. Что делать? Садишься в машину и едешь по кладбищу их искать. Как правило, они теряются. Дерево на повороте спилили, белый памятник, по которому они ориентировались, засыпало снегом. Они вместе с гробом катаются, а у нас тут больше десяти километров дорог. Вот и устраиваешь погоню за катафалком.
Из всех провожающих неприятнее всего так называемые мальчики-мажоры. Они слишком высокомерные. Приезжают на всяких «кайеннах», «инфинити» и пытаются на них прорваться непосредственно к месту захоронения. Им объясняешь, что не надо, что человека принято в последний путь проводить пешком, хотя бы какие-то 50–100 метров. В процессию хорошо бы выстроиться. Но они же так не могут: «Это что я, пешком пойду? У меня же такая машина!» Въезжают на них в маленькие переулочки, а там какая-нибудь уборочная техника. Не развернуться, назад не сдать. Стоят, ждут, всех задерживают.
Или уже после того, как цветочки-веночки поставили, подойдут и скажут с презрением: «Вон там водка осталась — идите помяните». От меня, что, перегаром пахнет? Я как пьяница выгляжу? Почему они разговаривают со мной как с последним алкашом? Хотя в принципе нам поминать не запрещено. Но у меня в день три-четыре захоронения. Если я на каждом буду поминать, что со мной к концу рабочего дня будет?
Вообще поведение молодёжи от поведения людей более зрелых отличается. И отношением друг к другу, и отношением к смерти. Они не то что менее заботливые. Им просто кажется, что смерть далеко и их не касается. Ну, это свойство молодости. Мы сами такими же были.
Люди постарше досаждают, только если ведут себя неадекватно. Многие пытаются прыгнуть в могилу вслед за гробом. Приходится вылавливать, удерживать. Всегда делаешь работу, но при этом следишь за людьми, чтобы всё было под контролем. Особенно когда матери детей хоронят, так и норовят в яму прыгнуть. Ловишь их, на руках относишь в сторону.
После захоронения мальчики-мажоры любят подойти и сказать с презрением: «Вон там водка осталась — идите помяните». От меня, что, перегаром пахнет? Я как пьяница выгляжу?
Из всех историй мне почему-то в душу больше всего запала одна. Мать хоронила сына. Ей было уже где-то за 70, и выглядела она как типичная русская бабушка. Всю церемонию она не причитала, не стенала, ну, плакала, наверно, точно не помню. А вот когда мы опустили гроб в могилу, она земельку бросила, по щеке из одного глаза крупная слеза скатилась, и она сказала: «Сыночек, что же я теперь буду делать?» Спокойно так, без истерики, но настолько проникновенно, что аж с 1993 года это вспоминаю со слезами на глазах.
Претензии нам высказывают постоянно. «Что же вы так несёте?», «Что же вы так опускаете?», «Зачем такие глыбы в могилу бросаете?» Мы относимся к этому с пониманием, потому что люди находятся в жесточайшей стрессовой ситуации. Любое моё неосторожное движение или высказывание может быть воспринято неоднозначно. Всегда нужно контролировать свои действия, слова и даже выражение лица. Поэтому, как правило, после захоронения те же люди подходят и говорят спасибо.
Историй про призраков у нас нет. Может, конечно, кто напьётся и увидит привидение, но я даже в первые полгода работы, когда выпивал, никого не видел. Ну и вообще, вы же видели землекопов? Мы все крепкие, здоровые, сильные. Как вы думаете, если один из нас подойдёт к другому и скажет: «Прикинь, я привидение видел?» Да человека засмеют просто.
О стереотипах
Я вам интервью даю, потому что меня просто бесит, как землекопов показывают в кино или сериалах. По их мнению, мы всегда пьяные, грязные, оборванные. Если землекоп не такой, то никто не поверит. У нас на кладбище тоже один раз сериал снимали. Режиссёр даёт команду: «Зовите могильщика!» Смотрю, идёт, ну точно: шатается, весь рваный, волосы грязные. Еле удержался, чтобы не надавать там всем в дыню.
Мы клиентов на покупку дополнительных мест не разводим. Начнём с того, что купить сейчас место на кладбище в Москве почти невозможно. Негде хоронить. У нас на кладбище, например, только родственные подзахоронения. В одну яму несколько покойников тоже не складываем. Это просто бред. То есть мы должны одного положить, потом закопать, а потом снова раскопать? Мы совсем идиоты, что ли? Тем более если человек только умер, первое время родственники часто ходят к нему на могилу. Вот они придут — и увидят, что там табличка с другим именем. Да они всё кладбище поднимут, чтобы разобраться как-так.
Бабки-плакальщицы — это не к нам. Их может организовать агентская служба, я про такое слышал, но ни разу не видел. По крайней мере одних и тех же «актёров» на похоронах не замечал. Более того, мы стараемся не допускать, чтобы на захоронениях было много крика и шума. Это нервирует самих людей. Они теряют над собой контроль и прыгают потом в могилы. Поэтому всячески пытаемся их успокаивать.
Никаких нелегальных способов заработка или развода провожающих в последний путь у нас нет. В моём возрасте это уж совсем некрасиво бы было. Да и зачем мне зарабатывать нелегально? У меня и легально неплохо получается.
Претензии нам высказывают постоянно. Мы относимся к этому с пониманием, потому что люди находятся в жесточайшей стрессовой ситуации. Но после церемонии те же люди подходят и говорят спасибо
О психологии
Работа меня изменила в лучшую сторону. Стал больше задумываться о том, что я есть на самом деле. И ещё я сильно поменялся, когда осознал, что моя работа нужна окружающим. Землекопы сочетают серьёзные физические нагрузки с крайне высокой степенью стрессоустойчивости. Психология здесь решает почти всё.
***
Санитар морга
Санитар морга, работающий по ночам, анонимно рассказал The Village о том, что происходит после смерти, как работают похоронные агенты и чем опасны гниющие трупы
Что происходит после смерти
На место смерти человека приезжает полиция. Сотрудники правоохранительных органов описывают тело, предварительно определяют, убили человека или он умер сам, а затем вызывают трупоперевозку. Естественность смерти вызывает вопросы не только в тех случаях, когда у человека из груди торчит нож. Подозрительной часто считается внезапная смерть человека, который давно не появлялся у врачей и не жаловался на здоровье.
В России сейчас два вида моргов: судебно-медицинские и патолого-анатомические. В первые отправляется большая часть трупов, во вторые только те, что собираются исследовать с научной точки зрения. Я работал в морге первого типа. Там решают, была ли смерть насильственной, а патологоанатом должен подтвердить или опровергнуть поставленный судмедэкспертом диагноз. Сотрудники полиции не всегда тщательно исследуют место происшествия. Бывает, что привозят тело с диагнозом «сердечно-сосудистая недостаточность», а потом в морге находят на затылке огромную рану от тяжёлого предмета. У меня в практике был такой случай: привезли бабушку, я написал «скоропостижная смерть», за что потом получил по шапке: в волосах у женщины была рана, которую я не заметил. Выяснилось, что её убили, ударив гаечным ключом по голове.
Чем занимается санитар морга
На одном из первых курсов медицинского вуза я устроился работать ночным санитаром морга. Это самая обычная практика для студентов, многие выбирают такую работу: она ночная (значит не мешает учёбе), не требует больших усилий и приносит какой-никакой доход.
Несмотря на специфику профессии, ни у кого из окружающих вопросов она не вызывала. Наоборот, когда я оказывался в незнакомых компаниях, то сразу становился центром внимания: у меня же вагон интересных историй — от комичных до трагических.
Бывает, что привозят тело с диагнозом «сердечно-сосудистая недостаточность», а потом в морге находят на затылке огромную рану от тяжёлого предмета
Суть моей работы заключалась в том, чтобы принимать трупы и оформлять на них документы. Также мне надо было вешать бирки на покойников (на них написаны имя и фамилия). Вопреки стереотипам, их вешают не на большие пальцы ног (оттуда они легко слетают), а на лодыжки или руки. Затем труп надо было убрать в холодильник. Гнилые тела хранят в отдельной комнате: их холодильник уже не спасёт. Трупы я не вскрывал, но часто наблюдал этот процесс: иногда мне нужно было делать это по учёбе.
Самым сложным для меня было привыкнуть к рабочему графику: иногда бывало, что я не спал несколько ночей, а потом засыпал за рулём или на учёбе.
Во всей Москве работает где-то 12−13 моргов. Они различаются не только по районам, но и по специфике. Несколько лет назад у нас открылось бюро судебно-медицинской экспертизы, куда отправляется большая часть трупов. Если в обычный морг за ночь привозят 10−15 покойников, то туда — около 40. Есть специализированные морги для гнилых трупов, иностранцев, детей, для огнестрельных и взрывных ранений. Существует легенда, согласно которой в девяностые бандиты обратились к главному судмедэксперту Москвы, чтобы открыли специальный морг для огнестрела, мол, «надоело нам своих пацанов по всему городу искать».
Задача санитара состоит и в том, чтобы принимать только те трупы, которые относятся только к твоему моргу. Напутать с документами — это самое страшное. Часто это может обернуться судом.
Зарплата у ночного санитара небольшая — тысяч двадцать. Но, по сути, ты занимаешься своими делами: спишь, смотришь телевизор, читаешь книжки, учишь уроки и принимаешь трупы раз в несколько часов. Поскольку работают чаще всего студенты, вечеринки в моргах — обычное дело. Я сам часто приглашал друзей попить пива, посмотреть футбол, проводил им экскурсии. Никто ругаться не будет, если не накосячишь. Главное — труп оформить правильно.
О посетителях
Страшно мне никогда не было. Работа в морге помогла понять, что бояться надо живых, а не мёртвых. К примеру, часто по ночам приезжали толпы кавказцев и требовали забрать тело кого-то из своих. Они с оружием, ты не знаешь, как им объяснить, что без документов не имеешь права отдать труп. Бывало, что в такие моменты я сам к смерти готовился.
Нормальным людям иногда разрешают посмотреть на труп неофициально, но это может обернуться большими проблемами. Пускать людей внутрь морга опасно: никогда не знаешь, как отреагирует человек. У кого-то начинается истерика, кто-то падает в обморок, часто люди не узнают родных, ведь мышцы после смерти расслабляются и лицо выглядит совсем иначе. Плюс ко всему часто трупы (особенно после насильственной смерти) выглядят очень плохо: кишки наружу, глаза выпали, мозг вытек. Мне самому первое время становилось плохо от такого. Бороться с этим можно только одним способом — смотреть на такое почаще.
Чтобы получить труп в морге, нужно пройти сложную бюрократическую процедуру. Часто приезжают люди из деревень и хотят без документов забрать кого-то из своих родственников. Приходится им объяснять, что не имеешь права отдавать тело без документов, а они в ответ ругаются, угрожают. Я всегда пытался дипломатично вести разговор, но несколько раз приходилось вызывать полицию. У нас была договорённость с местным ОВД, чтобы они по первому же звонку выезжали.
Однажды в морг приехали муж с женой. Женщина пыталась нам заплатить огромные деньги за то, чтобы мы выкатили её перед мужем на каталке — как будто она мёртвая. У неё при себе было фальшивое свидетельство о смерти и гримёр. Похоже, она планировала инсценировать собственную смерть, но мы посмеялись и отправили её куда подальше.
Похоронные агенты и гримёры
Похоронные бюро имеют связи со всеми. Это действительно огромная мафия. Одни агенты связаны с полицией, другие — с медиками, третьи — с трупоперевозками. Всюду есть свои люди, и задача агентов — приехать быстрее остальных. Цены на похороны берут с потолка. Агенты — это тонкие психологи, они способны уговорить человека на всё. Одни и те же похороны могут стоить от 10 до 100 тысяч рублей. Понятно, что человек, у которого умер близкий, не станет торговаться. Он же не может сказать: «Нет, дорого, не буду свою бабушку хоронить».
С другой стороны — похоронные агенты — это, конечно, удобно. Семьям покойных не приходится бегать по всей Москве и искать бюро, договариваться с кладбищем, организовывать похороны, оформлять кучу документов. Без агента успеть всё очень сложно.
По правилам подготавливать тело к похоронам должны санитары, но сейчас этим занимаются специальные гримёры. Бывают разные ситуации: например, у человека нет лица. Однажды к нам поступил такой труп после аварии — гримёр слепил гипсовую модель и на ней нарисовал лицо. Ещё они пришивают оторванные конечности.
Опасности и страхи
В морге опасно работать из-за инфекций: ты никогда не знаешь, с чем имеешь дело. Самая маленькая рана, полученная здесь, заживает очень плохо. Она обязательно гноится, воспаляется.
Запаха формалина в нашем морге не было. Сами трупы часто пахнут очень плохо, но к этому быстро привыкаешь. В секциях с покойниками пахнет всеми физиологическими жидкостями сразу: кровь, моча, кал. Гниющие трупы — отдельная история. В них всегда заводятся мясные мухи. Они откладывают яйца во рту, ушах, глазах. Оттуда потом лезут черви. Избавиться от них невозможно. Когда идёшь по секции с гнилыми трупами, под ногами слышен характерный хруст.
Как будет разлагаться труп, предсказать нельзя. Истощённые раком бабушки просто усыхают и мумифицируются, а пузатые мужики начинают гнить, вздуваться и дико вонять. Не все трупы забирают сразу. Тела, за которыми долго никто не приезжает, отправляют в трупохранилища, где они лежат до скончания веков. Когда там заканчивается место, трупы кремируют.
Куда страшнее тем, кто работает на трупоперевозке. Иногда им в такие дома приходится приезжать, что страшно: огромные тараканы, жуки, десятки котов, которые тело съели. Кстати, про домашних животных — совсем не мифы. Если труп лежит три-четыре дня, то любимая собачка или котик спешат погрызть мёртвого хозяина. В первую очередь съедают глаза, язык и живот — самое вкусное.
Необычные покойники
За любым покойником всегда скрывается история. В особо интересных случаях мы выясняли у полицейских, что там произошло, но чаще это проходит мимо нас. Трупы детей — это страшно. Вы не представляете, сколько детей погибает от рук родителей. Как-то к нам поступил ребёнок, на которого упал телевизор. Часто привозили тела детей все в ударах и ссадинах.
Однажды привезли гнилой труп с лесополосы. Неизвестно, сколько он пролежал в лесу, но внутри него было столько червей и мух, что каталка под трупом двигалась. Такого я больше никогда не видел.
В праздники, особенно в Новый год, происходит очень много убийств и самоубийств. Однажды, например, отец убил свою дочь и застрелился сам. Кто-то выкидывается из окон. Как-то парень убегал от полиции по крышам, сорвался и упал. При нём было два пакета с куклами Барби. Что он с ними делал — неизвестно.
Однажды привезли женщину кавказской внешности, которая попала под поезд. Выглядела она прилично. Начал осматривать тело, а у неё на груди закреплены какие-то брикеты. Я испугался: думаю, либо взрывчатка, либо наркотики — проблем не оберёмся. Выяснилось, что она работала на каком-то молочном комбинате и в этих брикетах у неё был спрятан творог, который она утащила.
Как-то нашли гнилого повешенного мужчину в наручниках, переодетого в женскую одежду. Что с ним случилось, так и осталось загадкой. Была другая интересная ситуация: мужик соорудил обрез, чтобы застрелиться, написал предсмертную записку. Решил, видимо, не пачкать квартиру и пошёл в ванную — на пороге у него случился сердечный приступ, и он умер.
К нам привозили много расчленёнки. Помните историю, когда один псих убил своего собутыльника, расчленил, а печень съел? Вот нам почти каждый день полицейские привозили всё новые части тела. Долго не могли найти голову, без неё труп не опознаешь. Пару раз привозили неподходящую.
Тело Кабановой, которую муж расчленил, тоже к нам привезли. Мы тогда удивились сильно, потому что труп был разделан с хирургической точностью — ровно по суставам. Видно, что человек умел разделывать туши животных. К нам привозили и тело дипломата из Перу, которого нашли в Москве-реке.
Сотрудники морга
Обычно люди, которые устраиваются в морг, работают там много лет. Для этого надо иметь специфический характер. Некоторые говорят, что не увольняются, потому что уже привязались к покойникам, мол, засасывает это дело. На меня это не подействовало, за несколько лет работы насмотрелся на все эти ужасы и понял, что это не моё.
Санитарами могут работать люди без профильного образования, но тогда верхом их карьеры может стать лишь должность старшего санитара. Директора моргов зарабатывают хорошо, часто они вертят какие-то свои делишки. Я старался никогда в это не вмешиваться.
Многие сотрудники коллекционируют предметы, найденные у трупов: кто-то забирает себе зажигалки, кто-то просто всё подряд. Говорят, в девяностые санитары часто находили драгоценности и большие суммы денег — забирали всё себе. В наше время это уже не принято. Бывает, наоборот, родственники спрашивают с тебя то, чего не было. Например, какое-нибудь бриллиантовое кольцо, которое якобы было на женщине. Я ничего не коллекционировал, но сам тоже обыскивал карманы вновь прибывших. Это определённое соревнование — что интересного найдёшь у трупа. У моего знакомого большая коллекция, больше всего он гордится двумя находками — старинным медальоном и боевым пистолетом.
Внешне сотрудники морга никак не отличаются от обычных людей. Трупами от них не пахнет, печати никакой на лбу нет. В метро увидишь — в жизни не догадаешься. Кстати, работники морга и те, кто ездит на трупоперевозках, — самые чистоплотные люди. Они понимают, с чем имеют дело, поэтому моют руки чаще, чем врачи.
В современных моргах есть всё, что нужно для жизни. В моём были тренажёрный зал, сауна, бильярд. Очень удобно для тех, кто много работает. Я сам поэтому частенько в нерабочее время приезжал, чтобы в зале позаниматься или футбол посмотреть.
Ещё я заметил, что все сотрудники морга дружат друг с другом и всегда готовы прийти на выручку. Напутать документы — это страшно. Бывали истории, когда хоронили не того, например. Такое грозит судом. Однажды один санитар допустил очень серьёзную ошибку вроде такой и полиция требовала с него взятку в 300 тысяч рублей. Таких денег у него не было, само собой. На помощь пришли коллеги — все скинулись и собрали необходимую сумму. Поменяться сменами, прикрыть кого-то — не вопрос, тебе всегда придут на помощь коллеги.
***
О чем говорят исследователю кладбища и похороны

Источник

Кто такие плакальщицы, как складывается фольклор вокруг надписей на надгробиях и рынок ритуальных услуг в современной России как индикатор социального неравенства
В Институте этнологии и антропологии РАН 13—14 февраля состоялась международная конференция «Танатолические практики и нарративы в современной культуре: советский и постсоветский период». Антропологи, социологии, фольклористы, историки рассказывали об отношении россиян к проблеме смерти, к тем функциям, которые она выполняет в современном обществе, а также о связанных с кладбищами традициях.
«Русская планета» публикует избранные доклады участников конференции.
«Ходить по покойникам»
Доклад доктора филологических наук Елены Левкиевской был посвящен вопросу существования в советском обществе людей, которые выполняли (замещали) роль священника, число которых в СССР не соответствовало нуждам жителей, особенно на периферии. Филолог акцентировала внимание на плакальщицах — женщинах, которые читали Псалтырь и погребальный канон над усопшим. По ее словам, подобная практика замещения священника стала активно распространяться среди славянских народов, проживавших в Советском Союзе, и продолжает бытовать среди них и после распада союзного государства.
«Меня интересовало, прежде всего, как информация о ритуалах передается из поколения в поколение. Погребальный обряд, как один из наиболее важных в обществе, является одним из лучших примеров для того, чтобы понять, как наследуются и осуществляются религиозные традиции», — пояснила Левкиевская.
До сих пор до конца не ясно, как широко были распространены плакальщицы, но они были и в городах, и в сельской местности. Их задачей было замещение священников при выполнении православных таинств. Они с одинаковым успехом крестили детей, отпевали покойников, освящали воду на праздник Крещения Господня, а иногда вели богослужения в подпольных церквях.
Кто и при каких обстоятельствах начинал замещать священников в советском обществе? Мужчины выполняли весь спектр обязанностей священника гораздо чаще женщин, но их было меньше. Они не были священнослужителями, но имели доступ к богослужебным книгам, по которым и выполняли православные обряды.
Чаще встречаются женщины, основная обязанность которых был отпевать покойника — плакальщицы. Они делились на читалок — тех, кто читал Псалтырь, — и певчих, которые оплакивали покойника. Основным преимуществом читалок было наличие самого священного текста и умение читать по-церковнославянски. Певчие же должны были петь религиозные фольклорные песни, которые передавались из поколения в поколение. В советское время из-за дефицита религиозных текстов большинство из этих песен были зафиксированы в тетрадь. Эта деятельность получила название «ходить по покойникам».
По словам Левкиевской, современные плакальщицы считают, что их профессия берет начало еще в дореволюционное время. Она не согласна с этим и считает плакальщиц советским явлением.
Плакальщицы существуют и сегодня, их приглашение на похороны является в некоторых местах более важным, чем приглашение священника на отпевание. И на этой почве возникают конфликты между плакальщицами и священниками, которые пытаются привести к православным нормам то разнообразие практик отпевания и похорон, которое возникло в советский период. Левкиевская привела пример священника, служившего в поселке Самойловка Саратовской области, который вел с плакальщицами активную борьбу. Однажды он даже пытался проклясть одну из наиболее активных женщин в деле «нелегального» отпевания. Таким образом, возникла ситуация, когда плакальщиц жители Самойловки все равно приглашали, но так, чтобы они не состыковывались со священником по времени. В итоге его вынудили уехать, а его место занял более лояльный к плакальщицам церковнослужитель.
Существование института плакальщиц у восточных славян можно разделить на три периода. Первый — это 1920—1930 годы, когда в этих целях еще использовались ресурсы, оставшиеся от дореволюционной церкви, то есть плакальщицами становились люди, неплохо знакомые с православными традициями. Зачастую это были монахини из разогнанных монастырей или люди из семей священнослужителей. Второй период, с 1940 по 1980 годы, — время существования плакальщиц, которые уже никак не были связанны с прежней церковной традицией, а во многом ей уже противостояли. В постсоветское время кто-то из плакальщиц примкнул к церкви, а кто-то так и остался независимым ритуальным работником.
Нет надписи — нет легенды
Фольклорист из Института антропологии и этнографии РАН Михаил Алексеевский представил доклад, посвященный мемориалу на Дружинниковской улице в Москве в память о событиях сентября-октября 1993 года, и находящийся в непосредственной близости от Белого дома — бывшего Дома Советов.
Свой доклад ученый посвятил не всему мемориальному комплексу, который на его взгляд заслуживает того, чтобы быть внимательно исследованным, а кенотафу (памятное надгробие без могилы. — РП), которого уже там нет.
Речь идет о кенотафе, который был известен как «могила отца Виктора» — священника, считавшимся погибшим во время штурма Дома Советов 4 октября. Свой доклад Алексеевский вначале так и планировал назвать: «Могила неизвестного священника».
Подробнее всего его история описана в статье Гарифуллиной «Раздавленная икона» в газете «Советская Россия», вышедшей 18 декабря 1993 года. Автор статьи рассказала каноническую версию гибели священника, который вышел навстречу БТР на улице Дружинниковской с иконой, но был расстрелян и раздавлен. В других источниках уже уточнялось, что он был представителем Зарубежной русской православной церкви. Когда его убили, то вокруг его головы было видно сияние, сообщали другие источники. Хасбулатов в своих мемуарах «Великая российская трагедия» тоже описал гибель священника.
«В итоге эпизод с гибелью отца Виктора стал общим местом во многих мемуарах, посвященных событиям сентября-октября 1993 года. Но всех их роднило и то, что ни один из авторов не был знаком или не видел гибели священника, а описывает этот эпизод с чужих слов», — подчеркнул Алексеевский.
В скором времени после событий октября 1993-го эта история стала частью фольклора. Существует легенда, что когда на девятый день после штурма Дома Советов на улицу Дружинниковскую впервые пришли помянуть погибших, на месте предполагаемой гибели священника появилась кровь.
«В народных поверьях считается, что на месте гибели праведников на девятый день появляется его кровь», — указал ученый. Уже на 40 день на предполагаемом месте гибели священника возник первый кенотаф. Тогда он помещался прямо на проезжей части улицы.
Но в декабре 1993 года выяснилось, что отец Виктор не погибал. Он пришел в редакцию газеты «Завтра» и опубликовал там большую статью. В ней он ничего не пишет о спасении, но намекает, что не раскрывал информацию о том, что он жив, из-за боязни гнева своего церковного руководства.
Тем не менее почитание так называемой Могилы отца Виктора на Дружинниковской улице продолжилось. Про «погибшего» священника стали сочиняться стихи и легенды. Так, на старой, снесенной стене стадиона «Красная Пресня» была надпись, обращенная к патриарху Алексию, которого обвиняли в том, что на нем кровь героев-патриотов и святого отца Виктора. В оппозиционной публицистике тех лет активно публикуются материалы о раздавленном священнике. Появляются и песни.
Алексеевский процитировал текст песни барда Александра Крылова «Я не погиб в горящем Белом доме»:
«И тихо падал маленький священник,
Прижав к груди иконку и гармонь...
Мерцало небо — в блестках луж осенних,
И крестик стиснула нетвердая ладонь».
Автор доклада указал, что в процитированных строках соединилось два события. В начале штурма Белого дома действительно один из его защитников вышел с гармонью навстречу наступающим правительственным войскам и запел «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“».
Почему же, когда стало известно, что отец Виктор жив, люди продолжили почитать его «могилу»? Прежде всего потому, что очень быстро возник его кенотаф, который в своем каноническом виде существовал уже не на проезжей части. Этот факт стал активно поддерживать существование почитания отца Виктора.
Когда в 2012 году Алексеевский заинтересовался этим вопросом и решил собрать фольклор, связанный с почитанием кенотафа отца Виктора, то выяснилось, что его больше не существует — памятник демонтировали. Виновником этой исследовательской неудачи он считает только себя, так как еще в 2008 году изложил историю о почитании непогибшего священника в своем «Живом Журнале». Текст стал популярен в интернете и, по мнению ученого, именно он послужил причиной демонтажа «Могилы отца Виктора».
Тем не менее в 2010—2013 годах ему удалось записать фольклор, связанный с гибелью священника у Дома советов. В эти годы, когда кенотафа уже не существовало, многие опрошенные во время памятных мероприятий продолжали воспроизводить легенду об отце Викторе, но интересно, что ни один не смог показать, где она раньше существовала.
Ученый объясняет этот парадокс следующим образом. Пока существуют памятные места, на которых написаны слова «трагически погиб», люди принимаются сочинять истории того, как человек «трагически погиб» на самом деле. Когда этой надписи нет, и нет места памяти, то необходимость в подобных историях отпадает и фольклор постепенно сходит на нет.
В завершение Алексеевский рассказал, что теперь бывший кенотаф находится уже в другом месте мемориала на Дружинниковской улице, и на нем расположены иконы. С легендой о погибшем священнике монумент теперь никак не связан.

@темы: Тени смерти, атрибуты погребения и похорон

---

Могилы рыцарей, Мальта

[The Highgate Vampire]

"Вы, идущие по мертвым, помните, что однажды пройдут и по вас"
Надпись перед входом в Собор Святого Иоанна, Валлетта.

Сегодня мы приглашаем вас полюбоваться надгробными плитами рыцарей мальтийского ордена.
Фотографии были собраны с трех локаций: большая часть располагается в Кафедральном соборе св. Иоанна в Валлетте и по парочке из Мдины и Виктории (Рабата).

Собор святого Иоанна

В настоящее время собор хранит в себе могилы 356 рыцарей. Гробницы прославленных членов ордена находятся под плитами из цветного мрамора. Подобно потолку, пол собора имеет как историческую, так и художественную ценность. В этом месте его сплошь покрывают мозаичные картины с изображением похоронных процессий, морских битв, кипарисов над могилами, тюрем, где при жизни томились покойные, черепов, резвящихся амуров и ангелов, держащих в руках лавровые венки. Над каждым надгробием помещен рыцарский герб с восьмиконечным крестом и девиз, выписанный красивыми золотыми буквами.
Запертая огромным замком чугунная решетка преграждает путь в склеп, где покоятся 26 из 28 глав Мальтийского ордена. Двое из них – Дидье де Сен-Жайль и Фердинанд фон Гомпеш – скончались за пределами Мальты. Однако последний из-за предательства не нашел бы покой рядом с достойными предшественниками, даже если бы умер на родине. В то же время честь быть похороненным в соборе заслужил простой рыцарь Оливер Старки, единственный находящийся здесь нетитулованный покойник. Право расположиться после смерти среди великих магистров ему предоставил совет ордена, оценивший храбрость секретаря ла Валлетта во время Великой осады.
Могилы гроссмейстеров по средневековой традиции находятся в крипте, занимающей подвальное помещение с низким сводчатым потолком. Одно из многих установленных в ней скульптурных надгробий воспроизводит облик легендарного де ла Валлетта. Погребальный монумент основателя столицы Мальты выполнен из черного мрамора. Неизвестно, что именно хотел выразить скульптор, изобразив лежащего рыцаря с приподнятой рукой, но памятник вызывает мрачные ощущения. При взгляде на него, невольно представляется картина процессии людей, заносящих тело в склеп при тусклом свете факелов. ©
Есть и другая информация, что только под полом покоятся 380 рыцарей. На заднем дворе похоронены еще 256. Согласно официальному сайту собора, в нем покоится 405 человек.

+Наше хранилище (200)+

-Кладбища Мальты-

@темы: погребальные сооружения, европейские кладбища

---

Филиппины

[[Тихий Демон]]

-Висячие кладбище Сагады-
+галерея+

Если вы когда-нибудь посетите утесы вокруг тихого городка Сагады на Филиппинах, то увидите странную картину — множество гробов, висящих на скале. От неожиданности у вас даже могут поползти мурашки по спине, ведь это райское местечко вовсе не предполагает столь мрачных дополнений к пейзажу...
Впрочем, местные жители совсем по иному относятся к этой, с нашей точки зрения, душераздирающей картине… Некоторые даже с гордостью могут сказать, показывая на вершину какого-нибудь утёса: "Там покоится моя бабушка… Мы подвесили ее в прошлом году!"
Филиппинцы утверждают, что данный способ захоронения способствует тому, что покойные находятся ближе к небесам…
Таким образом, им даруется вечное благословение…
Более прозаическая причина подвешивания гробов заключается в том, что на острове часто случаются наводнения, и такие подвесные кладбища прекрасно защищены от воды…
Кроме того, они не доступны животным…
Утёсы с многочисленными пещерами в окрестностях Сагады служили аборигенам местом для погребений еще с дохристианских времен…
Покойников укладывали "калачиком" в гробы, вырезанные из огромных стволов сосны, помещали в пещеры или подвешивали...
В центре каждой «связки» гробов, как правило, находится самый древний из них, которому может быть до двухсот лет. По краям располагаются более свежие захоронения…
И хотя сейчас эта традиция уже уходит в прошлое, и в основном местные жители хоронят своих покойников на обычном христианском кладбище, нет-нет да и появятся новые «висячие гробы», из которых сочится зелёная жидкость.
Кстати, если эта жидкость на кого-то попадает, считается, что это приносит удачу, и несколько дней человек не моется…

Взято:

Источник
За многие сотни и тысячи лет в народных суевериях закрепился обычай помещать покойников в какое-нибудь место, находящееся далеко от живых людей. Или, по крайней мере, делать всё возможное, чтобы никогда с ними не пересекаться — как минимум хоронить в земле. А то и устраивать смертельные фейерверки. Подобной логике следуют почти все народы, но некоторые прибегают к ней с особенной изобретательностью.
На Филиппинах жители горной провинции Сагада уже на протяжении двух с лишним тысяч лет хоронят своих умерших в так называемых “висячих гробах”. С помощью верёвок деревянные гробы закрепляют высоко над землёй на известняковых скалах. Среди коренного населения считается, что чем выше тело умершего захоронено, тем ближе его душа к небесам. Сегодня это место известно под названием “висячие гробы Сагады”.
Давайте посмотрим на них подробнее …
Подобный способ захоронения хоть и необычен, но если посмотреть на него с практической точки зрения то становится понятно, что гроб на скале защищён не только осквернения различными животными, но и от природных катаклизмов (например, наводнения).
При жизни каждый человек желает, чтобы после смерти его тело оставалось нетронутым. Именно этим видимо и руководствовались жители горной провинции, придумав столь необычный способ захоронения. Кроме того, местные горы сами по себе считаются священным местом среди местного населения, так что вполне себе подходящее место для кладбища.
В некоторых местах подвешенных гробов настолько много, что издалека скалы напоминают многоэтажные дома, где гробы выступают в роли балконов. Выглядят эти конструкции не только жутковато, но и достаточно хлюпко. Кажется, что если ветер подует чуть сильнее, то висячее кладбище непременно рухнет вниз. Однако такое впечатление весьма обманчиво, так как некоторые гробы висят на скалах долгие-долгие годы. Некоторые гробы подвешены уже не одну сотню лет!
Практически все скалы Сагады увешаны десятками, а то и сотнями гробов. По традиции каждый житель провинции должен заранее приготовить для себя гроб. Когда же человек умирает, его тело обрабатывают специальным составом, которое препятствует разложению. В таком состоянии тело покойного остаётся на протяжении пяти дней. В это время родственники и знакомые усопшего устраивают поминальное пиршество, по окончании которого тела наконец-то помещают в вырезанные из дерева гробы и подвешивают высоко в горах.
Впервые увидев деревянные гробы, подвешенные на высоте в несколько десятков метров на практически отвесной скале, у вас наверняка возникнет вопрос, как филиппинцы размещают гробы на такой высоте?! Местные жители предпочитают держать процесс погребения в секрете, так что ответ на этот вопрос вы не получите.
Для того чтобы посмотреть на необычное кладбище придётся проделать немалый путь. Дорога до Сагады занимает около 8 часов, ну а если вы решили посетить висячие гробы Сагады в период дождей, то готовьтесь провести в дороге все 16! На самом деле расстояние до горной провинции всего 275 километров, однако состояние дороги не способствует быстрой езде. Путь до Сагады весьма выматывающий, так что данный маршрут не очень популярен у туристов.
На данный момент данный вид погребения больше не практикуется, однако количество гробов подвешенных на отвесных скалах год от года только увеличивается, что наводит на определённые мысли.
Иногда рядом с гробом также вешают стул, на котором сидел покойный незадолго до смерти
История Китая хранит множество неразгаданных тайн. Странные и загадочные традиции и обряды навсегда исчезнувших народностей привлекают к себе внимание и толкают на поиски ответов. Одна из таких загадок — висячие гробы. Учеными по сей день до конца не разгадана тайна висячих гробов и народа, практиковавшего столь странный способ «погребения».
Далеко в горах, среди скал, на клиньях «парят» висячие гробы, единственное, что продолжает напоминать о загадочном исчезнувшем народе. Люди Бо жили на юго-западе современного Китая, занимая часть нынешней провинции Юнь-Нань. Та малость, которую сохранила история позволяет судить о том, что народ Бо довольно далеко шагнул в развитии. И развивался бы дальше, если бы не кровопролитные войны с династией Мин. Четыре сотни лет назад народ Бо был практически стерт с лица земли. Не осталось почти никаких памятников культуры, за исключением странных воздушных захоронений.
Бо всегда оставались этническим меньшинством в Китае. Однако, несмотря на это, они смогли создать самобытную яркую культуру ещё около трёх тысячелетий назад. И одна из самых удивительных особенностей бо — это их погребальные обычаи.
Необходимо оговориться, что в Китае особенно трепетно относятся к погребальным традициям и вообще ко всему, что связано с покойниками. Большинство китайцев до сих пор, по старинной традиции хоронят своих умерших на склонах холмов, обращенных к человеческому жилью. Считается, что это приносит удачу потомкам.
Гробы делались довольно грубо из твёрдых пород дерева и покраске не подвергались. Однако многие из них дошли до наших дней.
Самые «свежие» были установлены на скалах вдоль реки Янцзы 400 лет назад. Возраст наиболее старых, которые всё ещё можно обнаружить, — порядка тысячи лет. А самый древний гроб бо датируется 2,5 тысячами лет!
Некоторые гробы бо хранили не только на деревянных подставках, приделанных к стене, но и в небольших пещерах. Филиппинцы придумали складировать гробы и в больших пещерах — таких, как на этих снимках. Обратите внимание, гробы сделаны из цельных древесных стволов
Народность сейчас считается практически вымершей, однако ещё некоторое количество бо в Китае есть. Их историей интересуются даже некоторые генетики!
И всё же откуда и как у бо появилась традиция устраивать наскальные погосты, сейчас уже трудно установить. Современные исследователи сходятся на том, что традиция имела два мотива. Люди исчезнувшего народа верили в то, что душа умершего попадает на небо. Водружение гроба как можно выше помогало душе подняться. Скала, как ступень, помогала быстрее достичь небес. С практической точки зрения это было удобно тем, что враги не могли осквернить покойников. Весьма разумно, учитывая то, что до многих «кладбищ» никто не добрался и по сей день…
Не менее интересно и то, как они водружали гробы на скалы… Гроб весил примерно 200 килограммов. Народ Бо поднимал и закреплял гробы на отвесных стенках высотой примерно в 100-200 метров (бывало и меньше, в зависимости от размеров скалы). Как люди, в распоряжении которых не было никакого специального снаряжения, поднимались туда, куда и сейчас не все альпинисты могут добраться?
Ходят легенды о том, что народ Бо умел летать, и воздушная стихия была им подвластна. Потому и хоронили своих мертвецов они так высоко и странно. Некоторые захоронения встречаются в ущельях, где бегут горные реки. Выдвигались гипотезы, что народ Бо дожидался весенних паводков, и поднявшаяся вода помогала им. Некоторые полагают, что люди вбивали клинья в скалу и поднимались по импровизированной лестнице. Вероятность этого предположения подтверждают отверстия, найденные в основаниях некоторых скал, на которых покоятся гробы. В архивах найдено описание еще одного правдоподобного способа поднятия гроба на скалу с помощью канатов.
Висячие захоронения характерны не только для Китая и Филиппин. Есть висячие кладбища и в некоторых других азиатских странах, например, в Индонезии .
Наскальные гробы бо — это уже памятники культуры. Поэтому китайские власти постоянно заботятся о том, чтобы гробы оставались в целости. Для этого они проводили реставрационные работы уже три раза — в 1974-м, 1985-м и в 2002-м годах. Кстати, за время тех работ выяснилось несколько интересных фактов. В частности, узнали, что за последние десять лет два десятка гробов по тем или иным причинам свалилось в воду. Зато нашлось 16 ранее неизвестных. Всего их там сейчас порядка 290.

Кабаян - один из муниципалитетов провинции Бенгет на Филиппинах.
Уже многие века в пещерах Кабаяна лежат мумии вождей и знатных членов общества народа Ибалой.
В погребальной пещере Опдас Кейв хранятся останки (кости и черепа) погребенных. Хотя внешне эта пещера больше похожа на многоярусную нишу, на ступенях которой аккуратно сложены черепа.
Наибольший интерес может вызвать пещера Тимбак Кейвз, в которой находятся мумифицированные тела вождей народа Ибалой. Посещать их без сопровождение одного из Ибалой запрещено, т.к. по местному поверью мумии могут обрушить весь свой гнев на незваного гостя.
Гробы с мумиями очень маленькие. Дело в том, что народ Ибалой хоронил своих умерших с прижатыми к груди коленями.
Процесс мумификации тоже довольно интересный. Еще будучи живым, но зная, что смерть уже близко, человек придерживался определенной диеты для очищения организма. Уже с последними вздохами ему давали выпить крепкий соляной раствор. После смерти телу придавали позу зародыша, привязывали его к специальному стулу, под которым разводили костер. Таким образом лишняя жидкость из тела выходила, а тело в течение определенного времени высушивалось. Жидкость из тела, кстати, считалась у народа священной и собиралась в сосуды. Далее тело снимали со стула и натирали различными травяными настоями, снимали верхний слой кожи и выкладывали сушиться на солнце. Весь процесс мумификации иногда доходил до 6 месяцев. После тело помещали в гроб и относили в одну их пещер.
Ученые до сих пор не могут разгадать секрет изготовления мумий Кабаяна. Так же они спорят об их возрасте. Некоторые считают, что мумии были изготовлены в период с 1200 по 1500г, другие утверждают, что возраст некоторых мумий — 2000г до н.э. Однако точно известно только одно: когда испанцы прибыли на Филиппины в 16 веке, секрет мумифицирования уже был потерян. ©
Народ Ибалой до сих пор считает, что вожди, чьи мумифицированные тела лежат в пещерах уже несколько сотен лет, до сих пор охраняют своих людей.

-Opdas Burial Cave-

+галерея+

Опдас Кейв, погребальная пещера ибалой, где до сих пор хранятся многочисленные останки погребенных в виде костей и черепов, оказалась даже не пещерой, а небольшой нишей, располагающейся практически во дворе одного из домов. Старшая девочка сбегала за ключами от решетки, и спустя пару минут мы, в некотором обалдении, оказались в небольшой комнате, заваленной черепами. Детвора толпилась у входа; черепа ее интересовали явно меньше, чем два любопытных гостя. Развлечение в пещере – минут на 10: открыв рот, оглядеться вокруг и сделать пару фото. Да и как-то это неправильно что ли… Вспомнились катакомбы венского Сан Стэфена, где также накрывает чувство некой "неправильности".
- В музей, теперь в музей! – юные жителя Кабаяна предпочитали не мучиться философскими вопросами. И дальше: - Мы сделаем shortcut! – после чего мы свернули в огороды. Пусть это не укоротило, но было явно значительно занимательнее, чем просто топать по пыльной дороге. Хотя – как посмотреть: на обратном пути Леха обнаружил на проезжей части самый настоящий американский Хаммер. Это вам не пижонские Х2 и Х3… Вообще, shortcut – любимое понятие в Кордильерах. В подавляющем большинстве случаев шоткатом оказывалась головокружительной крутости тропа, срезающая метров 50 основной дороги, но убивающая за эти несколько минут вусмерть. Сомнительное удовольствие…
Серьезный дядька в одном из огородов грозно шикнул на визжащую детвору: "Опять без дела шляетесь?" Увидев нас, однако, хмурое лицо немного разгладилось. …У ограды музея уже топтались четыре девушки-филиппинки, явные туристки. На калитке красовался большой амбарный замок.
- Ой, а музей закрыт, - протянула одна из наших сопровождающих.
Мы не успели даже призадуматься, как увидели спешащего к нам дяденьку, встреченного ранее. Он и оказался смотрителем музея. Отпер калитку, сообщил, что фотографировать внутри единственной комнаты музея запрещено, и обилетил всех посетителей. Пока он занимался выпиской квитанций об оплате, я с увлечением прочла копию из древнего National Geographic о мумиях Кабаяна. Удивительно, как до сих пор Тимбак Кейвз удалось уберечься от "опопсовывания"?
Странно было бы ожидать обнаружить в "национальном музее" размером 3 на 3 метра какое-то откровение. Типичное заблуждение выращенного в западной цивилизации персонажа. Мозг в оковах продолжает считать, что все, что меньше Лувра, уже не рулит. Рулит, и еще как! В небольшой полутемной комнате, с грамотно оформленными витринами, в рассохшемся деревянном гробике, устланном простой льняной расшитой простыней, лежала МУМИЯ. Не скелет, совсем нет. МУМИЯ. Лица почти не сохранилось; почти что голый череп с обнаженными в странной улыбке зубами, какие-то внутренние органы, видимые сквозь истлевшие ткани, подтянутые к груди колени. Мумия продолжала улыбаться, странное, даже зловещее ощущение… "Смеющаяся мумия", бесстрастно сообщала табличка. "Женщина, умерла родами. В голове обнаружена кость инков." Я провела какое-то время, изучая отчеты об исследовании других мумий, которые продолжали оставаться в пещерах, куда мы собирались отправиться завтра. ©

-Timbac Caves-

+галерея+

Тропа превратилась из вертикальной в горизонтальную, повилась среди сосен и забежала за высокий камень. На небольшом уступе мирно лежали два крошечных деревянных гробика, больше похожих на корытца.

- Мы хоронили своих умерших с прижатыми к груди коленями, поэтому и гробы такие маленькие, - пояснил Альберт.
Мы не сразу заметили небольшую нишу в скале, закрытую простой решеткой с обычным навесным замком.
- Закрыли вот, чтобы не расхищали… А то много прекрасных мумий было выкрадено, - вздохнул наш гид. Он наклонился вниз, повозился с ключом и открыл решетку. Потом встал на колени, обращенный вглубь пещеры, и, сложив руки, тихо прочитал какую-то молитву. После чего поднялся и без всякого пафоса и благоговения, просто как будто выполняя ежедневную рутинную работу, отодвинул крышку ближайшего гробика…

Навещать мумии Кабаяна позволено исключительно в сопровождении одного из ибалой, иначе мумии, по поверью, могут обрушить свой гнев на потревожившего их гостя. Вспомним историю с египетскими аналогами. Ибалой мумифицировали своих умерших способом, отличным от тех, которые использовали прочие культуры, практиковавшие мумификацию. Мумифицировали, разумеется, не всех, а лишь вождей или знатных членов общества. Человек начинал готовиться к мумификации еще заживо: когда становилось понятно, что смерть близка, придерживался определенной диеты, способствовавшей очищению организма, а с последними вздохами выпивал крепкий соляной раствор. После смерти телу усопшего придавалась специальная поза (по сути – поза зародыша с подтянутыми к груди коленями); оно усаживалось на стул, привязывалось, а под стулом разводился медленный огонь. Таким образом тело высушивалось в течение непродолжительного времени. Вытекающая из тела в процессе "подвяливания" жидкость собиралась в специальные сосуды и считалась священной. Затем тело обрабатывали различными травяными настоями, снимали верхний слой кожи и выкладывали сушиться на солнце. Подсушка занимала иногда до 6 месяцев. Периодически в тело вдувался табачный дым, чтобы выкуривать появившихся насекомых и сохранить внутренние органы. После завершения мумификации тело помещалось в гроб, а гроб – в одну из священных пещер, таящихся в горах над долиной. Оттуда предки взирали на своих потомков, охраняя покой племени. Мы посмотрели 2 небольших пещеры, в каждой из которых было порядка 15-20 мумий. Считается, что самые старые мумии разменяли уже восьмое столетие! Некоторые сохранились потрясающе хорошо; на иссохших руках и ногах отчетливо синели татуировки, иногда можно было увидеть и внутренние органы. Вообще впечатление очень странное, двоякое. Как будто подглядываешь в замочную скважину за чужой жизнью; становишься свидетелем того, что предназначено отнюдь не для твоих глаз…
Вторая пещера оказалась больше первой, но такой же тесной. Вот таким способом, как Леха на фото, мы и проникали в нее.

Альберт открыл крышку грубо сколоченного деревянного ящика.
- Нам пришлось заменить гробы. Старые совсем истлели. – И потом, заглянув внутрь: - Снова покрылись плесенью, надо бы просушить. Мы это проделываем раз в полгода примерно. Выкладываем их на солнышко…

Альберт немного отодвинулся, чтобы мы тоже могли заглянуть внутрь. Его слабый фонарик тускло освещал то, что находилось внутри. Семья. Отец, мать и сын. Это их Нешнл Джеографик поместила в заглавие своей статьи. Заломленные, как будто в немом отчаянии, руки, покрытые белым налетом…
©

Помимо множества традиционных способов погребения, на Филиппинах есть еще одно примечательное кладбище. Однако оно никак не связано ни с какими местными верованиями. Это вполне традиционное христианское захоронение — только затонувшее.
В 1875 году, из-за извержения местного вулкана, целый город на острове Камигуин оказался под водой. Еще некоторое время после катастрофы могилы обнажались во время отлива, однако в середине XX века, после нескольких лет новой вулканической активности, кладбище окончательно ушло под воду.
Сегодня дайверы узнают это уникальное для них место по большому кресту, установленному на участке затвердевшей лавы у побережья. И, имея базовые навыки погружения с аквалангом, увидеть заросшие кораллами надгробия можно абсолютно бесплатно. В феврале же к этому месту устремляется процессия из лодок: местные жители подносят предкам цветы и свечи. За этим лучше наблюдать с берега.

©
.flickr

©

10 000 филиппинских семей живут на этом массивном кладбище в Маниле. Недавно провел 5 дней среди жителей этого необычного места, выслушивая истории выживания и фотографирую их.
Некоторые семьи оказались здесь по чистой случайности, не найдя достаточно средств, чтобы приобрести жилье в большое городе (на кладбище арендная плата за лачугу не берется). Другие унаследовали свои мавзолеи от прабабушек и прадедушек, а использовать стали по той же самой причине, что упоминалась чуть выше.
Средства для существования извлекаются из всего того, что окружает людей. Подростки несут гробы за 50 филиппинских песо — приблизительно 50 американских центов. Дети собирают металлолом, пластмассу, и другой мусор, чтобы продать. Их отцы нанимаются, чтобы восстанавливать могилы и следить за их сохранностью, в то время как их матери поддерживают дом/семейный мавзолей.

Неопознанные кости, найденные вокруг Кладбища Севера Манилы. Когда семья не в силах оплачивать аренду за могилу, то администрации приходится выкапывать кости и освобождать места для новых захоронений.

Эммарье Бернардино - 57-летняя портниха. Из-за финансовых затруднений, ее семья продала их дом и купила мавзолей. Имельда Доминго имеет маленький продовольственный магазин на кладбище. Она - тоже опекун мавзолея.

Это - Jenelyn Guiwanon, 19, с ее 1-летней дочерью. Она работает на свою свекровь в ее мини-магазинчике на погосте.
Каролина С. Амеглайо - 67-летний смотритель (опекун). Она живет в мавзолее, где похоронен ее муж.

Типичный маленький мавзолей-дом на Кладбище Севера Манилы. Оставшись дома одна, мать с детьми смотрит телевизор.

Свободный мавзолей может быть своеобразной комнатой отдыха. Жители, например, приходят сюда попеть в караоке за 5песо.

Филиппинская традиция говорит, что дети должны нести гробы. Говорят, что это охраняет ребенка от мстительных духов и темных сил.

Рики Бернардино - 39-летняя маникюрша/косметолог, которая живет и работает на кладбище.
Rolan Flores, 18, живет с его женой и дочерью. Рабочий на кладбище.

Мария Вико - 56-летний смотритель(опекун). Она пришла на кладбище в возрасте 17 лет.
Florielyn Flores, 18-летняя мать и жена Rolan позирует с ребенком на пороге своего дома.

Шерил Энн М. Muros - школьный учитель. Классные занятия проводятся в мавзолее ветеранов.
Кэтрин де Окампо - 17-летняя домохозяйка. Пришла на кладбище в прошлом году.

Игра в карты или лото на могилах - любимое времяпрепровождение.

+Деревня мертвых (Бали) и обряды Тана Тораджа (Сулавеси)+

запись создана: 08.12.2009 в 11:26

@темы: обряды и традиции, азиатские кладбища, Оссуарии, кости, черепа, скелеты, мумии

---

Il Cimitero dei Matti (San Finocchi)

[The Highgate Vampire]

Пишет  Bellena:
Психиатрическая больница города Вольтерры была основана в 1887 году и расположилась в зданиях, ранее принадлежавших монастырю Сан Джироламо. Комплекс был настолько огромным, что здесь содержалось до 6000 человек одновременно - это была одна из самых больших подобных структур в Италии.
При такой плотности постоянно проживающих здесь пациентов больница предоставляла 20 раковин и 2 туалета на 200 человек. Это был настоящий ад на земле, куда можно было попасть из-за проявившихся симптомов клинической депрессии, шизофрении, из-за оскорбления общественной морали или по политическим мотивам. Человек мог попасть сюда в 10 лет и провести взаперти всю оставшуюся жизнь, даже если он был признан излеченным, - только потому, что родственники не забирали его или ему просто некуда было идти. Для лечения использовали общеизвестные методы - электрошок, инсулиновую кому и разнообразные лекарства. Здесь проводили испытания различных новых препаратов, полностью игнорируя необратимые побочные эффекты и вред, причиненный пациентам.
Выдержка из правил внутреннего распорядка.
"Медсестры не должны общаться с семьями больных, передавать новости об их состоянии, принимать письма, сообщения, поздравления, кроме того, они не могут сообщать пациентам новостей извне, передавать им вещи, письма, газеты... "
10% умерли от электрошока;
40% умерли от инфекционных заболеваний;
50% умерли от злобы, недостатка любви и внимания.
Лечебницу закрыли в 1978 году согласно закону Базальи. С тех пор больничные корпуса стоят абсолютно заброшенными, равно как и подведомственное кладбище для пациентов, тела которых некому было забрать после их кончины. Кстати, на этом же кладбище согласно своему завещанию был похоронен Луиджи Скабиа, директор клиники с 1900 по 1934 годы.
Лирическое отступление. Фотографий корпусов здесь не будет. Залаза не произошло. Мы поехали туда неподготовленными. Меня интересовало только кладбище (я тогда не совсем понимала, какое оно имеет отношение к больнице, и тут моя дурная привычка читать историю места постфактум сыграла со мной злую шутку), мой компаньон теоретически знал, что там была больница, но сам не понимал ее масштаба и сам был удивлен, поняв, что корпусов много. Он искал больницу, но не был уверен, что это она. Мы подъехали к павильону Chiarugi, остановились, он сказал, что по его информации дурдом в другом месте, на горе, но сомнений не было, потому что решетки на окнах изнутри могут быть только в одном типе учреждений. Потом оказалось, что в павильоне Chiarugi содержали несовершеннолетних пациентов.
И когда я рассмотрела это заведение, на меня накатило. Я не суеверный человек, я была в местах и похуже, но такое чувство беспричинного страха и опасности я испытывала только однажды в детстве.
И я просто отказалась выходить из машины.
Мой товарищ, когда мы это обсуждали, сказал, что примерно такое же чувство, но менее сильное, у него началось еще когда мы спускались по виа Скабиа. Затем мы съездили на кладбище, которое оказалось тихим и абсолютно печальным местом, и вернулись обратно. Ощущение ослабло, но держалось до самого вечера.
По итогам разбора полета было решено почитать карту внимательнее, взять с собой подкрепление из еще пары индивидов и осуществить залаз в следующий раз.
Фотографии павильона Chiarugi, у которого со мной произошел этот досадный случай. Еще фотографии. Автор Карло Тардани.
Далее все мое.

Кладбище Сан Финокки, более известное как "кладбище сумасшедших", последнее свидетельство земного пути тех, кто страдал душой. И тех, кто просто страдал. Типовые памятники развалились, и лишь на немногих сохранились имена.

+8

Проникнуть на территорию очень легко, решетка ворот погнута.





И все-таки за кладбищем ухаживают. Судя по имеющейся информации, какое-то общество взяло его под опеку, им осталось привести в порядок правую часть, всю заросшую ежевикой. Возможно, именно таким заросшим кладбище было всего несколько лет назад.





1956

Американские некрополи психиатрических больниц:
The Danvers Lunatic Asylum
*
Columbus Mental Hospital Cemeteries
*
Athens Mental Hospital Cemetery

@темы: итальянские кладбища