Пирамида на Мазурах. Тайна склепа рода фон Фаренгейт

[The Highgate Vampire]

Источник

Барон фон Фаренгейт был одним из богатейших людей Восточной Пруссии. Люди говорили, что, проехав через свои владения, он мог попасть из своего дворца прямо в Крулевец. Когда умерла его дочь, он решил купить ей бессмертие. И построил на Рысьих Болотах пирамиду. А возможно все было совсем иначе…
В Рапе заканчивается Польша. Неполные два километра – и граница России. В деревне старый двор, 140 жителей и своя тайна. Достаточно съехать с дороги в лес и человек погружается в иную реальность. Воздух, насыщенный влажностью из окрестных болот, стоит почти неподвижно, от тишины «глохнут» уши, а перед глазами вырастает каменная пирамида. Вероятно, в этом месте концентрируется мощная энергия, идущая изнутри земли, а ее изучение приводит к гибели насекомых и мелких животных. В течение десятилетий постройка обросла множеством легенд, рассказов и самых фантастических теорий. Трудно удивляться: уже один ее вид будоражит воображение.

Барон Фридрих фон Фаренгейт был известен как самый богатый человек в Восточной Пруссии. Люди говорили, что из своего дворца в Агерапп (давнее название населенного пункта Рапы) он мог добраться до Крулевца, ни на минуту не покинув своих владений. Сам барон бывал в Крулевце. Там в университете он присутствовал на лекциях великого философа Иммануила Канта. Но страсть к путешествиям занесла его значительно дальше. Фон Фаренгейт изъездил почти всю западную Европу, привозил скульптуры, эскизы, картины. Список их авторов поразителен: Тициан, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Рубенс и многие, многие другие. В Париже барон столкнулся с культурой древнего Египта. И быстро потерял голову. Вскоре он собрал внушительную коллекцию древних экспонатов. «Именно эта страсть породила идею поставить в принадлежавшей Фаренгейтам Рапе пирамиду, по примеру тех, которые можно увидеть в египетской Гизе», - поясняет Мариуш Кимшал, управляющий лесничеством Czerwony Dwór, охраняющим необычную постройку.
Строительство пирамиды вероятнее всего связано с семейной трагедией. В 1811 году трехлетняя дочка Фаренгейта, Нинетт, умерла от скарлатины. Барон решил купить ей бессмертие. Не буквально, конечно. На территории своего имения он приказал возвести каменный склеп, который пропорциями соответствовал пирамиде Хеопса. Царящий внутри специфичный микроклимат должен был поспособствовать тому, что тело девочки подвергнется мумификации и на века сохранится в целостности.

Подготовка проекта здания была поручена не абы кому. Занялся ею известный на весь мир скульптор Бертель Торвальдсен. Сегодня художник этот известен, в том числе, как автор стоящих в Варшаве памятников Николаю Копернику и Юзефу Понятовскому, римского саркофага папы Пиуса VII, а также монумента, который представляет баварского электора Максимилиана I.
В течение примерно 40 лет в склепе было похоронено семь членов семьи фон Фаренгейт. В 1849 году там упокоился и сам барон. «Все лежащие в пирамиде тела подверглись мумификации», - подчеркивает Кимшал.
Потом постройка постепенно стала приходить в забытье. В это время фон Фаренгейты уже переехали из Ангерапп в ближайший город Кляйн Бейнунен (сегодня Бейнуны на территории Калининградской области). В конце XIX века они продали имущество и уехали. Во время первой и второй мировой войны склеп обыскивали русские, которые, скорее всего, искали в нем сокровища. К его разорению причастны также были местные жители.
Недавно пирамида обрела новую жизнь. Она была вписана в список наследия и подверглась ремонту. Внутрь вход замурован, и сегодня туда можно заглянуть лишь через окошко с решеткой. Была сделана также часть дороги, ведущей к пирамиде. Посетителей пока немного, но, как признают местные жители, их число ежегодно растет.

@темы: погребальные сооружения, польские кладбища, мумии

---

Westminster Burying Grounds and Catacombs, Baltimore

[Br. Samedi]

Кладбище пресвитерианской церкви Westminster, Балтимор

Пусть свод откроется высокий,
Он много раз здесь был открыт,
Принять родных ее меж плит -
Да дремлет там в глуши пустынной,
Да примет склеп ее старинный,
Чью столь узорчатую дверь
Не потревожить уж теперь -
Куда не раз, рукой ребенка,
Бросала камни - камень звонко,
Сбегая вниз, металл будил,
И долгий отклик находил,
Как будто там, в смертельной дали,
Скорбя, усопшие рыдали.
"Спящая" Э. А. По

В Балтиморе есть старое кладбище “Old Western Burial Ground”. С точки зрения американских историков, оно считается одним из самых интересных кладбищ, расположенных на восточном побережье США. В его земле покоятся останки многих известных американцев: генералы Американской революции и Гражданской войны; дедушка одного из президентов США – Джеймса Бьюкенена; пять мэров города Балтимор. На этом же кладбище похоронен Эдгар Алан По.
Не все захоронения легко найти на старом кладбище, поскольку Пресвитерианская церковь “Westminster Presbyterian Church” (сейчас “Westminster Hall”) была построена век спустя после того, как на этой земле начались первые захоронения. Большая часть территории кладбища – та, на которой в т.ч находится и могила По – расположена на погосте, в то время, как самые старые могилы – в лабиринтах подземных катакомб, коридоры которых кружат под зданием церкви. Это - территория духов и привидений. Странные вещи происходят здесь - в царстве потусторонних сил, которые хранят покой и тайны “Старого Западного погоста”.

Последняя загадка великого мистика

Самая знаменитая и до сих пор неразгаданная тайна этих мест связана с появлением - 50 лет назад - на кладбище странного мужчины. Все, кто видел незнакомца, одинаково описывают его внешность. В черных одеждах, закутав лицо шарфом, опираясь на трость, он ежегодно появляется на кладбище в течение нескольких десятилетий в один и тот же день - 19 января – в день рождения Эдгара Алана По. Каждый раз мужчина оставляет на надгробие могилы поэта початую бутылку коньяка и три красных розы. Сняв шляпу-котелок он несколько минут стоит у могилы и - уходит прочь. Есть легенда о том, что это - дух Эдгара По появляется на своей могиле и исчезает в церковных катакомбах. Однако, те, кто видел мужчину, утверждают, что он - довольно реален. Многие пытаются понять, что означают ритуальные предметы, которые странный гость оставляет на могиле поэта с января 1949г, после похорон По и до сих пор никто не имеет понятия: кем был тот первый “декоратор” могилы По, появившийся на кладбище 50 лет назад? Фигура этого человека уже много лет остается интригующей загадкой. Многие люди, включая куратора дома-музея Эдгара По - Джеффа Джерома верят, что загадочным “декоратором” является не один, а несколько персон. Джером лично видел мужчину, чьи волосы были седыми, как снег. В то время, как другие свидетели утверждают, что “декоратор” - брюнет. Возможно, что вторая персона - сын того, человека, который основал этот ежегодный ритуал. Интересно, что никто никогда не пытался установить какой-то контакт с загадочным “декоратором”. Некоторое время ходили слухи о том, что таинственным мужчиной в черном был сам Джером. Поэтому в 1983 г. Джером специально пригласил 70 человек собраться в полночь 19 января на кладбище и самим посмотреть на таинственного незнакомца. Через час после полуночи наблюдатели увидели идущую по кладбищу, опираясь на трость, загадочную фигуру, закутанную в черные одежды. У восточной стены кладбища фигура исчезла. А на могиле По, как обычно в этот день - уже лежали розы и коньяк. Движимый отнюдь не желанием разгадать тайну, а лишь – усилить интерес к ней, Джером пригласил фотографа из известного журнала “LIFE”, чтобы тот попытался запечатлеть на пленку портрет незнакомца. Фотограф, снаряженный специальным фотооборудованием для ночной съемки, прибыл в назначенный срок. И в июльском номере “LIFE” за 1990г появилась фотография коленопреклоненного мужчины у могилы Эдгара По. Лицо незнакомца не было видно, поскольку на него падала тень шляпы. С тех пор никто не мог вновь сфотографировать этого загадочного человека...
***
Город Балтимор, ночь с 18 на 19 января. Луна заливает тусклым светом старое кладбище, отбрасывая причудливые тени на запорошенные снегом могилы. Старому Западному кладбищу, расположенному на углу улиц Файетт и Грин, уже более двухсот лет. На огороженном высокой кирпичной стеной погосте нет ни единой живой души, но у высоких окон расположенного по соседству Вестминстер-холла, бывшей пресвитерианской церкви, в безмолвном ожидании застыли 16 человек.
Чего-то ждут на улице и несколько десятков человек, вооруженных биноклями, фотоаппаратами и видеокамерами. Одни кутаются в теплые пальто и одеяла, другие дремлют в теплых машинах. Явно кого-то поджидая, они нетерпеливо смотрят в сторону кладбища.
«Это он!», «Это он!» – тихо прокатывается по толпе далеко за полночь. В кладбищенские ворота проскальзывает неизвестно откуда взявшийся высокий мужчина в черном пальто. Его лицо скрыто широкополой шляпой и черным шарфом, в руке он держит небольшой сверток. Через несколько минут таинственного незнакомца видят и из Вестминстер-холла. Он подходит к могиле, застывает на пару минут, положив руку на памятник, потом низко кланяется и вновь растворяется в темноте.
Люди из церкви отправляются к могиле, проваливаясь в глубокий снег. На плите лежат три красные розы, очевидно, предназначенные самому Эдгару и его любимым женщинам: жене и двоюродной сестре Вирджинии и теще Марии Клемм, похороненным рядом с ним. Стоит начатая бутылка коньяка. Сфотографировавшись на память, продрогшие, но довольные наблюдатели возвращаются в теплое помещение и после обсуждения ночных событий расходятся по домам.
Этот странный ритуал повторяется уже больше 20 лет. Считается, что впервые незнакомец пришел на могилу Эдгара По накануне его дня рождения, в ночь с 18 на 19 января 1949 года, то есть в год столетия смерти писателя. С тех пор человек в черном пальто и шляпе с тростью с серебряным набалдашником, такой же таинственный и мрачный, как герои рассказов и поэм По, каждый год тайком приходит на кладбище, оставляет на могиле три красные розы и початую бутылку коньяка, после чего незаметно исчезает под покровом темноты. Весть о таинственном незнакомце быстро разлетелась по Америке. Конечно, выследить ночного посетителя и узнать его имя нетрудно, но тогда исчезнут пьянящая таинственность и романтика, которые принесли заслуженную славу творчеству самого Эдгара Алана По. Этого истинные поклонники его таланта хотят меньше всего. Не случайно они заключили между собой неофициальное соглашение – не пытаться раскрыть его тайну.
Только однажды, в 1990 году, куратор музея писателя в Балтиморе Джефф Джером разрешил профессиональному фотографу из журнала Life, вооруженному мощным фотоаппаратом со специальными инфракрасными ночными линзами, сделать несколько снимков. На них запечатлен стоящий на коленях перед могилой невысокий седой мужчина.
В 1993 году вместе с цветами и коньяком он оставил записку: «Я передам факел». Ее смысл раскрылся в следующем году, когда на кладбище пришел рослый крепыш с черными волосами. Наблюдатели догадались, что таинственный поклонник По умер и, очевидно, наказал своему сыну или племяннику продолжать традицию. Он тоже слегка прихрамывает, но старожилы ночных бдений уверены, что делает он это для отвода глаз.
Ненаписанный детектив
Обстоятельства смерти самого Эдгара По не менее таинственны, чем ночной посетитель кладбища. Он скончался в Балтиморе, куда заехал по пути в Нью-Йорк. Многочисленные исследователи творчества По и его биографы до сих пор не выяснили, что он делал в этом городе с 28 сентября по 3 октября, когда его нашли вечером в бессознательном состоянии в канаве на Ист Ломбард стрит около салуна Gunner’s Hall. По тут же отвезли в больницу. Три дня он бредил, приходя в сознание на очень короткие промежутки времени, а утром 7 октября скончался.
За два года до кончины часто испытывавшему мысли о самоубийстве По доктора поставили диагноз «воспаление мозга» и «частое сердцебиение». Наверное, желанием хоть на какое-то время избавиться от сильнейших головных болей, когда он был прикован к постели и не мог ни читать, ни писать, объясняется и его увлечение алкоголем, морфием и опием.
Кроме энцефалита (так сейчас называют «воспаление мозга»), назывались и другие причины смерти. Кое-кто до сих пор считает, что Эдгар Алан По умер от… бешенства. Дело в том, что практически все трое суток, проведенных в больнице, он выкрикивал нечленораздельные слова и был очень возбужден. Конечно же, не была забыта и версия ограбления. Говорили, что в Балтимор Эдгар приехал с полутора тысячами долларов, очень большой суммой по тем временам. Однако ни в карманах, ни в саквояже денег не нашли. Непонятно и то, почему на нем оказалась явно не его одежда и откуда у него взялась чужая трость.
Кто покоится в могиле?
Таинственный посетитель ходит к могиле Эдгара По, расположенной в центре Старого Западного кладбища, возможно, не зная, что останки писателя, скорее всего, покоятся в… другом месте.
9 октября 1849 года тело По было предано земле. День выдался ненастный, с утра моросил осенний дождик. Проводить По в последний путь на кладбище, по иронии судьбы расположенное почти напротив дома, где он прожил несколько лет и где написал свои первые произведения, пришли только самые близкие родственники и друзья.
Покойника в черном сюртуке и белом галстуке положили в дубовый гроб, обитый листами свинца. К изножью прибили бронзовую табличку с надписью: «Здесь покоится в мире Эдгар Алан По. Родился 19 января 1809 года, умер 7 октября 1849 года». В октябре 1875 года Эдгар По был перезахоронен в более удобном для посетителей месте, на новой могиле поставили красивый памятник. Кое-кто, правда, обратил внимание на отсутствие бронзовой таблички и то, что гроб был сделан не из дуба, а из красного дерева. В довершение ко всему скелет оказался выше как минимум на 5 сантиметров, имел хорошо сохранившиеся зубы цветущего юноши и был «одет» в полуистлевший военный мундир.
Скорее всего, землекопы по ошибке выкопали гроб не Эдгара Алана По, а рядового Филиппа Мошара, погибшего в 19 лет и похороненного рядом с семейным участком По. Это, кстати, подтверждают и сохранившиеся записи, согласно которым его гроб был сделан из красного дерева.
©

Вечером 3 октября 1849 года черного человека вывели из трактира The Horse You Came in On (ну, того, что рядом с гаванью). Человек был невменяем. Это было очевидно. Впрочем этот пьянчужка уже так давно ошивался в баре, что никому до него не было дела. Его просто оставили на улице, захлопнув перед носом тяжелую дверь.
Человек шатаясь побрел к себе домой, по дороге он то и дело оборачивался, размахивал руками, будто пытаясь отпугнуть кого-то. При одной из таких попыток отвязаться от воображаемого назойливого собеседника, человек вдруг нелепо запрокинул голову, выписал в воздухе странный крендель ногами, упал посредине дороги и затих. К счастью, его обнаружил случайный прохожий, и черного человека привезли в одну из ближайших Балтиморских больниц, где он и пролежал в бреду еще три дня. 7 октября сиделка сообщила врачам, что больше повода держать этого сумасшедшего в больнице нет... Так умер великий американский писатель Эдгар Аллан По.
Похоронили По очень скромно, без особых почестей. Только в 1875 небольшой могильный камень заменили на более масштабный, а уж вакханалия по поводу величия творчества писателя началась и того позже.
И вот... Балтиморское общество решило восстановить историческую справедливость. Кто сказал что нельзя повернуть время вспять? Кто считает, что нельзя постфактум воздать должное великому сыну города? Американцы народ упрямый и находчивый. Не будь их, не пришлось бы нам с ЛМ 11 октября 2009 года, спустя 160 лет присутствовать на похоронах Эдгара По.
Итак, рано утром мы с ЛМ приоделись подобающе случаю, то есть ЛМ был натурально в костюме и при черном галстухе, с изображением безумного шляпника, а я в черных джинсах и черной кофте с бусами, болтающимися чуть ли не до колен в стиле 'Peace, братья'!. К 11.20 мы были на месте.

Читать и смотреть в блоге свидетеля

Последний приют легендарного писателя таит в себе истории, словно сошедшие со страниц его романов. Катакомбы этого кладбища до сих пор являются главным действующим лицом призрачных сказок. Темные легенды о погребенных заживо, чьи беспокойные призраки пытаются рассказать посетителям о своей трагичной судьбе. Возможно место "шалит", так как на протяжении многих лет его покой нарушали. То бродяги устраивали ночлег под свободами крипты, то студенты-медики из соседнего института искали здесь объекты для исследований (один раз двух студентов поймали на краже тела. И одного даже повесили на фонарном столбе). Вандалы искали ювелирные украшения в склепах, а дети облюбовали погост для своих игр (взрослые были в шоке, когда увидели, что их чада бегают с черепами на концах метел).
Старая история повествует о кричащем черепе Кембриджа (Cambridge), убитого министра. Череп кричал всю ночь и день. Поэтому гробовщикам пришлось использовать веревки и цемент. Говорят, что, если бы вы услышали этот крик, то сошли бы с ума!
Но если человек заставил замолчать череп, то Леону Уэллсли успокоить невозможно. Безумная женщина, с приступами лунатизма, была привезена из сумасшедшего дома в смирительной рубашке и похоронена в ней же. Ее дикий смех часто разносится по маленькому церковному погосту.
И не дай Бог вам не проявить уважения к старым могилкам. Иначе вы нарветесь на гнев старого церковного сторожа. Схватит лопату и побежит за вами с целью похоронить заживо. Но этого духа считают вечно пьяным, поэтому дальше ругани дело не зайдет. Помахает лопатой да растает в воздухе.
А вот трое живых смотрителей уволились с работы, встретившись с призраком в белом - Люсии Уотсон Тейлор. Девушка умерла в 16 лет в 1816 году. Она часто молится на своей могиле.
Исследователи паранормальных явлений любят проводить разные исследования в этом месте. Как-то была сделана запись белого шума в церкви. На ней проявился женский голос, говорящий: "Мы здесь... внизу...рядом с вами".

+Альбом+

запись создана: 03.07.2010 в 21:10

@темы: Самые мистические кладбища США, американские некрополи, Maryland, Haunted

---

Halloween 2015

[The Highgate Vampire]

В этом году наступление нашего любимого мистически-осеннего периода мы ждем с особым нетерпением. Одна часть админов ощущает его приближение еще с конца июля (спасибо московскому лету без иронии), другая часть все ближе склоняется к тому, что обещания надо выполнять и один пост все-таки должен увидеть свет. Если все пойдет по плану, то 31 октября мы расскажем третью (и скорее всего заключительную) часть о мистических местах Нового Орлеана (3 года как раз прошло).
Как никогда скопилось очень много атмосферного материала, ожидающего своего часа. Вернется праздничный тэг "кино-хэллоуин", обновятся некоторые старые посты, а на нашей странице VK мы делаем перезапуск цикла "Самые мистические кладбища США", которому в этом году исполнилось 5 лет. А то часто видим наш материал там и без какого-либо указания авторства. Но в отличие от темы оссуариев, где наша основная цель была собрать альбомы, здесь мы будем (по возможности) обновлять/дополнять и местный материал (ну, или просто чистить его от битых ссылок). Ведь за 5 лет появляются какие-то уточнения или новые факты известных легенд.
Пока не решили, есть ли смысл поднимать те посты, поэтому вы в комментах можете оставить свое мнение: стоит ли это делать или нет.

@темы: администраторское

---

Б. Соколов. Сады в поэзии Серебряного века: "Мертвый сад"

[The Highgate Vampire]

"Тишина безымянных могил" в русской поэзии Серебряного века тесно связана с садовыми образами. Грань смерти есть грань постижения высших истин — поэтому и смерть сада, и смерть в саду стали важными темами русского символизма. "Мертвый Сад" — название стихотворения Эллиса, посвященного любовной теме. В нем рассказывается о ночном зимнем саде, куда герой зовет любимую. Однако картина этого сада окрашена метафизической, загробной мрачностью.

Не потупляй в испуге взоры,
нас Мертвый Сад зовет, пока
из-за тяжелой, черной шторы
грозит нам мертвая рука.

В окне холодном и хрустальном.
в игре слепого фонаря
возник он призраком печальным,
погас, как мертвая заря.

И мы скользим стезею бледной,
вдали растет за рядом ряд
и тает позади бесследно
деревьев строй, как ряд аркад!

Этот ужас и холод призвана растопить любовь ("Два сердца изойдут слезами, // И вдруг растает Мертвый Сад", но веский образ зовущего в ночь сада перерастает назидательные задачи стихотворения.
В поэзии Анненского, проникнутой мотивами тихого страдания, формируется образ жертвенного сада. В стихотворении "Маки" "жадному бессилью" алых лепестков противопоставлены сухие головки созревшего мака:

Веселый день горит... Среди сомлевших трав
Все маки пятнами - как жадное бессилье,
Как губы, полные соблазна и отрав,
Как алых бабочек развернутые крылья.
Веселый день горит... Но сад и пуст и глух.
Давно покончил он с соблазнами и пиром,-
И маки сохлые, как головы старух,
Осенены с небес сияющим потиром.

В стихотворении "Одуванчики" ребенок пытается посадить в песок два сорванных цветка.

Захлопоталась девочка
В зеленом кушаке,
Два желтые обсевочка
Сажая на песке.
Не держатся и на-поди:
Песок ли им не рад?..
А солнце уж на западе,
И золотится сад.

Мать отрывает их стебельки, и игрушечный садик посажен.

Вот видишь ли: все к лучшему -
Дитя, развеселись,
По холмику зыбучему
Две звездочки зажглись.
Мохнатые, шафранные
Звездинки из цветов...
Ну вот, моя желанная,
И садик твой готов.

Однако не детскими, а мистическими словами завершается стихотворение. Погибшие ради забавы ребенка цветы умирают в песке, но "у боженьки постельки есть для всех":

Отпрыгаются ноженьки,
Весь высыплется смех,
А ночь придет - у боженьки
Постельки есть для всех...
Заснешь ты, ангел-девочка,
В пуху, на локотке...
А желтых два обсевочка
Распластаны в песке.

Не только в прозе, но и в поэзии Сологуба много экзотических цветов. Один из них — пурпуреа (1), расцветающая на закате и напоминающая о растениях, окружающих врубелевского сидящего Демона. Один час ее жизни — это и ритуал и символ ("яркий призрак, горний отблеск ты для нас".

Пурпуреа на закате расцвела,
Цвет багряный и надменный, лишь на час,
В час, как Демон молвит небу ярый сказ.
Пурпуреа на закате расцвела,
Прижимаясь к тонкой пыли у стекла.
Яркий призрак, горний отблеск, ты для нас.
Нам ты в радость, пурпуреа, расцвела,
Будь нам в радость, пурпуреа, хоть на час.

Стихотворение Бальмонта "Гибель" посвящено грозе и саду. Подобно человеку, сад зачарован грозой, хочет обняться с ней и гибнет под потоками града. Здесь психологический образ одушевленного сада преобладает над пейзажной зарисовкой. Он не бросает вызова буре, но хочет слиться с ее напором — стихия со стихией.

Предчувствием бури окутан был сад.
Сильней заструился цветов аромат.
Узлистые сучья как змеи сплелись.
Змеистые молнии в тучах зажглись.
Как хохот стократный, громовый раскат
Смутил, оглушил зачарованный сад.
Свернулись, закрылись цветов лепестки.
На тонких осинах забились листки.
Запрыгал мелькающий бешеный град.
Врасплох был захвачен испуганный сад.
С грозою обняться и слиться хотел.
Погиб - и упиться грозой не успел.

Самый простой, бытовой случай, связывающий сад и смерть, — самоубийство в парке. В "Контрафакциях" Анненского описан туманный осенний парк и появившийся в нем странный плод:

И всю ночь там по месяцу дымы вились,
И всю ночь кто-то жалостно-чуткий
На скамье там дремал, уходя в котелок.
....................
А к рассвету в молочном тумане повис
На березе искривленно-жуткий
И мучительно-черный стручок,
Чуть пониже растрепанных гнезд,
А длиной - в человеческий рост...
И глядела с сомнением просинь
На родившую позднюю осень.

Эту тему продолжил Ходасевич, в стихотворении которого главное — не психология пейзажа, а символическая, почти достигнутая свобода самоубийцы.

Висел он, не качаясь,
На узком ремешке.
Свалившаяся шляпа
Чернела на песке.
В ладонь впивались ногти
На стиснутой руке.

А солнце восходило,
Стремя к полудню бег,
И, перед этим солнцем
Не опуская век,
Был высоко приподнят
На воздух человек.

И зорко, зорко, зорко
Смотрел он на восток.
Внизу толпились люди
В притихнувший кружок,
И был почти невидим
Тот узкий ремешок.

В поэзии Андрея Белого есть образ, близко напоминающий гаршинскую историю о красном цветке. Герой стихотворения "Безумец"— человек, который решил, что он мессия ("Се дарует нам свет // Искупитель, // я не болен, нет, нет: // я - Спаситель...". Его помещают в загородную лечебницу.

Здесь безумец живет.
Среди белых сиреней.
На террасу ведет
ряд ступеней.
За ограду на весь
прогуляться безумец не волен...
Да, ты здесь!
Да, ты болен!

Потихоньку он выбирается за ограду, держа в руке красный тюльпан.

Что ты ждешь у реки,
еле слышно колебля
тростники,
горьких песен зеленого стебля?
Что, в зеркальность глядясь,
бьешь в усталую грудь ты тюльпаном?

Насмотревшись на свое зеркальное отражение, безумец радостно бросается в воду.

Всплеск, круги... И, смеясь,
утопает, закрытый туманом.
Лишь тюльпан меж осоки лежит
весь измятый, весь алый...
Из больницы служитель бежит
и кричит, торопясь, запоздалый.

Возможно, сходство с безумца-мессии с героем "Красного цветка" предусмотрено автором. Но смысл этой крошечной поэмы иной. Красный тюльпан — цветочный жезл, то ли знак власти, то ли образ красоты. Он остается от утонувшего героя и становится его символом.
Мистическое переживание садового водоема, связанное со смертью и жизнью после смерти, отразилось в стихах Блока. В мае 1902 года, во время прогулки по петербургскому Ботаническому саду, было написано стихотворение, напоминающее о прудах Анненского, "готовых для спелого страданья". Герой надеется на долгий подводный сон, возвращающий ушедшие видения и осуществляющий "глубины желаний".

Проходят сны и женственные тени,
В зеленый пруд смотрю я, не дыша.
Туда сойдут вечерние ступени,
Забытый сон воспразднует душа.
Безводный сон мгновенной и короче,
Мой сон продлит зеленая вода.
Настанет ночь - и влажно вскроешь очи
И ты на дне заглохшего пруда.
Они проходят, женственные тени
Безмирные и сладостные сны.
К ним возведу забытые ступени,
Воспраздную желаний глубины.

Старый парк, пруд, в котором покоится упавшая церковь, смерть дочери и бессмертное ожидание матери — образы стихотворения Блока "Она веселой невестой была..."

Она веселой невестой была.
Но смерть пришла. Она умерла.
И старая мать погребла ее тут.
Но церковь упала в зацветший пруд.
Над зыбью самых глубоких мест
Плывет один неподвижный крест.
Миновали сотни и сотни лет,
А в старом доме юности нет.
И в доме, уставшем юности ждать,
Одна осталась старая мать.

Как и в "Ночной фиалке", жизнь-ожидание замкнута в круг. Но так же вечен призыв и вера в возвращение умершей дочери.

И глубже, и глубже покоев ряд,
И в окна смотрит всё тот же сад,
Зеленый, как мир; высокий, как ночь,
Нежный, как отошедшая дочь...
"Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.
Дай мне спокойно умереть".

Пруд приобретает таинственные черты — это окно в неведомое, темное и бездонное, как икона ("И тот же образ смотрит из ниши - // В окладе темном - темней пруда". В статье "Стихия и культура" Блок вспоминает народное поверие о том, "что доски, всплывающие со дна глубокого пруда, — обломки иностранных кораблей, потому что пруд этот — "отдушина океана"".
Пруд — малое море; эта аналогия напоминает об истоках садовой топографии и семантики, о переживании сада как малого мира или модели мира большого. "Пруд с русалками" и "отдушина океана" соединяются в поэзии символизма в один образ. В позднем для темы стихотворении Гумилева "Старые усадьбы" усадебный пруд и мотив "сна" его водах назван среди типичных для "волшебницы"-Руси. Зацветший пруд с карасями преображается в воображаемый русалочий водоем.

Дома косые, двухэтажные,
И тут же рига, скотный двор,
Где у корыта гуси важные
Ведут немолчный разговор.

В садах настурции и розаны,
В прудах зацветших караси, -
Усадьбы старые разбросаны
По всей таинственной Руси. [...]

Вот, гордый новою поддевкою,
Идет в гостиную сосед.
Поникнув русою головкою,
С ним дочка - восемнадцать лет.

"Моя Наташа бесприданница,
Но не отдам за бедняка".
И ясный взор ее туманится,
Дрожа, сжимается рука.

"Отец не хочет... нам со свадьбою
Опять придется погодить".
Да что! В пруду перед усадьбою
Русалкам бледным плохо ль жить?

Мрачное стихотворение Сологуба создает образ усадьбы-могилы. Сад зарос, хозяин его устал от тоски "староселья":

Не успеешь дорожки полоть,
Разрастаются сорные травы.
Заплели они садик мой вплоть
До забора, до узкой канавы.

И не видно следов на песке,
Да и в доме не слышно веселья.
Изнывает усадьба в тоске,
Увядает мое староселье.

Он хочет заснуть прямо в саду и называет трехаршинную яму домовиной, то есть гробом.

Хорошо бы здесь яму копать,
Невеликую, так, в три аршина,
Завалиться, засыпаться, спать,—
Хороша мне, прочна домовина.

Смерть и похороны в саду, бывшие фактом садовой истории в эпоху Просвещения, близки героям новой поэзии, мечтающим раствориться в любимом саду. Эта тема отразилась в стихотворении Цветаевой.

Вы бродили с мамой на лугу
И тебе она шепнула: "Милый!
Кончен день, и жить во мне нет силы.
Мальчик, знай, что даже из могилы

Я тебя, как прежде, берегу!"
Ты тихонько опустил глаза,
Колокольчики в руке сжимая.
Все цвело и пело в вечер мая...

Ты не поднял глазок, понимая,
Что смутит ее твоя слеза.
Чуть вдали завиделись балкон,
Старый сад и окна белой дачи,

Зашептала мама в горьком плаче:
"Мой дружок! Ведь мне нельзя иначе, -
До конца лишь сердце нам закон!"
Не грусти! Ей смерть была легка:

Смерть для женщин лучшая находка!
Здесь дремать мешала ей решетка,
А теперь она уснула кротко
Там, в саду, где Бог и облака.

Сад, "где Бог и облака", противопоставлен кладбищенской решетке. Здесь вспоминаются не только чеховские образы, но и снежная могила из стихов Блока.
В рассказе "Хлыстовки" (1934) Цветаева сделала ставшее впоследствии знаменитым литературное завещание: "Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника". Этому пожеланию предшествовало созданное в первый год революции стихотворение о "садовом воздухе":

А всему предпочла
Нежный воздух садовый.
В монастырском саду,
Где монашки и вдовы [...]

Благодать ремесла,
Прелесть твердой основы
- Посему предпочла
Нежный воздух садовый.

Вместо хлыстовского кладбища здесь монастырский сад, себя же автор уподобляет средневековой героине.

В неизвестном году
Ляжет строго и прямо
В монастырском саду -
Многих рыцарей - Дама,

Что казне короля
И глазам Казановы -

Что всему предпочла
Нежный воздух садовый!

Образ кладбищенского сада, занявший большое место в символистской прозе, отразился в поэзии в меньшей степени.
В стихотворном рассказе Минского "На кладбище" герой приходит на похороны поэта и видит, как могилу украшают цветами.

Тупая скорбь нам всем сжимала грудь,
Но миг - один, - и люди догадались
Утешиться: - могильный холм и крест
Личиной из венков одели ярко,
Вздохнули с облегченьем, и цветы
На память рвали и плели букеты.

С недобрым чувством он рассматривает "полуподдельный цветник":

Я видел над твоей могилой странной
Цветник - полуживой, полуподдельный,
Как чувства тех, кто здесь его воздвиг.
Железный лавр давил на ветви пальмы;
Их темную, блестящую листву
Пестрили звезды ярких иммортелей.
И незабудки, помня сонность вод,
Взирали с удивлением невинным
На жесткие, пушистые цветы,
Еще при жизни высохшие сердцем
От распаленных ласк нагорных ветров.
А меж цветов, твою вещая славу,
Белел атлас широких, пышных лент.

Его утешает свободная, не "полуживая" природа.

И видел я великую природу,
Объявшую нас всех своею тайной.
Стволы берез внимали нам. Внимал
Зеленоватый ствол осины юной.
Казалось, в ней уже дрожали соки
Весны. Недолго ждать - твою могилу,
Забытую людьми - ее сережки,
Как гусеницы нежные, устелют.

И, наконец, мысль поэта расширяется до масштаба вселенной:

А выше туч вселенная блистала, -
Для взора - явь, для мысли - дивный сон, -
Немое зеркало, где отразилось
Ничтожество земное и величье, -
Нетленный храм, и вместе божество,
И вместе жрец коленопреклоненный, -
Нетленный храм бессмертья и любви,
Которого порог мы видим всюду,
А скинию заветную - нигде...

Одно из "цветочных" стихотворений Бальмонта озаглавлено "Надгробные цветы" и посвящено кладбищенской теме. Описывая ночной шум ветра и ветвей, он связывает с ними явление умерших.

Среди могил неясный шепот,
Неясный шепот ветерка.
Печальный вздох, тоскливый ропот,
Тоскливый ропот ивняка.
Среди могил блуждают тени
Усопших дедов и отцов,
И на церковные ступени
Восходят тени мертвецов.

К утру они горестно возвращаются. Цветы на могилах — символы и проводники чувств умерших.

И в дверь церковную стучатся,
Они стучатся до зари,
Пока вдали не загорятся
На бледном небе янтари.

Тогда, поняв, что жизнь минутна,
Что безуспешна их борьба,
Рыдая горестно и смутно,
Они идут в свои гроба.

Вот почему наутро блещут
Цветы над темною плитой:
В них слезы горькие трепещут
О жизни - жизни прожитой.

Мудрее и человечнее стихотворение Бунина "Пустошь", посвященное необычному кладбищу — старинному захоронению сельских дворовых.

Мир вам, в земле почившие! - За садом
Погост рабов, погост дворовых наших:
Две десятины пустоши, волнистой
От бугорков могильных. Ни креста,
Ни деревца. Местами уцелели
Лишь каменные плиты, да и то
Изъеденные временем, как оспой...
Теперь их скоро выберут - и будут
Выпахивать то пористые кости,
То суздальские черные иконки...

Бунин вспоминает о жизнях тех, которые погребены под безымянными плитами.

Мир вам, давно забытые! - Кто знает
Их имена простые? Жили - в страхе,
В безвестности - почили. Иногда
В селе ковали цепи, засекали,
На поселенье гнали. Но стихал
Однообразный бабий плач - и снова
Шли дни труда, покорности и страха...
Теперь от этой жизни уцелели
Лишь каменные плиты. А пройдет
Железный плуг - и пустошь всколосится
Густою рожью. Кости удобряют...

Завершение стихотворения — искреннее, горькое покаяние. Написанное через три года после смерти Чехова, оно воскрешает в памяти лучшие страницы его усадебной прозы.

Мир вам, неотомщенные! - Свидетель
Великого и подлого, бессильный
Свидетель зверств, расстрелов, пыток, казней,
Я, чье чело отмечено навеки
Клеймом раба, невольника, холопа,
Я говорю почившим: "Спите, спите!
Не вы одни страдали: внуки ваших
Владык и повелителей испили
Не меньше вас из горькой чаши рабства!"

В начале века Анненский писал о жуткой притягательной силе освещенных луной усадебных развалин. Воскрешая магическую силу стихий, Гумилев испытывает луной исполинский сад вавилонской царицы. Стихотворение "Семирамида" посвящено памяти Анненского:

Для первых властителей завиден мой жребий,
И боги не так горды.
Столпами из мрамора в пылающем небе
Укрепились мои сады.

Там рощи с цистернами для розовой влаги,
Голубые, нежные мхи,
Рабы и танцовщицы, и мудрые маги,
Короли четырех стихий.

Царица признается в "лунном ужасе", охватывающем ее в этом саде, слишком близком к небесам.

Все манит и радует, все ясно и близко,
Все таит восторг вышины,
Но каждою полночью так страшно и низко
Наклоняется лик луны.

И вновь темы сада, ночи и смерти, чувства восторга и ужаса сплетаются: "лунные сети" ловят в свои ячеи, и спасение от них — в полете из сада в смерть.

И в сумрачном ужасе от лунного взгляда,
От цепких лунных сетей,
Мне хочется броситься из этого сада
С высоты семисот локтей.

Трудно проследить переход от конкретного образа сада к отвлеченной от реальных впечатлений метафоре и "чистому" символу. Пожалуй, яснее всего эта грань намечается в образах сада, связанных со смертью и инобытием.
В стихотворении Анненского "Квадратные окошки" изображена реальная картина: герой стоит у зимнего окна, заставленного комнатными растениями, смотрит на Луну и вспоминает утраченную любовь.

О дали лунно-талые,
О темно-снежный путь,
Болит душа усталая
И не дает заснуть.
За чахлыми горошками,
За мертвой резедой
Квадратными окошками
Беседую с луной.

Луна напоминает, как он не посмел снять с любимой "чадру душистую". Герой отвечает: "Она была желаннее // Мне тайной и луной".

"Ты помнишь тиховейные
Те вешние утра,
И как ее кисейная
Тонка была чадра.
Ты помнишь сребролистую
Из мальвовых полос,
Как ты чадру душистую
Не смел ей снять с волос?

Луна говорит, что возлюбленная снова тут.

"Гляди - фатой окутана...
Узнал ты узкий след?
Так страстно не разгадана,
В чадре живой, как дым,
Она на волнах ладана
Над куколем твоим".

Но поэт видит лунный свет и не красавицу под туманной чадрой, а демоническую старуху среди жалких и мертвых растений своего оконного сада. Здесь конкретный образ приобретает черты вневременного символа.

"Она... да только с рожками,
С трясучей бородой -
За чахлыми горошками,
За мертвой резедой... "

Брюсов в стихотворении "Последний день", направленном против апокалиптических образов В.С. Соловьева, изображает мир на грани гибели как стихию странных цветов и ароматов.

Он придет, обезумевший мир,
Который поэтом прославлен.
Будет сладостным ядом отравлен
Воздух и самый эфир.
С каждым мигом впивая отраву,
Обезумеют бедные дети земли:
Мудрецы - земледельцы - певцы - короли -
Звери - птицы - деревья - и травы.
Станут распускаться странные цветы,
Яркие как солнце, дышащие пряно,
Открывая к воздуху жаждущие рты.
Яркостью нежданной заблестев, поляны
Заструят томительный, жгучий аромат.
Птицы исступленные стаями взлетят [...]

Отравленный сад Сологуба здесь превращается в пьянящую стихию, исчерпывающую силы и страсти всего живого, подготавливающую пришествие Смерти.

И звери меж людей на тех же камнях лягут,
Ласкаясь и любясь, визжа и хохоча,
На ступенях дворцов, у позабытых пагод,
В раздолии полей, близ моря, у ключа.
И странные цветы живыми лепестками
Засыплют, словно снег, лежащие тела.
И будет в яркий день лазурь гореть звездами,
И будет ночи мгла, как знойный час, тепла.
Среди чудовищных видений и фантазий,
Среди блуждающих и плоть принявших снов
Все жившее замрет в восторженном экстазе
И Смерть закинет сеть на свой последний лов.

© Б.М. Соколов, 2008
-------------------------------------------------
1 Скорее всего, имеется в виду ипомея красная (Ipomoea purpurea) — лиана, дающая цветки с фиолетовым, пурпурным, иногда почти белым венчиком. На рубеже веков в России это американское растение широко разводилось в оранжереях (как многолетнее) и в качестве однолетника в открытом грунте. Правда, однодневные цветы ипомеи раскрываются не вечером, а очень ранним утром ("едва упадет на них луч восходящего солнца" — статья "Цветение" из Энциклопедического словаря Брокгауз и Ефрон, электронное издание. М.: Адепт, 2002). Вечером раскрываются цветы табака, в том числе и обладающего красными цветками вида Nicotiana grandiflora purpurea, но редкостью и экзотическим обликом это растение не отличается. Водное растение саррацения красная (Sarracenia purpurea L.) дает красные цветки, но их жизнь не так коротка. По-видимому, образ Сологуба — символистская фантазия, основанная на зрелище усыпанной красными воронкоообразными цветками оранжерейной ("прижимаясь к тонкой пыли у стекла" ипомеи.

@темы: Тени смерти, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

11 самых известных кладбищ Испании (и большой бонус)

[The Highgate Vampire]

Газета ABC составила список 11 кладбищ, известных своими архитектурными шедеврами, а также именами покоящихся здесь людей: тореадоров, актрис, писателей, скульпторов и т.д. На удивление в списке нет Cemetery of Montjuïc, Barcelona.

1. Побленоу, Барселона

Наш альбом и пост

Побленоу было первым кладбищем, возведенным за пределами крепостной стены каталонской столицы. Оно открылось в 1775 году. В результате нашествия войск Наполеона оно было разрушено, его восстановили в 1819 году. В число его достопримечательностей входят монумент "Поцелуй смерти", созданный в 1930 году Жоаном Бонбернатом, мавзолей, посвященный жертвам желтой лихорадки (1921 год), а также пантеоны в стиле модерн, созданные архитектором Энриком Саньером и неоготические творения скульптора Вальмитьяны.

2. Сан-Исидро, Мадрид

Галерея

Сан-Исидро, известное также как Старое кладбище, стало вторым столичным кладбищем и первым построенным за пределами центральной части города. Оно было построено в 1811 году и позже стало объектом культурного интереса. На его территории особо выделяется мавзолей семейства Гирао авторства Агустина Кероля, который считается одним из самых выдающихся произведений испанского модернизма, пантеон Алехандро Ласалье, созданный Хосе Марином, а также пантеон прославленных жителей города (архитектор Хоакин де ла Конча). По кладбищу проводятся организованные экскурсии.

-Много красоты!-

3. Сан-Хосе, Гранада

Галерея

Муниципальное кладбище Сан-Хосе – исторический монумент, расположенный в пределах дворцового комплекса Альгамбра. Он включен в список объектов культурного интереса Гранады. На его территории расположены развалины дворца Алихарес (XII век) Основными достопримечательностями Сан-Хосе являются кладбищенские скульптуры семейств Лопес Руис (автор – Николас Прадос), Мельчор Альмагро (Агустин Кероль) и Миральес (Навас-Парехо).

4. Польоэ, Сан-Себастьян

Галерея

Крупнейшее кладбище провинции Гипускоа названо в честь усадьбы, на территории которой оно было возведено в 1878 году. Сюда были перенесены могилы с других погостов. Среди его пантеонов особенно выделяется монумент, посвященный жертвам массового убийства в городе Субьета, которое произошло 31 августа 1813 года. Здесь покоятся останки известной испанской феминистки Клары Кампоамор.

5. Комильяс, Кантабрия

Галерея

Кладбище Комильяс было построено на развалинах церкви XV века. В 1893 году были проведены работы по его расширению, которыми руководил архитектор-модернист Луис Доменек-и-Монтанер. Их результатом стало сохранение останков церкви и возведение фасада, который впоследствии был признан объектом культурного интереса. Широко известна одна из скульптур кладбища Комильяс, созданная Хосепом Лимоной – "Ангел-Истребитель" (1894 год), которая возвышается над руинами бывшего храма.

6. Главное кладбище Валенсии

Галерея

Открыто в начале XIX века и также серьезно пострадало во время нашествия французов. Из-за большого количества пальмовых деревьев на территории было известен как "Сад пальм". Впоследствии они были срублены во время строительства пантеонов, которое началось в 1886 году. Особого внимания заслуживают мавзолеи Хуана Баутисты Ромеро, Себастьяна Монлена, Вирхинии Дотрес, а также семей Уайт и Льяно. Здесь покоятся писатель Бласко Ибаньес и художник Хоакин Соролья.

7. Дерио-Бильбао

Галерея

На территории кладбища Дерио-Бильбао расположена одна из крупнейших групп произведений кладбищенского искусства Испании. Оно является отражением "золотого века" искусства Страны Басков (конец XIX - начало XX века). Посещение его пантеонов, часовен и самых заметных мавзолеев занимает около часа. Авторами многих монументов стали известные испанские творцы, в том числе скульптор Кинтин де Торре и архитектор Хосе Мария Бастерра.

8. Монтурке, Кордова

Галерея

Отличительной особенностью этого кладбища являются римские цистерны, которые были обнаружены в 1885 году. Изначально они использовались для сбора дождевых вод. Кладбище Монтурке считается объектом культурного интереса. Отсюда открываются впечатляющие виды на горы.

9. Эльче, Аликанте

Галерея

Открыто в начале XIX века (1811 год), известно как Старое кладбище. Здесь присутствуют пантеоны, выдержанные в самых различных стилях – неоклассическом, неороманском, неоготическом и стиле неомудехар. В результате последующих работ по расширению на его территории появились даже образцы модернизма и арт-деко. Одна из достопримечательностей – монумент в честь жертв расстрелов 1939-1940 годов.

10. Сан-Фернандо, Севилья

Галерея

Отличительной особенностью открытого в 1852 году кладбища Сан-Фернандо являются пальмовые деревья, мавзолеи и монументы известных тореадоров. Здесь покоятся Франсиско Ривера ("Пакирри"), Хуан Бельмонте, Мануэль Гарсия и Хоселито. Кроме того, на этом кладбище похоронены такие артисты, как Хуанита Рейна, Антонио Мачин, Томас Павон и Мануэла Варгас.
 Meethos

+3

11. Авилес, Астурия

Галерея

Муниципальное кладбище городка Ла-Карриона было открыто в конце XIX века. Здесь расположено множество скульптур, имеющих высокую художественную

Cementerio de Goiriz



Галерея

Небольшое неоготическое кладбище города Вильяльба провинции Луго, в автономном округе Галисия, в Испании.

San Sebastian cemetery, Casabermeja

Галерея

Отправимся в городок андалузской провинции Малага — Касабермеха (Casabermeja) и познакомимся с местным кладбищем. Оно впечатляет... Оно не похоже на печальный погост — это белый, светящийся на солнце город мертвых, утонувший в зелени горных лесов.
Его пантеоны и мавзолеи уносят взгляд ввысь, к белым, как и они сами, облакам; в синее небо Андалусии.
Кладбище было построено в 18 веке в типично андалузском стиле. Оно выглядит обычным «белым» андалузским селением, с узкими улочками и аккуратными, ухоженными домиками - только в миниатюре. С обязательным атрибутом испанских кладбищ - высокими, стройными кипарисами, наполняющими воздух теплых благоуханием вечности.
Белый некрополь поднимается от дороги вверх по склону горы: снизу хорошо видны помпезные пантеоны и купола мавзолеев, необычно высокие для кладбища. По этому поводу острые на язык андалузцы шутили, что «в Касабермеха жители хоронят своих мертвецов стоя» ©.

Cementerio de Pereiro, Vigo

Галерея

+Средневековые кладбища Испании+

В маленькой деревне Villaluenga del Rosario, спрятавшейся в густых лесах горной цепи Гразалема, погост находится внутри построенной в 16 веке и сожженной наполеоновскими войсками в начале 19 века Церкви EL Salvador. Это удивительное место, почти мистически прекрасное: поросшие травой и кустами древние стены церкви хранят покой своих ушедших в мир иной прихожан. И каждый вечер последние лучи заходящего солнца падают сквозь исчезнувшие давно купола на старые могилы и наполняют это странное кладбище расплавленным в небе золотом, растворяющемся в темноте быстро спускающейся на горы Кадикса ночи.

Небольшая галерея

Отправимся дальше — из провинции Кадикс в провинцию Малага, где недалеко от столицы, в горах находится маленький и очень древний городок — Алора. Здесь много интересных достопримечательностей, оставшихся от времен арабского владычества и христианского средневековья, но сегодня нас влечет только одно из них: старое кладбище, удобно устроившееся в древней, еще построенной мавританами крепости, ставшей позднее христианским собором, а еще позже, около 200 лет назад — некрополем.

Пара-тройка снимков

В народе этот необычный погост, расположенный на высоком холме над городом, называют «Башни» (Las Torres), а состоит он из руин примитивной мусульманской крепости, возведенной в начале 8 века на фундаменте вест-готтского замка; из фасада готического собора и, собственно, кладбища.
Сейчас здесь уже не хоронят... Но история этого некрополя уходит вглубь времен: в 1680 году здесь произошло землетрясение, разрушившее готический собор — сохранились только одна из арок и фасад. Уже тогда здесь были погребены первые герои Алоры — те, кто отвоевывал город у мусульманских завоевателей в 15 веке. Позже — это место стало просто городским кладбищем... Теперь — это еще и памятник всем жившим здесь поколениям; это живая история, которая никогда не кончается. ©

Benadalid

Первый исторический след в истории поселения оставлен кельтами, позже покоренных римлянами сразу после их появления в этом регионе. Ими была построена крепость, которой, столетия спустя, нашли применение арабы.
Именно с этой эпохи начинается летопись деревни как таковой, основанной в 8-м веке н.э. племенем берберов Banu Jalid после того, как они высадились на Иберийском полуострове. Имя этого племени превратилось в Ben Adalid (сыновья Jalid), что и дало название деревне.
Из-за своего местоположения на границе между арабами и христианами, деревня столетиями была ареной конфронтаций между ними.
К северу, за пределами деревни - старая крепость. По мнению некоторых историков, она – римская по происхождению, но есть и такие, что считают ее истинно арабской и построенной в 13-14 в.в., трапецевидной по форме, с несколькими цилиндрическими башнями, с сохраненным подземным водохранилищем.
Современное кладбище располагается внутри одной из ее частей в соответствии с некой традицией в Андалусии устраивать кладбища на месте древних руин.

+Галерея+

Испания богата красивыми некрополями. В нашем фотохранилище вы можете найти под 40 альбомов.

@темы: испанские кладбища

---

Из истории кладбищ Санкт-Петербурга

[The Highgate Vampire]

«На небе мрак, на земле мрак, на водах мрак. Небо разорвано в клочья, и по небу облака словно рубища нищих несутся. Несчастные каналы, помойные ямы и склады разной пакости в грязных домах родного города, дышат; дышат и отравляют воздух миазмами и зловонием, а в этом зловонии зарождается мать-холера, грядущая на город с корчами и рвотой…». Помяловский «Брат и сестра», 1864

Пора теперь сказать еще об одном решении комитета, самом скорбном: «Отвести особые кладбища, огородить их и назначить к ним Смотрителей, сторожей и рабочих». Дело здесь было не только в том, что власти ожидали большого числа смертей и полагали, что обычные кладбища не справятся с таким наплывом. Предыдущие эпидемии послужили к выработке особых правил погребения жертв холеры – и говорилось в них, как о том, что гробы следует смачивать раствором селитры с серной кислотой и засыпать древесным углем, а только уже потом землей «с значительною насыпью сверху» – так и о том, что «могилы должны быть огорожены на 20 саженей вокруг и доступ к ним воспрещен».
А как воспретишь доступ к могилам на обычном городском кладбище? Вот и решено было устроить специальные холерные некрополи в отдаленных, глухих углах столицы:
– «близ Тентелевой Удельного ведомства деревни» (позже оно стало известно как Митрофаниевское);
– на Выборгской стороне на Куликовом поле;
– близ Смоленского кладбища;
– на Волковом поле, близ Волковского кладбища.
Создано было чуть позже и свое холерное кладбище на Охте.
Все эти холерные некрополи были загружены работой без особого промедления. На холерном участке у Смоленского кладбища первой уже 19 июля 1831 года похоронили Екатерину Тимофееву. На кладбище «близ Тентелевой Удельного ведомства деревни» одним из первых предали земле тело действительного статского советника и камергера двора князя Сергея Ивановича Голицына, умершего 20 июня. На Волковом поле в числе первых похоронены – видный историк, профессор Петербургского университета Трофим Осипович Рогов и Назлухана Григорьевна Долуханова, рожденная княгиня Мадатова, сестра героя Отечественной войны 1812 года князя Валериана Мадатова.
На Выборгской стороне в те же июньские дни – купец Михаил Иванович Пивоваров и его супруга Анна Матвеевна. Историю этого семейства со слов кладбищенских служителей рассказывал полвека спустя сын знаменитого актера и достаточно популярный в XIX столетии литератор Петр Петрович Каратыгин – с некоторыми живописными преувеличениями: «В исходе 1830 года, пользуясь понижением цены на деревянное масло, бывшее в привозе, он начал скупать его на бирже большими партиями. Знакомые смеялись ему, он же им в ответ сам усмехался, прибавляя, что они в коммерческих делах ничего не смыслят. Покойному И.В. Буяльскому, с которым он был очень дружен, Пивоваров сказал в откровенную минуту, что от оборота с деревянным маслом ожидает в будущем году громадных барышей. „Расчет верный и безошибочный, – сказал он. – Холера непременно пожалует к нам: в приходе кораблей будет немного, а запрос на масло усилится; оно и на лекарство понадобится, да – гром не грянет, мужик не перекрестится – и люди богомольнее сделаются: чаще лампады теплить станут“…
Расчет Пивоварова был верен: масло было распродано с большими барышами, до последней бочки… но холера за выгодную игру на бирже сыграла с купцом злую шутку, взяв с Пивоварова страшный куртаж… она сразила его самого, его жену, старшего сына, невестку и кухарку, бывшую у них в услужении».
Не на шутку разыгралась эпидемия!
***
Авдотья Яковлевна Панаева: «Каждый день наша прислуга сообщала нам ходившие в народе слухи, один нелепее другого: то будто вышел приказ, чтобы в каждом доме заготовить несколько гробов, и, как только кто захворает холерой, то сейчас же давать знать полиции, которая должна положить больного в гроб, заколотить крышку и прямо везти на кладбище, потому что холера тотчас же прекратится от этой меры. А то выдавали за достоверное, что каждое утро и вечер во все квартиры будет являться доктор, чтобы осматривать всех живущих; если кто и здоров, но доктору покажется больным, то его сейчас же посадят в закрытую фуру и увезут в больницу под конвоем».
***
Александр Васильевич Никитенко записывал 27 июня: «Тяжел был вчерашний день. Жертвы падали вокруг меня, пораженные невидимым, но ужасным врагом… В сердце моем начинает поселяться какое-то равнодушие к жизни. Из нескольких сот тысяч живущих теперь в Петербурге всякий стоит на краю гроба – сотни летят стремглав в бездну, которая зияет, так сказать, под ногами каждого».
Адриан Грибовский отмечал в дневнике днем позже: «Смертность умножается, но движение в народе прекратилось. Сегодня умерла жена Егора Андреевича Каховского от поноса и рвоты, но, кажется, без страданий; остались три дочери… Похоронили без отпевания. На каждом кладбище по 200 покойников в сутки хоронят».
Двести в сутки на каждом кладбище – это, конечно, преувеличение, но эпидемия холеры и вправду подошла к пику. Среди умерших в те дни были профессор петербургского Университета Николай Прокофьевич Щеглов, автор популярнейших тогда пособий по физике (ушел из жизни 26 июня), протоиерей придворной Конюшенной церкви Петр Георгиевич Егоров (также 26 июня), комический актер придворной труппы и первый исполнитель роли Фамусова в «Горе от ума» Василий Иванович Рязанцев, живописец Никифор Степанович Крылов, признанный Алексеем Гавриловичем Венециановым многообещающий мастер, чья жизнь оборвалась на 29-м году, книгопродавец и издатель Алексей Иванович Заикин (все трое 28 июня).
***
В монологах, письмах, дневниках современников тогдашние настроения петербуржцев видны со всей очевидностью. Александр Васильевич Никитенко, 28 июня 1831 года: «Болезнь свирепствует с адскою силой. Стоит выйти на улицу, чтобы встретить десятки гробов на пути к кладбищу. Народ от бунта перешел к безмолвному глубокому унынию. Кажется, настала минута всеобщего разрушения, и люди, как приговоренные к смерти, бродят среди гробов, не зная, не пробил ли уже и их последний час».
Княгиня Надежда Ивановна Голицына позже использовала почти те же слова: «Целыми днями мы наблюдали одну и ту же картину: один гроб следовал за другим. Грусть и какая-то тоска овладели мною, особенно со смертью некоторых знакомых мне лиц… Холера пожинала свою жатву повсюду и наводила такой ужас, что все теряли голову».
Об этом же Александр Христофорович Бенкендорф: «Холера не уменьшалась: весь город был в страхе; несмотря на значительное число вновь устроенных больниц, их становилось мало, священники едва успевали отпевать трупы, умирало до 600 человек в день. Эпидемия похитила у государства и у службы много людей отличных… Духота в воздухе стояла нестерпимая. Небо было накалено как бы на далеком юге, и ни одно облачко не застилало его синевы, трава поблекла от страшной засухи – везде горели леса и трескалась земля».
***
Это был самый пик эпидемии. Чем сильнее становилась холера, тем меньше внимания обращали петербуржцы на соблюдение всех прощальных обрядов над ушедшими из жизни. Тех, кто умер в больницах, хоронили в общих могилах – десятки человек в каждой. Петр Петрович Каратыгин полвека спустя пересказывал монолог кладбищенского служителя с Выборгской стороны: «Это я как теперь помню. Под большим крестом была раскинута парусиновая палатка: в ней помещался „батюшка“ с дьячком… оба выпивши (да и нельзя иначе: бодрости ради!), и тут же полицейские. Ямы вырыты глубокие; на дно известь всыпана и тут же целыми бочками заготовлена… Ну, видим – едут из города возы: гробы наставлены, как в старину дрова складывали, друг на дружку нагромождены; в каждый воз пара лошадей впряжена, и то еле лошадям под силу. Подъедут возы к ямам: выйдет „батюшка“ из палатки, горсть песку на все гробы кинет, скажет: „Их же имена Ты, Господи, веси“ – и все отпеванье тут… Гробы сразу сваливают в яму, известью пересыплют, зароют – и дело с концом! Бывало иной гроб тут же и развалится; да не сколачивать-стать! И сказать к слову – смраду особенного не было! Раз, что покойникам залеживаться не давали, а два – вокруг города леса горели, так, может статься, дымом-то и воздух прочищало!»
***
Тем временем смерти продолжались, вид бесконечных погребальных дорожек производил самое угнетающее впечатление на жителей столицы – и Николай I решил запретить дневные похороны жертв эпидемии. «Северная пчела», 3 июля: «В следствие объявленной Полициею Высочайшей воли, умершие от холеры впредь имеют быть хоронимы не днем, а ночью».
Эпизод, описанный Александром Павловичем Башуцким, явно последовал вскоре за этим запрещением: «Супруга генерала от артиллерии Г.А. И-а, совершенно здоровая, веселая, красивая, беззаботная и вовсе уже не нервная и не боязливая женщина лет сорока, жила на Литейном в одном из домов, ближайших к Невскому проспекту; она любила открывать окно между полуночью и двумя часами, чтобы подышать прохладой и насладиться спокойствием ночей, составляющих прелесть Петербурга. Холера была тогда в самом разгаре; больницы жадно глотали людей днем и отдавали их земле ночью, чтобы не смущать еще более сильно смущенных жителей. И-а слышит отдаленный и какой-то странный звук, неприятно врезывающийся в эту тишину: что такое? Звук ближе, ближе, она выглядывает из окна, мимо нее тянутся роспуски, она считает гробы: 11 на одних! Зрелище не совсем успокоительное. За роспусками другие, третьи, четвертые, впечатление усиливается; пятые, десятые, что это?.. двенадцатые, тринадцатые!.. сто двадцать семь мертвецов в одном поезде и только из одной, как она полагает, Мариинской больницы, которая тут почти рядом!.. Это ужасно! Она звонит девушку: ей дурно. Через четверть часа является доктор ведомства ее мужа; даются лекарства самые действенные, предписывается ванна, из которой больную выносят на кровать, чтоб умереть в жесточайшей холере к утру…»
Башуцкий пишет о Елизавете Ивановне Игнатьевой, супруге директора Артиллерийского департамента Военного министерства Гавриила Александровича Игнатьева; ей было сорока два. Похоронили генеральшу на Смоленском холерном кладбище.
И еще один эпизод, с рассказом Башуцкого перекликающийся. На этот раз рассказчик – писательница Мария Федоровна Каменская, а героиня – супруга Алексея Гавриловича Марфа Афанасьевна, запечатленная своим мужем в известном портрете. Она тоже умерла от холеры в эту эпидемию, причем умерла, как пишет Каменская, «чисто от страха»: «Она так боялась холеры, что закупорила все свои окна и сидела впотьмах. Раз ночью ей понадобилось взять что-то с окна, она приподняла занавеску и, как нарочно, увидала, что со двора их выносили гроб; этого было довольно, чтобы ее в то же мгновение схватила скоропостижная холера, и она в страшных судорогах к утру окончила жизнь. Две дочки ее, которые не захотели жить без своей мамы, нарочно для того, чтобы заразиться от нее и умереть, сняли с покойницы чулки и надели себе каждая по одному чулку на ногу, но, к великому отчаянью их, обе остались живы, что, кажется, ясно доказывало, что холера от носильных вещей не приставала».
Удивительное дело: если заглянуть в официальную статистику болезней и смертности тех дней, кажется, что все уже начало идти на лад.
***
К слову, о кладбищах: как видим, в эпидемию 1848 года холерных хоронили и на обычных некрополях столицы – но продолжались захоронения и на погостах, открытых в 1831 году. Повозки с гробами тянулись нескончаемой вереницей, приказа хоронить только ночью на сей раз не было – и столица имела вид гнетущий. Все тот же князь Имеретинский вспоминал о многочисленных погребальных процессиях, тянувшихся тогда по столице: «Со всех госпиталей и больниц тянулись целыми десятками гробы, так плохо сколоченные, что разложившиеся на жаре трупы проглядывали сквозь дырья и расщелины, издавая нестерпимую вонь. Помню, что встретив раз у Симеоновского моста подобную процессию в непосредственной близи, я чуть не лишился чувств от ужаса и отвращения».
О том же вспоминал и Андрей Михайлович Достоевский: «Я сказал, что холера в Петербурге была ужасная. Но вот факт, подтверждающий это. Раз как-то я с одним из товарищей хотели посвятить день счету покойников, провозимых по Обуховскому проспекту мимо нашего училища. Известно, что проспект этот ведет из города на Митрофаньевское кладбище, где хоронились холерные. И вот, начав наблюдать с 7 часов утра, отчеркивая каждого провезенного покойника мелом на большой классной доске особою чертою и продолжая свои наблюдения до 8 часов вечера, мы насчитали более 400 покойников!»
***
Мало того: из пяти холерных некрополей, созданных в 1831 году, до наших дней свой официальный статус не сохранил ни один.
Холерный участок рядом со Смоленским кладбищем, где похоронили архитектора Василия Алексеевича Глинку, влился со временем в сам этот некрополь и является неотъемлемой его частью.
Холерное кладбище «на Волковом поле», где обрели последний приют декоратор Пьетро Гонзаго, сенатор Петр Степанович Молчанов, врач Осип Осипович Реман и книгопродавец Иван Петрович Глазунов, еще в 1903-м значилось в списке недвижимых имуществ города Санкт-Петербурга, хотя исследователь столичных некрополей Владимир Иванович Саитов и утверждал, что оно было официально упразднено в 1871-м. Ошибался несомненно; в отчетах Городской управы за 1872 год учтены 488 рублей, направленные на содержание «служительского дома» при «Волковском холерном кладбище».
В начале XX столетия, однако, кладбище и в самом деле было упразднено; ныне это Холерный участок Ново-Волковского кладбища, между Волковским проспектом и рекой Волковкой. Любопытно также, что до 1930-х годов через реку Волковку у Витебской Сортировочной улицы был переброшен Холерный мост.
Холерное кладбище на Выборгской стороне на Куликовом поле («на болотистом поле, покрытом кочками»), место упокоения Матвея Мудрова, адмирала Гаврилы Сарычева и многих других жертв холеры, было упразднено также в XIX столетии – «не ранее 1875 г.», как писал все тот же Владимир Иванович Саитов.
Оценка историка и на сей раз приблизительна: известно, что в 1875 году городская власть оплачивала подрядчику Щеглову дрова, поставленные для сторожевого домика «на Выборгском холерном кладбище» (а значит, погост еще числился действующим) – но известно также, что и в 1885 году от пускались средства на ремонт той же караулки.
Впрочем, в конце XIX века, согласно свидетельству современников кладбище было уже окончательно заброшено:
На территории погоста достаточно обильно разросся сплошной лес: березы, сирень, сосны, изредка елки, выросшие кусты вербы. Среди деревьев лишь изредка можно было увидеть ветхие, заросшие мхом, каменные надгробия.
Но хорошо над равниной выделялось множество высоких холмов – следов коллективных погребений периода очередной холерной эпидемии.
В 1907 году кладбище было описано; позже его территория подверглась перепланировке и застройке. Ныне это район Чугунной и Минеральной улиц, троллейбусного парка № 3.
Наконец, кладбище на Охте также упразднили в XIX столетии, и тоже не раньше середины 1870-х годов. В отчетах Городской управы можно найти сведения о суммах, отпускавшихся на содержание «служительского дома» при «Охтинском холерном кладбище» – от 46 рублей в 1874 году до 568 рублей в 1873-м. Современный адрес этого некрополя – угол Республиканской ул., 23, и пр. Шаумяна, территория Малоохтинского парка.
Дольше других просуществовало кладбище «близ Тентелевой Удельного ведомства деревни», давшее последний приют путешественнику Василию Головнину и пианистке Марии Шимановской. После постройки в 1835 году церкви во имя Св. Митрофана Воронежского оно стало именоваться Митрофаниевским. Кладбище многократно расширялось, к началу XX столетия стало одним из крупнейших в столице. Однако после революции погребения здесь постепенно сошли на нет, а в послевоенные 1940-е годы кладбище было окончательно закрыто. В самом конце XX столетия появились планы застройки здешней территории, однако многолетние дискуссии привели к совсем иному результату: в марте 2014 года бывшее холерное кладбище включили в Единый государственный реестр объектов памятников истории и культуры в качестве объекта культурного наследия регионального значения.

«Новый Петербург»

Мало кто из петербуржцев не знает старого названия острова Декабристов – Голодай. Легенды, связанные с этим именем многообразны: здесь и история о том, как жившие в землянках первые строители Петербурга мерзли и голодали, и искаженная фамилия англичанина Томаса Голлидэя, имевшего здесь фабрику. Связывается название острова и со шведским «халауа», что значит «ива» (наверно, были здесь ивовые заросли). И еще одна легенда – на этот остров любили приезжать на пикники шкипера-иностранцы со своими подругами. Праздновали – отсюда и искаженное английское holyday – «праздник» – ставшее Голодаем.
Странное место для пикников – веселым его не назовешь. Местность заливается при каждом наводнении, болота, да еще обилие кладбищ. Три Смоленских – православное, лютеранское и армянское – да еще безымянное на берегу залива, где, по преданию, хоронили лиц, умерших от дурных болезней…

Стал Голодаем остров Холидей.
Так праздник заменяется кладбищем.
Чем шкипера плясали веселей
с подругами своими – тем сильней
и безнадежнее чухонский ветер свищет
над островом… Могилы пятерых
уже достаточно для славы страшноватой.
А бедная земля ничем не виновата.
Валун… Болотце… Ряд берез кривых…

По легенде, именно здесь тайно зарыли тела пятерых декабристов. Говорят, что Пушкин совершенно точно знал место могилы, и современные исследователи по его рисункам и заметкам пытаются найти ее. В 1925 году при мелиоративных работах нашли несколько гробов с телами военных в мундирах николаевского времени и почему-то решили, что это останки декабристов. Увы, просто раскопали старинное кладбище. Но на Голодае в 1939 году все равно поставили обелиск (арх. В. Н. Бобров) в память о казненных декабристах.
*
Фомин строил правительственные здания в Киеве, оформлял станцию метро «Красные ворота» в Москве. Кстати, он является автором многих надгробных памятников на разных кладбищах Санкт-Петербурга, а в послереволюционные годы даже разрабатывал проект типового надгробия. По его словам: «Крест – знак вычеркивания из жизни, эмблема смерти; новый памятник вызывает идею жизни, несмотря на смерть…». Расширяющиеся кверху ступени надгробия должны были быть увенчаны стилизованным пламенем, а на лицевой стороне изображаться «эмблемы производства или профессии».

«Это все у Афтова…»

От наводнения 1824 года пострадал и расположенный поблизости завод. В 1801 году из Кронштадта перевели завод, названный «Петербургский чугунолитейный». В разгар наводнения рабочие были на заводе. Они видели, как их жены и дети старались спастись на крышах казарм – и ничем не могли им помочь. Из 17 казарм затопило 13. Жертв наводнения похоронили на Красненьком кладбище. Сохранилась чугунная плита с надписью: «Читатель. Се памятник Божья наказания. Здесь сокрыто 160 человек обоего пола православных христиан и невинных младенцев казенного чугунолитейного завода, утопших в день страшного наводнения 1824 года, ноября 7 дня».
Считается, что Красненькое кладбище возникло в 1776 году. Но Сергей Горбатенко в книге «Петергофская дорога» цитирует документ 1757 года о разрешении на основание кладбища. В это время уже существовало кладбище при церкви в Ульянке, но оно было далековато. И, по просьбе извозчиков Вологодско-Ямской слободы, находившейся в нынешнем Автове, устроили отдельное кладбище. Хоронили здесь, в основном, обитателей Нарвской заставы, рабочих и инженеров Путиловского завода. И здесь же – в 1969 году – похоронили Любовь Андрееву-Дельмас, блоковскую «Кармен». А несколько раньше – в 1956 – Зинаиду Еропкину-Завалишину, дочь декабриста Д. И. Завалишина.
Кладбище пересекает речка Красненькая. Когда-то она называлась Красной. Возможно, название произошло от находившегося неподалеку Красного Кабачка. Ну, а Красненькой речку стали называть ввиду ее малой ширины. Красненьким стало и кладбище.
*
В конце жизни Путилов оказался совершенно разоренным, его отстранили от руководства любимым делом, любимым заводом. Он умер 18 апреля 1880 года накануне Пасхи. На завещание Путилова, где он просит похоронить его не на кладбище, а на дамбе Морского порта, Александр II наложил резолюцию: «Если бы Путилов завещал похоронить себя в Петропавловском соборе, я и то согласился бы». Гроб с телом Путилова рабочие завода пронесли весь путь на руках – это более 20 километров. Над могилой воздвигли часовню, и на картах Петербурга появился топографический знак «Могила Путилова». Через 4 года здесь же похоронили и его жену. Но в 1907 году близ Путиловского завода был построен по проекту В. А. Косякова новый храм во имя Св. Николая Чудотворца и Св. царицы Александры. Сюда и перенесли прах Путилова и его жены. После революции здание перестроили в клуб. Архитектор Александр Никольский видел своей задачей: «При наименьших денежных затратах уничтожить, по возможности, типичность старого церковного облика и в оформлении помещений клуба ответить на чисто современные предпосылки нового общественного сооружения». Ответил – здание лишилось куполов, колокольни, всего декора, в главный фасад была, как бы врезана, стеклянная призма. Затем, уже после войны, к зданию приделали портик. А с прахом Путилова и его жены произошла такая история: после войны в бывшей церкви разместился промкомбинат, который производил ваксу и гуталин для обуви. Для штамповки металлических коробочек под продукцию нужны были прессы. Когда стали копать ямы для фундаментов, наткнулись на 2 дубовых гроба. Сверху лежала чугунная плита с надписями. Плиту отправили на переплавку, а оба гроба сожгли в ближайшей котельной.

«…Золотоглавый Новодевичий монастырь»

Интересно все-таки повнимательней посмотреть на церковь во дворе монастыря, перед которой мы стоим. Это храм во имя Казанской иконы Божией Матери, он находится на месте первого строения монастыря – деревянной Казанской церкви. Построил его известный архитектор Василий Косяков. Задумана была церковь-усыпальница на пятьсот склепов. Построена она в характерном для того времени византийском стиле, но в отделке ее присутствуют элементы модерна – цветные майоликовые вставки. Во времена Хрущева церковь хотели взорвать, уже сделали в стенах шурфы (отверстия сохранились), но не успели.
Я обещала Вам, Виктор Михайлович, особо не распространяться о Новодевичьем кладбище – вроде бы это не тема для утренних прогулок. Но все равно несколько слов придется сказать. Кладбище было, как мы бы сейчас выразились, элитным. Здесь много могил известных в русской истории людей – от поэта Н. А. Некрасова до шахматиста М. И. Чигорина. Конечно, громадный урон кладбищу был нанесен во время «великого переселения покойников», когда многие захоронения перенесли на Литераторские мостки и в Некрополь Александро-Невской Лавры. Но много интересных памятников сохранилось здесь до сих пор. Например, вот этот – высокий крест и бронзовая фигура Христа на могиле генеральши А. А. Вершининой, созданный скульптором П. И. Кюфферле в 1915 году. Здесь почти всегда можно увидеть одного-двух молящихся. Дело не в генеральше, а в том, что рядом когда-то находилась Ильинская церковь, построенная по проекту Леонтия Бенуа на средства известного лесопромышленника Ильи Федуловича Громова. Она же стала родовой усыпальницей Громовых. Отец Ильи – Федул был известнейшим староообрядцем. Видимо, в память Ильинской церкви, разобранной «на кирпич» в 1929 году, это место особенно чтят верующие.

Благовещенская церковь в Старой Деревне

С самого начала возле церкви было приходское Благовещенское кладбище. В церковной ограде хоронили местных помещиков, купцов, военных, артистов, а крестьян погребали в полуверсте отсюда на Новодеревенском кладбище. Известно, что возле церкви был похоронен писатель С. Н. Терпигорев (Атава), актеры Пронский, Константинов-Лазари, семья актеров Стремляновых. В самой церкви находились семейные усыпальницы графов Орловых-Денисовых, камергера Дурасова и многих других. Ничего, конечно, от кладбища не осталось. Кстати, долгое время считалось, что стихотворение Пушкина: «Когда за городом, задумчив, я брожу» навеяно именно посещением Благовещенского кладбища.

Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач амурный,
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе на утро ждут, —
Такие смутные мне мысли всё наводит,
Что злое на меня уныние находит.
Хоть плюнуть да бежать…

Правда, в последнее время некоторые пушкинисты переменили свое мнение и называют в связи с этим стихотворением Волковское кладбище. Но я думаю, что Благовещенское тоже сыграло свою роль.

Подземные «Города мертвых»

Согласно общеевропейским фольклорным традициям, «Городами мертвых» принято называть городские кладбища со всеми присущими любому «живому» городу признаками. Здесь есть улицы, переулки, тупики, кварталы и задворки. Здесь строго соблюдаются городские законы и обычаи расселения – по социальному, национальному или конфессиональному принципу. Здесь легко отличить скучные и однообразные «рабочие» районы от привилегированных участков, олицетворяющих знатность и богатство погребенных. Петербург в этом смысле мало чем отличается от других городов. Однако надо иметь в виду, что в первые годы своего существования Петербург кладбищ не знал вообще. По свидетельству иностранцев, трупы умерших зарывали там, где человека заставала смерть. Голштейн-готторпский придворный Ф. В. Берхгольц, посетивший Петербург в то время и оставивший обстоятельные дневники, пишет что «крестьян, которые умирали на работах в петербургской крепости, тотчас же там и зарывали». С появлением приходских церквей хоронить стали в церковных оградах. Если верить городским преданиям, одно из первых общественных мест погребения умерших в начале XVIII века находилось напротив церкви Великомученицы Екатерины, что стояла на углу современных Екатерингофского и Рижского проспектов. Во всяком случае это место в Петербурге, где еще в XIX веке было обыкновением рядом с жилыми домами разводить огороды, долгое время так и называлось: «Огород на могилах».
Только в 1732 году при императрице Анне Иоанновне появился первый указ об отводе для кладбищ специальных мест вне границ города. Правда, городской фольклор связывает это событие с другой императрицей – Елизаветой Петровной, которая, как известно, так боялась всего, что связано со смертью, что тщательно изгоняла из повседневного обихода все, что так или иначе могло напомнить о потустороннем мире. Как повествует предание, однажды, проезжая мимо Вознесенской церкви, Елизавета вдруг почувствовала острый запах мертвечины. Могилы на приходских кладбищах рылись обычно неглубоко. В тот же день императрица подписала высочайший указ о закрытии всех приходских кладбищ и об устройстве на окраинах города «в пристойных местах» общегородских мест для захоронений.
Старейшие кладбища Петербурга – Смоленское и Волковское. До сих пор, желая подчеркнуть свое давнее петербургское происхождение, коренные питерцы о себе так и говорят: «Не то чтобы два или три поколения, а от Смоленского и Волковского кладбища». И с истинно петербургским достоинством шутят: «Перевожу с немецкого и финского на… Волковское».
В настоящее время в Петербурге более 40 кладбищ, включая музейные комплексы Александро-Невской лавры, пригородные кладбища и кладбища, закрытые для погребений. Многие из них не обошел своим вниманием городской фольклор, посвящая романтические легенды и таинственные предания не только самим погостам, но и их постоянным обитателям. Известна легенда и о появлении первого петербургского кладбища. После освящения Сампсониевской церкви на Выборгской стороне, заложенной в память Полтавской битвы, которая произошла в день святого Сампсония-странноприимца, Петру, как утверждает фольклор, пришла в голову оригинальная мысль: в Петербурге жили в большинстве своем люди пришлые, из других «стран», то есть странники, и кому, как не им, покоиться после кончины под защитой странноприимца Сампсония. Это соображение, как гласит народное предание, и навело «остроумного государя» на мысль «назначить кладбище у св. Сампсония». В XVIII веке его чаще всего так и называли: «У Сампсония».
Тогда же было определено место для погребения членов царской фамилии. После смерти царевича. Алексея этим местом стал Петропавловский собор. Здесь похоронены все императоры династии Романовых, за исключением Петра II и Ивана VI. В связи с этим петербуржцы давно уже обратили внимание на странные загробные сближения, каких нет ни в одном другом городе мира. Под сводами Петропавловского собора бок о бок лежат, в Бозе почившие, торжественно погребенные и в посмертной славе пребывающие, сыноубийца, мужеубийца и отцеубийца: Отец Отечества Петр I, на дыбе замучивший своего сына, наследника престола, царевича Алексея; Екатерина Великая, матушка-государыня, муж которой, император Петр III, был задушен в Ропше с ее молчаливого согласия; Александр I Благословенный, освободитель России от Наполеона, хоть и невольный, но все-таки участник заговора 1801 года и потому убийца отца своего – императора Павла I. И все это во имя Великой России.

Сампсониевский собор
Среди царских и великокняжеских саркофагов Петропавловского собора находится мраморная гробница жены сына Александра II Павла Александровича – Александры Георгиевны, урожденной принцессы греческой, скончавшейся в 1891 году. Говорят, гробница вот уже более семидесяти лет пуста. Будто бы в 1930-х годах греческое правительство обратилось к Сталину с просьбой передать останки принцессы для перезахоронения в Афинском пантеоне. Легенда утверждает, что Сталин согласился обменять прах Александры Георгиевны на один мощный экскаватор, столь необходимый для социалистической индустрии.
В 1896–1908 годах рядом с Петропавловским собором по проекту архитектора Д. И. Гримма была выстроена так называемая Великокняжеская усыпальница для погребения лиц императорской фамилии. За все время в ней были преданы земле тринадцать членов царской семьи. Все надгробия сохранились, хотя надписи на них и были за время советской власти утрачены. Может быть, именно это обстоятельство в свое время породило в Ленинграде легенду о том, что после революции останки всех тринадцати погребенных там великих князей были извлечены из могил, свалены в одну кучу и сожжены в общем костре. Причем, как утверждает легенда, сожжены не где-нибудь, а на паперти Петропавловского собора, в чем проявилась (и на этом особенно настаивали рассказчики) иезуитская изощренность новых хозяев России. Эта мрачная легенда жила в народе более семидесяти лет, и только совсем недавно, в ходе плановых реставрационных работ, ко всеобщему удовлетворению, не подтвердилась.

Великокняжеская усыпальница
Первые документальные свидетельства об одном из старейших кладбищ Петербурга – Смоленском – относятся к 1738 году. Но официально Смоленским его стали называть гораздо позже. Вначале этот топоним был народным. Согласно преданию, кладбище возникло на том месте, где хоронили умерших земляков «работные люди», согнанные на строительство Петербурга из Смоленской губернии. Сначала Смоленкой стали называть реку, затем возникший на ее берегу погост, а потом и деревянную церковь, возведенную вблизи могил, посвятили Смоленской иконе Божией Матери. Вскоре эту церковь прозвали «Оспенной». Здесь отпевали детей, умерших от этой страшной болезни.
Смоленское кладбище вошло в фольклор петербургских народных гуляний и развлечений. Зазывалы и продавцы дешевых лотерейных билетов выкрикивали любимую публикой прибаутку:
А вот, господа, разыгрывается именье –
На Смоленском кладбище каменья.
Широкую известность Смоленское кладбище приобрело в связи с культом петербургской святой Ксении Блаженной, или, как ее давно называют в народе, «Ксении Петербургской». 6 февраля, в день ангела Ксении, на кладбище стекаются огромные толпы верующих. И тогда Смоленское кладбище, по меткому выражению фольклора, превращается в «Петербургскую Мекку». Об этом мы расскажем позже, в соответствующей главе этой книги.
На Смоленском кладбище в разное время были построены два храма, посвященных Воскресению Христову. Один из них принадлежит Армянской Апостольской церкви. Он возведен в 1791 году по проекту архитектора Ю. М. Фельтена. При церкви была устроена семейная усыпальница рода Лазаревых. В народе церковь известна как «Лазаревская усыпальница». Другой храм во имя Воскресения Христова был возведен в стиле церковной архитектуры русских храмов XVII века по проекту архитектора В. А. Демяновского в 1901–1904 годах. По одному из приделов церковь в обиходной речи зовется: «Утоли мои печали».
В 1921 году на Смоленском кладбище был похоронен Александр Блок. В 1944 году его прах перенесли на Литераторские мостки Волкова кладбища. Большевики приложили немало усилий, чтобы убедить ленинградцев, что именно там Блок и был погребен изначально. Но вопреки этому кощунству, люди по-прежнему ходят на Смоленское кладбище и именно здесь чтят память поэта. Неизвестно, кем и когда на кладбище был установлен памятный камень с лаконичной надписью: «Здесь похоронен Александр Блок». Таким образом, в Петербурге до сих пор свято соблюдается уникальная традиция – в день памяти поэта его почитатели посещают две могилы. Одновременно. На двух петербургских кладбищах.
Недалеко от «Блоковской дорожки» есть место, до сих пор наводящее мистический трепет на посетителей. Оно связано со страшными гонениями большевиков против священнослужителей. Среди верующих бытует жуткая легенда о заживо погребенных на Смоленском кладбище сорока священниках Ленинградской епархии. В 20-х годах их якобы привезли сюда, выгрузили на краю вырытой ямы и велели «отречься от веры или ложиться живыми в могилу». Три дня после этого, рассказывает легенда, шевелилась земля над могилою заживо погребенных, а в ветвях кладбищенских деревьев слышался скорбный плач по погибшим. Затем люди будто бы видели, как упал на то место божественный луч, и все замерло. Этот участок Смоленского кладбища до сих пор привлекает внимание необычным убранством. Здесь можно увидеть зажженные свечи, бумажные цветы, ленточки, записки и «нарисованные от руки плакаты».
Несколько общественных кладбищ находится на территории Александро-Невской лавры. Самое старинное из них – Лазаревское, или «Город мертвых», как высокопарно и торжественно называли его петербуржцы в XVIII веке. Более позднее – Тихвинское кладбище. На его базе в 1930-х годах был создан Некрополь мастеров искусств. Свезенные со многих старых городских кладбищ захоронения выдающихся деятелей искусства, обладавшие наиболее ценными надгробиями, на новом месте были перезахоронены по строгому принципу жанрового единства. Актеры были отделены от художников, литераторы – от скульпторов, писатели – от композиторов. Эти, если можно так выразиться, признаки жанра были немедленно зафиксированы в фольклоре. Так, ворота той части Александро-Невской лавры, возле которых погребены М. И. Глинка, А. Н. Серов, М. П. Мусоргский и другие композиторы, известны под названием: «Музыкальные ворота».
В 1716 году на территории лавры была возведена церковь во имя Святого Праведника Лазаря. По преданию, она была построена по повелению Петра I над прахом его любимой сестры Натальи Алексеевны, умершей в том году и погребенной на этом месте. Впоследствии тело царевны было перенесено в Благовещенскую церковь.
В 1801 году в Благовещенской церкви был погребен Александр Васильевич Суворов. На могиле полководца лежит традиционная мраморная плита. В изголовье, на высоком цилиндрическом постаменте, – бюст генералиссимуса, выполненный скульптором В. И. Демут-Малиновским. На плите надпись, по преданию, сочиненная самим Суворовым: «Здесь лежит Суворов». Перед смертью, утверждает предание, Суворов захотел увидеть поэта Державина. Смеясь, он спросил его: «Ну, какую же ты напишешь мне эпитафию?» – «По-моему, – отвечал поэт, сочинивший на своем веку не одну надгробную надпись, – слов много не нужно: „Тут лежит Суворов!“» – «Помилуй Бог, как хорошо», – в восторге ответил Александр Васильевич.
Лазаревское кладбище хранит легенду о тридцатилетнем майоре лейб-гвардии Семеновского полка Карле Иоганне Христиане Рейсиге, который стал героем петербургского городского фольклора после неожиданной смерти, постигшей его во время дежурства в Зимнем дворце. Согласно молниеносно распространившейся по городу легенде, молодой человек случайно заснул на посту. Проходивший мимо Николай I невольно разбудил незадачливого гвардейца. Мгновенно очнувшись и увидев склонившегося над ним императора, офицер тут же умер от разрыва сердца.
Действительные обстоятельства смерти молодого человека неизвестны, но именно так, спящим в полной парадной офицерской форме на крышке саркофага изобразил его скульптор А. И. Штрейхенберг. Памятник выполнен в 1840 году. Он был установлен над могилой Рейсига на Волковском лютеранском кладбище, где тот был похоронен. Но, учитывая несомненные художественные достоинства надгробия, создание которого пришлось на время наивысшего расцвета монументального литья в России, памятник Рейсигу в 1930-х годах, при организации Музея городской скульптуры, перенесли на Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры, где он украсил собою собрание мемориальных сооружений старого Петербурга.

Первое общественное кладбище на Охте возникло в 1727 году и называлось «Георгиевским», по церкви Георгия Победоносца, построенной несколько позже и снесенной в 1930-х годах. «Большеохтинским» оно стало называться только в конце XVIII века. На кладбище хоронили представителей аристократических фамилий, богатых купцов и вообще состоятельных людей: Шуваловых, Строгановых, Мусиных-Пушкиных, Оболенских, Всеволожских, Белосельских-Белозерских, Елисеевых. Некоторые из этих известных фамилий стали основой для просторечных наименований кладбищенских сооружений. В 1929 году на Болыпеохтинском кладбище была взорвана церковь во имя Казанской иконы Божией Матери, построенная на средства купца П. С. Елисеева. В народной памяти она осталась под своим неофициальным названием: «Елисеевская». Еще одна церковь – во имя святителя Николая Чудотворца – известна как «Никоновская». Она строилась на пожертвования богатого купца Г. Г. Никонова.
С Большеохтинским кладбищем связана одна легендарная курьезная история, о которой петербуржцам поведала газета «Родина» в 1898 году. В одном из номеров газеты был обнародован весьма оригинальный образец рекламы того времени. Это была эпитафия, высеченная на православном кресте над одной из кладбищенских могил:
«Здесь лежит жена столяра, который собственноручно соорудил сей монумент. Заказы принимаются… по дешевым ценам».
В текст поминальной надписи был искусно включен точный адрес предприимчивого столяра.
Одно из старейших кладбищ в Петербурге было основано вблизи Волковой Деревни на левом берегу реки Волковки в 1719 году. Кладбище было приписано к Крестовоздвиженской церкви Ямской слободы, которая располагалась на берегу Литовского канала. Через три года на вновь созданном кладбище было выделено место для захоронения лиц лютеранского вероисповедания. Затем появились Старообрядческое и Единоверческие кладбища, вошедшие в единый огромный комплекс под общим названием «Волково», или Волковское кладбище. В народе оно известно как «Волкуша».
Фольклор Волкова кладбища начал складываться уже в XVIII веке. Несмотря на то, что этимология названия кладбища была довольно проста и восходила к названию Волковой Деревни, петербуржцы долго не могли с этим примириться. Они были уверены, что название погоста ведется от волков, «приходивших туда каждую ночь доканчивать» тех, кого не пощадили их же собратья, бросив «с пренебрежением на кладбище, где трупы не зарывались». По другой легенде, «Волковым» кладбище названо по фамилии некоего старообрядца-беспоповца купца Волкова, который будто бы одним из первых получил здесь место для погребения. Само кладбище очень долго называлось просто «Волковым полем». Кстати, «полем», только «Брейтенфельдовым», вероятно, от имени погребенного там первого иностранца, назывался и участок для захоронения иноверцев.
В 1935 году в северо-восточной части Волкова кладбища, где еще в XIX веке традиционно хоронили литераторов и общественных деятелей, был создан музей-некрополь, получивший название «Литераторские мостки». По аналогии с так называемыми Надтрубными мостками – межмогильной дорожкой, ведущей к захоронениям Белинского, Добролюбова, Писарева, Гаршина. Впоследствии здесь же были похоронены члены семьи Ульяновых. В 1949 году над их могилами был воздвигнут мемориал по проекту скульптора М. Г. Манизера и архитектора В. Д. Кирхоглани. С этим мемориалом связан очередной виток мифологии Волкова кладбища.
В начале 1990-х годов в Ленинграде появились первые слухи о якобы предполагавшемся выносе тела Ленина из Мавзолея в Москве и о захоронении его, по одним предположениям – на его родине в Ульяновске, по другим – в Петербурге, на Литераторских мостках. Время от времени страсти подогревались то публикациями демократической прессы, то выступлениями политических лидеров. В пользу петербургского варианта погребения «вождя мирового пролетариата» говорил тот факт, что здесь, на Литераторских мостках Волковского кладбища, похоронена мать Ленина Мария Александровна Ульянова, две его сестры – Анна и Ольга, и муж Анны Ильиничны – Марк Тимофеевич Елизаров.
И вот однажды произошло событие, всполошившее всех верных и бескомпромиссных продолжателей дела Ленина. Накануне очередной годовщины его смерти, 20 января 1992 года, в 11 часов вечера телепрограмма «Вести» со ссылкой будто бы на газету «Совершенно секретно» сообщила, что «этой (! – Н. С.) ночью тело Ленина будет вынесено из Мавзолея в Москве и перевезено в Петербург для перезахоронения рядом с могилой матери». Сенсационная информация подняла с постели бдительных питерских большевиков, которые вместе с любопытными иностранными туристами и жадными до сенсаций журналистами собрались среди ночи на Волковском кладбище. Естественно, ничего скандального не произошло, но все-таки властям пришлось срочно прибыть на кладбище и продемонстрировать журналистам Некрополь, где погребены родственники Ульянова и «где не обнаружилось вырытой для вождя пролетариата могилы».
В 1845 году при Воскресенском Новодевичьем женском монастыре, находившемся на четной стороне Московского проспекта, было открыто Новодевичье кладбище. В XIX веке кладбище считалось одним из самых дорогих, привилегированных и благоустроенных в городе. Над многими захоронениями здесь установлены высокохудожественные надгробия и памятники, имеющие значительную историческую ценность. До сих пор на кладбище сохранились фамильные склепы и целые ансамбли общих родовых участков для погребений. На блатном жаргоне Новодевичье кладбище имеет характерное прозвище «Склепы». В просторечии его еще называют «Врубель». Среди лиц, которые составляли гордость и славу Петербурга XIX столетия и были похоронены на Новодевичьем кладбище, были поэт Н. А. Некрасов, композитор Э. Ф. Направник, архитектор И. Д. Черник, историк М. И. Семевский, адмирал Г. И. Невельский, шахматист М. И. Чигорин, художник М. А. Врубель.
Из несохранившихся сооружений Новодевичьего кладбища надо отметить церковь во имя Божией Матери Всех скорбящих, построенную над могилой полковника Андрея Карамзина, погибшего во время Крымской войны, сына знаменитого историка. Церковь возведена на средства его вдовы Авроры Шернваль. В народе она была известна как «Карамзинская». В 1930-х годах церковь была снесена. В свое время была известна и домовая церковь Божией Матери Афонской при Новодевичьем монастыре. Ее хорошо знали по народным именам: «Утешение» и «Отрада». В свое время одной из самых интересных церквей Новодевичьего кладбища считался надгробный храм Ильи Пророка над могилой известного лесопромышленника и мецената Ильи Феодуловича Громова. Пятиглавая церковь строилась по проекту архитектора Л. Н. Бенуа, а ее дубовый иконостас резал видный петербургский мастер-краснодеревец Н. А. Леонтьев. В народе церковь называлась «Громовской». В 1929 году она была снесена.
Разразившаяся в 1831 году в Петербурге эпидемия холеры неожиданно остро поставила перед городом вопрос о погребении несчастных жертв страшной болезни. Хоронить их на общегородских кладбищах было небезопасно. В будущем они могли вновь стать источником распространения заразы. Было принято решение выделить для погребения умерших от холеры отдельные специальные места. Одним из них стал пустырь между городской свалкой в районе городских боен на Забалканском (ныне Московском) проспекте и деревней Тентелевкой. Первоначально кладбище так и называлось «Тентелевским», но со строительством на нем церкви во имя чудотворца Митрофания оно стало официально называться «Митрофаниевским», хотя в просторечном обиходе для петербуржцев всегда оставалось «Холерным».
Кладбище было небогатым. На нем обретали последний приют обыкновенные мещане, чиновники и прочий рабочий люд. Богатые склепы и церкви, построенные на пожертвования состоятельных людей, были редкостью. Известна только одна церковь, построенная в 1885–1887 годах на деньги купца Кикина. Официально она называлась Церковью во имя Святого Духа и Семи Эфесских отроков, но в народе была известна по имени купца: «Кикинская». Церковь не сохранилась. Она была снесена в 1929 году.
Кладбище ныне не существует, но память о нем сохраняется в названии Митрофаньевского шоссе, идущего от Обводного канала параллельно Московскому проспекту, Малой Митрофаньевской улицы, да в жалобных словах печальной песни из городского фольклора 1920-х годов о событии, случившемся в уголовной жизни тех лет:
Вот сейчас, друзья, расскажу я вам.
Этот случай был в прошлом году.
Как на кладбище Митрофаньевском
Отец дочку зарезал свою.
В 1874 году на территории поселка Парголово было открыто Успенское кладбище, названное так по одноименной церкви, построенной в 1874–1875 годах по проекту архитектора П. Ю. Сюзора. В 1937 году церковь была закрыта, а затем снесена. В 1950 году кладбище переименовали в «Северное». Земли, на которых раскинулось кладбище, в прошлом принадлежали графу А. П. Шувалову. Согласно бытующему преданию, на этом месте еще во время Северной войны предавали земле петровских солдат, погибших в боях со шведами. Сегодня это крупнейшее петербургское кладбище. С советских времен за ним сохранились фольклорные имена: «Северный соцлагерь» и «В объятиях коммунизма».
В марте 1917 года Марсово поле было избрано местом для захоронения погибших во время Февральской революции. Впоследствии здесь же были погребены павшие в октябрьские дни и во время подавления последовавших затем контрреволюционных мятежей. Над могилами погребенных в 1919 году по проекту архитектора Л. В. Руднева был сооружен монументальный комплекс надгробий из блоков красного гранита. По преданию, на изготовление памятника «Борцам революции» были использованы гранитные пилоны и цоколь разобранной во время одного из революционных субботников ограды Собственного сада у западного фасада Зимнего дворца. Правда, одновременно бытует в городе легенда, согласно которой для памятника на Марсовом поле пошли гранитные блоки старинного Сального буяна, стоявшего некогда в створе Лоцманской улицы в Коломне и разобранного еще в 1914 году.

Памятник жертвам революции на Марсовом поле
Появление погоста в самом центре Петербурга, да еще на одной из его главных площадей, вызвало в городе самые противоречивые толки. По старой христианской традиции хоронить вне церковной или кладбищенской ограды не полагалось. А учитывая, что с началом революции и Гражданской войны уровень жизни в Петербурге стремительно покатился вниз и в городе началась обыкновенная разруха, заговорили о том, что очень скоро «Петрополь превратится в некрополь».
Первым, основанным при советской власти кладбищем, стало Пискаревское. Открытое в 1941 году, оно предназначалось для массового захоронения ленинградцев, умерших от голода и погибших во время блокады Ленинграда.
В 1945 году кладбище получило статус мемориального. Всего за время Великой Отечественной войны в братских могилах Пискаревского кладбища было погребено свыше 470 тысяч человек. В 1956 году на кладбище началось сооружение мемориального ансамбля по проекту архитекторов А. В. Васильева, Е. А. Левинсона и скульпторов В. В. Исаевой, Р. К. Таурит и др. Надписи на фризах павильонов и центральной стеле принадлежат поэтам Михаилу Дудину и Ольге Берггольц. Главная мысль мемориала была выражена в коротких, как звуки блокадного метронома, и точных, словно пословицы, словах Ольги Федоровны Берггольц. Они уже давно вошли в золотой фонд ленинградского городского фольклора: «Никто не забыт и ничто не забыто».
Мемориальный комплекс Пискаревского кладбища стал одной из главных святынь Ленинграда. Сложилась народная традиция. После регистрации брака во дворце бракосочетания или районном загсе молодые пары в свадебных платьях и вечерних костюмах приезжают на Пискаревское кладбище, чтобы возложить цветы в память о погибших и умерших в годы блокады ленинградцах. Уходя с кладбища, посетители бросают монетки в бассейн при входе, в знак непременного возвращения в эти места памяти и скорби.
Всемирно известное имя «Пискаревка», как говорят в обиходной речи о Пискаревском кладбище петербуржцы, давно стало нарицательным. На вологодской земле есть кладбище, где похоронены тысячи эвакуированных из Ленинграда и умерших от ран и болезней в Вологде блокадников. Среди местных жителей кладбище известно как «Вологодская Пискаревка». Между тем, пропорция между умершими и остающимися в живых ленинградцами все больше меняется не в пользу последних. С каждым днем блокадников становится все меньше и меньше. В последнее время все чаще в ответ на восклицание: «Ленинградцы!» можно услышать: «Какие ленинградцы?! Все ленинградцы на Пискаревском кладбище лежат».
Одно из самых последних петербургских кладбищ – Южное – было открыто для захоронений в 1971 году. Оно расположено недалеко от Пулковского шоссе, южнее аэропорта «Пулково». В полном соответствии с городской фольклорной традицией официальному названию кладбища сразу же было противопоставлено народное. В протестном словаре шестидесятников оно получило прозвище: «Южный соцлагерь», или «В светлом будущем».
Попытки решить проблему захоронений умерших путем строительства крематориев предпринимались давно. Согласно городским легендам, в крематорий до войны собирались превратить Измайловский Троицкий собор. Первый и пока единственный петербургский крематорий был построен только в 1973 году в районе Пискаревки по проекту архитекторов А. С. Константинова и Д. С. Гольдгора. Памятуя о светлом будущем, которое на протяжении всей жизни советского человека обещалось ему большевиками, крематорий в народе получил соответствующее название: «Комбинат „Огни коммунизма“», или просто «Огни коммунизма».

Успенская церковь на Успенском кладбище. Гравюра 1875 г.
Из пригородных кладбищ старейшим считается Казанское кладбище в городе Пушкине. Оно существует с начала XVIII века. Но среди современных царскоселов живет легенда о том, что кладбище было основано только в конце XVIII века, при императрице Екатерине II. И вот по какому случаю. Будто бы флигель-адъютант Екатерины II А. Д. Ланской, проезжая однажды по этой местности на охоту, испугался неожиданно выскочившего из кустов зайца. Лошадь резко рванула и сбросила его наземь. Вскоре Ланской скончался. Якобы от сильного ушиба. Императрица приказала похоронить его вблизи дворца в собственном садике, а на месте падения своего любимца велела заложить церковь и кладбище. После освящения церкви, возведенной по проекту архитектора Джакомо Кваренги, прах Ланского был перезахоронен вблизи церковной стены. Пыляев, пересказавший предание со слов священника этой церкви отца Иоанна, в примечаниях к книге «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» утверждает, что на самом деле фаворит Екатерины умер не от ушиба при падении с лошади, а от «слишком сильного приема секретного лекарства, известного в медицине под названием „Aphrodiesiacum“».
Казанское кладбище хорошо известно петербуржцам. Здесь покоится прах поэта Иннокентия Анненского, писателя-фантаста Александра Беляева, живописца и преподавателя Павла Чистякова, писательницы Ольги Форш и многих других известных общественных и культурных деятелей России, живших в Царском Селе и городе Пушкине.
Широко известно в литературных и художественных кругах Петербурга кладбище в поселке Комарове, где нашла свой последний приют Анна Андреевна Ахматова, скончавшаяся в 1966 году. С тех пор в народе это кладбище называют «Ахматовским», а дорогу к нему – «Не скажу куда» – по элегической строчке из «Приморского сонета», написанного ею в 1958 году. Существует легенда, что первоначально на надгробной плите Анны Ахматовой была изображена символическая тюремная решетка. И только гораздо позже, якобы по указанию сверху, решетка была прикрыта барельефом поэтессы, выполненным скульптором Игнатевым. Недалеко от захоронения Ахматовой на Комаровском кладбище находится могила известного в свое время литературного критика Л. А. Плоткина. Надгробие над его прахом представляет собой три мощных, монументальных, из красного гранита, книжных тома критических трудов Плоткина. При жизни он был одним из самых яростных гонителей Анны Андреевны. Знатоки утверждают, что каменные книги – это именно те три тома пасквилей, которые долгие годы отравляли жизнь великой поэтессы. Они-то в конце концов будто бы и погребли под собой ныне всеми забытого литературного деятеля.
Менее известно Павловское кладбище, хотя и здесь можно встретить имена, достойные упоминания. Так, на Павловском кладбище погребен архитектор А. П. Брюллов. Здесь же нашла свой последний приют первый послевоенный директор Павловского парка и дворца-музея Анна Ивановна Зеленова. Говорят, в последние годы жизни она остро чувствовала неотвратимое приближение смерти. Но умерла неожиданно, прямо на работе. Во время очередного доклада на каком-то совещании вдруг, прямо на середине фразы, вскрикнула и упала. В последние дни ее часто видели у любимого ею павловского паркового сооружения – колонны «Конец света». Иногда она проговаривалась, что хотела бы быть похороненной здесь, на холме, у основания «Колонны». Каким-то образом это дошло до городских властей, которые постарались довести до сведения Анны Ивановны, что-де парк не мемориальное кладбище и что подобные мысли даже среди очень близких людей высказывать вслух, по меньшей мере, неприлично.
Анна Ивановна Зеленова была скромно похоронена на городском кладбище Павловска. Однако друзья, как рассказывает легенда, не забыли о последнем желании их многолетнего директора. Вскоре над могилой Зеленовой был установлен памятник, повторивший в миниатюре известную парковую колонну «Конец света».
Особого внимания городского фольклора удостоены и некоторые отдельные захоронения в Петербурге. 16 апреля 1813 года на одной из военных дорог в Силезии неожиданно скончался Михаил Илларионович Кутузов. Тело полководца набальзамировали, перевезли в Петербург и торжественно захоронили в Казанском соборе, а часть останков, извлеченных при бальзамировании, запаяли в цинковый гробик и погребли в трех километрах от Бунцлау на кладбище Тиллендорф. Впоследствии на этом месте был установлен памятник. Вероятно, тогда и родилась легенда, которая вот уже более двух столетий поддерживается довольно солидными источниками. Согласно ей, в Петербурге в Казанском соборе покоится только тело великого полководца, а сердце, во исполнение последней воли фельдмаршала, осталось с его солдатами и захоронено на кладбище Тиллендорф. «Дабы видели солдаты – сыны Родины, что сердцем он остался с ними», – будто бы сказал, умирая, Кутузов. Легенда со временем приобрела статус исторического факта и даже попала на страницы Большой советской энциклопедии.
Между тем еще в 1933 году специальная комиссия произвела вскрытие могилы Кутузова в Казанском соборе. Был составлен акт, где сказано, что «вскрыт склеп, в котором захоронен Кутузов… слева в головах обнаружена серебряная банка, в которой находится набальзамированное сердце».
Тогда появилась еще одна легенда. Да, утверждала она, сердце Кутузова действительно было захоронено в Бунцлау, но церковь отказалась принимать участие в погребении тела без сердца, и, по повелению Александра I, сердце полководца было извлечено из могилы в Силезии и перевезено в Петербург.
Согласно энциклопедическим словарям, поколением считается время, равное приблизительно чуть менее 30 годам, что соответствует промежутку между рождением отца и сына или матери и дочери. Если это так, то, как ни считай, из примерно 200 поколений людей, живших на земле от сотворения мира по версии Библии, около 11 поколений имеют прямое отношение к Петербургу. Именно столько поколений прошло сквозь триста лет его существования. Чуть более 3 из них являются нашими современниками и живут в сегодняшнем Петербурге. Это, как выражаются ученые, родственники одной ступени родства: родители, дети, внуки, иногда – правнуки. Но ведь и те восемь поколений горожан, которые покоятся на петербургских погостах, тоже наши с вами родственники. И все они имеют право на память. А то, что их гораздо больше «там», чем «здесь», так об этом со знанием дела говорили еще древние римляне, не случайно возводя «любовь к отеческим гробам» в высшую степень человеческих добродетелей.

@темы: исчезнувшие кладбища, кладбища Санкт-Петербурга, Библиотека Вампира с Хайгейта, Ваши пальцы пахнут ладаном (поэзия, отрывки из романов, рассказы)

---

Еврейское кладбище в Рубежевичах

[Паучишко]

Рубежевичи - деревушка в Минской области, Беларусь. Еврейское кладбище на ее окраине (как обычно для таких случаев, год основания найти не удалось) встретило неожиданной табличкой у ворот:



И само кладбище. После еврейского кладбища в Ружанах было удивительно наблюдать разнообразие форм надгробных памятников, некоторые даже переняли классические элементы с христианских некрополей (например, срубленное дерево). И еще впервые увидела памятник в виде каменного кольца (это монета?), там таких было несколько.

@темы: еврейские кладбища, белорусские кладбища

---

Кладбище Раади, Тарту, Эстония

[The Highgate Vampire]

Пишет  Bellena:

Огромное эстетическое удовлетворение



Кладбище на Раади, самое большое Тарту, основано в 1773 году. Согласно указу российской императрицы Екатерины II от 1772 года мертвых нельзя было больше хоронить при церквях и в черте города и предписывалось "отвести для них особые кладбища за городом". 1 мая 1773 года городской совет Дерпта во главе с мэром постановили выделить для погоста участок на противоположном берегу реки Эмайыги, неподалеку от усадьбы Раади. Была заложена церковь Св. Иоанна на немецкой части кладбища, а также православная часовня на русском погосте. Церемония открытия состоялась 5 ноября 1773 г. - похоронами ребенка.

Кладбище на Раади исторически состоит из нескольких частей. Основную часть территории занимает приходское кладбище Св. Петра и Св. Марии. На старом кладбище Св. Иоанна и на университетском кладбище похоронены многие известные деятели культуры, ученые и преподаватели Тартуского университета, например, Карл Эрнст фон Бэр, Фридрих Рейнхольд Крейцвальд, Иоганн Карл Симон Моргенштерн, Густав Тейхмюллер, Юрий Лотман, Уку Мазинг. В 1773 году, одновременно с немецким погостом, было открыто и православное Успенское кладбище. Военное кладбище открыто 9 июня 1924 года.

Кладбище уже в 18 веке задумывалось регулярным. Ремесленников (ювелиров, портных, шорников и т.д.) хоронили в основном в часовнях (не сохранились). В 1855 кладбище на Раади было расширено за счет усадебных полей. В 19 веке от мавзолеев и склепов стали отходить, предпочитая одиночные захоронения. В начале 20-го века кладбище огородили.

Община Св. Иоанна состояла из немецко-балтийских немцев, покинувших Эстонию перед Второй мировой войной. После их ухода захоронения практически прекратились. Юго-восточная часть кладбища была сильно повреждена в 1944 году. В 1950-53 были снесены несколько часовен и ворот. Многие из надгробий были перевезены на свалку или были использованы повторно. Металлические ограды сдали металлолом. В 1958 году часть кладбищенской земли отдали заводу "Победа". В 1961году Тартуский городской совет постановил использовать для группы погостов общее название - кладбище Раади.

С 1972 кладбище начали приводить в порядок. Окончательно работы завершились к 350-летию университета, которое отмечали в 1982 году.



Склеп семьи Якова Фридрих Теллера, члена городского совета Тарту, на старом кладбище Святого Иоанна. 1794 год. Часовня, построенная в классическом стиле с барочными мотивами, типичный (и практически единственный сохранный) пример кладбищенской архитектуры 18-го века.
















Еще один склеп, но начала 20 века
















Захоронение напротив этого склепа - кто-то любил подсолнухи..




Печальная история об околоточном надзирателе































news.mail.ru/incident/6173861/









Бояринъ

@темы: прибалтика

---

Усадьба Алтуфьево и около

[The Highgate Vampire]

В Алтуфьеве сохранился интересный с исследовательской и познавательной сторон комплекс разновременных памятников архитектуры, главные элементы которого — церковь середины XVIII в. и господский дом середины XIX в. Добраться до Алтуфьева несложно. Чтобы не сбиться с пути, достаточно, идя от одноимённой станции метро, придерживаться траектории Алтуфьевского шоссе, по которому до 1991 г. проходила граница между Кировским и Тимирязевским районами. Автомобилистам может оказаться удобнее подъехать со стороны Московской кольцевой автодороги.
Своеобразная визитная карточка любой местности — её название, далеко не всегда поддающееся расшифровке. Зачастую оно не имеет устоявшейся формы и употребляется сразу в нескольких вариантах, которые встречаются даже в документах одного временного периода. Первоначальное название местности, где находится усадьба, — Олтуфьево. Это позволяет выдвинуть предположение о происхождении названия от фамилии одного из более ранних владельцев, документальные сведения о котором до нас не дошли: ведь был в Москве род дворян Олтуфьевых. Со временем этот топоним трансформировался в более привычную для слуха москвичей форму Алтуфьево.
Полная история усадьбы
В 1860-х гг. в ходе проведения крестьянской реформы имение было поделено на две части. Усадьба и территория, расположенная южнее её, в том числе ныне существующий Алтуфьевский (Верхний) пруд, остались у Н.А. Жеребцова. Нижний пруд, который до настоящего времени не сохранился, а также все северо-восточные алтуфьевские земли перешли к местным крестьянам, получившим статус «временнообязанных».
В 1868 г. после смерти Н.А. Жеребцова его вдова продала Алтуфьево «жене подполковника» Глафире Ивановне Алеевой. Однако имение принадлежало ей всего несколько лет. Уже в 1872 г. Алтуфьево приобрела у Г.И. Алеевой за 18 тыс. руб. Мария Яковлевна Лачинова (1817—1884), бывшая супругой менее высокопоставленного военного — всего-навсего штабс-капитана. Её надгробие — плита из серого мрамора с надписью — сохранилось у алтуфьевской церкви. Там же находится аналогичное надгробие Александра Емельяновича Лачинова, возможно, мужа владелицы, без дат жизни.

Церковь Воздвижения Креста Господня — интересный памятник позднего барокко, видимый ещё на подходе к усадьбе по Алтуфьевскому шоссе. Это здание — редкий для середины XVIII в. тип храма «иже под колоколы». Его основной объём — четверик с сильно скруглёнными углами и выступающими за его пределы ризалитами, один из которых служит алтарём, а остальные — входами. Такого оригинального плана в настоящее время не имеет ни один московский храм. Стены обработаны рустом, филёнками и нишами, наличники окон с гнутыми сандриками; на втором ярусе окна-обманки, т.е. ложные.
Церковь сооружена на средства И.И. Вельяминова в 1760—1763 гг., т.к. существовавшая ранее в усадьбе «издавна построенная каменная церковь во имя Софии и дочерей её Веры, Надежды и Любови, которая пришла в совершенную ветхость, вся расселась». Форма главы церкви Воздвижения более поздняя, она относится к концу XVII—началу XIX в., т.е. к эпохе, когда Алтуфьевым владели Куракины.

В советское время церковь всё время оставалась действующей (за исключением небольшого перерыва в 1941 г.). От некогда большого кладбища, окружавшего её, сохранилось несколько старых надгробий, среди которых уже упоминавшиеся нами плиты над могилами Лачиновых.

+Альбом+

А между прудами, в заросшей роще притаилось стихийное кладбище домашних животных.

Древние могильные плиты на улочках Москвы

Следы древних некрополей Москвы

@темы: исчезнувшие кладбища, московские кладбища, кладбище домашних животных

---

Церковь Святой Троицы в Щвиднице

[The Highgate Vampire]

Пишет  Bellena:

Церкви Мира – три деревянных евангелических костела в Щвиднице, Яворе и Глогуве (не сохранился).

Около 1500 года Щвидница была вторым по величине городом Силезии после Вроцлава. На тот момент герцогство щвидницкое принадлежало чешской короне. В 1525 оно перешло Габсбургам.
После Вормсского рейхстага идеи Мартина Лютера стали распространяться по всей Европе, не обойдя и Силезию, где они были очень популярны.

-больше красоты-

В 1648 году закончилась Тридцатилетняя война, и на протестантов начались гонения. По указу императора Фердинанда III все здания евангелических церквей на территории Силезии были переданы католикам, ведь исходно большинство из них принадлежали именно последним. Например, за период с 1653 по 1654 только в Щвиднице и Яворе у лютеран было отобрано порядка 250 костелов.

По результатам Вестфальского мира император Фердинанд III был обязан позволить лютеранам построить три церкви. Это был символический жест, направленный на примирение между конфессиями, а не признание равнозначности двух религий, и к новым культовым сооружениям был выдвинут ряд интересных условий:
- церкви нужно было разместить за пределами городских стен на расстоянии дальше пушечного выстрела,
- у них не должно было быть колокольни,
- при них не должно было быть церковно-приходских школ,
- у них не должно было быть шпилей,
- они должны были быть построены из недолговечных материалов (дерево, солома, песок, глина),
- срок строительства не мог превышать один год.



Сначала были построены церкви в Глогуве ( 1652 ) и Яворе ( 1654 - 1655 ). Церковь в Глогуве рухнула в 1654 , потом ее восстановили, но в 1758 она сгорела. Церковь в Яворе стоит до сих пор.
Краеугольный камень для строительства храма в Щвиднице был заложен 23 августа 1656 года, первая служба состоялась 24 июня 1657 года.
В 1708 году во время Северной войны, когда положение лютеран, оказавшихся под защитой шведского короля, улучшилось, рядом с церковью построили и колокольню, и школу. Оба здания сохранились по сей день.

Интересно, что про обе церкви пишут, что они невзрачные. Очень даже взрачные.
Щвидницкий костел и церковь в Яворе славятся великолепными интерьерами и изумительной красоты росписями XVIII века. Первый может вместить до 6000 верующих, второй - до 7500. При таких изначальных ограничениях для своей эпохи эти здания стали крупнейшими деревянными сооружениями религиозного характера, ведь их возводили при помощи передовых архитектурных технологий и строительных решений того времени. Их строили исходя из того, что они были должны вместить в себя максимально возможное количество прихожан - это было крайне важно во время ограничения свободы вероисповедания для протестантов.

Важной частью площади Мира и ансамбля, окружающего щвидницкий костел, является кладбище, одно из наиболее ценных и немногих сохранившихся протестантских погостов в Силезии.

Оно использовалось для захоронения местных прихожан на протяжении 250 лет, с основания церкви и до конца девятнадцатого века, когда в другой части Щвидницы было открыто новое лютеранское кладбище. С этого момента у костела Покоя почти не хоронили.

Здесь лежит дед Бисмарка, здесь покоятся великие писатели, ученые, художники. Здесь хоронили жертв Весны народов, протестантов и католиков вместе. В 1957 году произведено последнее захоронение, здесь нашел последний приют последний немецкий пастор.

Среди огромных дубов и тисов таится кладбище церкви Мира.



Надгробия из мрамора и песчаника в стилях барокко, рококо и классицизма, гранитные склепы с подземными сводами, построенные в девятнадцатом веке, и гробницы с коваными решетками, возведенные в двадцатом, - уникальные могилы разных эпох и стилей.

Большинство могил находятся в плачевном состоянии, особенно в дальнем углу кладбища. Памятники за послевоенные годы сильно пострадали и от времени и погоды, и от вандализма, но реконструкция погоста уже началась.

@темы: польские кладбища

---

Последняя торфяная церковь в Исландии, старое кладбище.

[The Highgate Vampire]

+Небольшая галерея+

Одна из последних торфяных церквей в Европе располагается в небольшой исландской деревеньке Хоф в 20 км к югу от знаменитого национального парка Скафтафетль на юго-востоке Исландии. Строение выполнено в технике, разработанной жителями Северной Европы еще в Железном веке. Главная цель: сберечь себя и скот от суровых холодов, используя максимум из того, что может дать природа. Эта церковь построена в конце 19 века и таких зданий осталось совсем немного.
Торфяные дома для исландцев были единственно возможным вариантом противостоять холодной погоде и промозглым морским ветрам (Исландия в переводе значит «ледяная страна»). В сравнении с домами из камня и дерева они обеспечивают в разы лучшую теплоизоляцию. Деревянный дом подошел бы в том случае, если у местных жителей были бы достаточные запасы дерева для топки печей, однако древесина на самом острове была в недостатке, а та, что завозилась из других стран, шла на строительство кораблей. Зато в Исландии никогда не наблюдалось дефицита торфа, его то и начали использовать для строительства зданий еще два тысячелетия назад.
Основа подобных зданий сложена из каменных плит, затем выстроена несущая деревянная конструкция. На нее, в форме елочки, уложены блоки с торфом. В теплое время года на стенах и крыше торфяного здания вырастает трава, которая дополнительно улучшает теплоизоляцию. В давние времена торфяное строительство было широко распространено в Исландии, торф использовался как бедными, так и богатыми, с помощью него возводили не только жилые дома, но также церкви, школы, конюшни и т.д. В начале 20 века использование технологии пошло на спад, а к нынешнему моменту в Исландии ею владеют лишь несколько мастеров, передающих свои знания из поколения в поколение.
Церковь Святого Климента в деревне Хоф была построена в 1884 году и стала последней, построенной в старом «торфяном» архитектурном стиле. Сейчас здание находится в ведении Национального музея и является туристическим объектом, однако в то же время продолжает исполнять свое изначальное предназначение и является действующей приходской церковью.
Кстати сказать: холмики, рядом с церковью - это останки старого кладбищам и в целом уже неизвестно кто в них лежит.

Источник

@темы: исландские кладбища

---

Подборка

[The Highgate Vampire]

Пишет  Марленикен:

Образ смерти в картине мира русского человека XVII века

(by Robert T. Rose)

В ХV-ХVII вв. на окраинах русских городов особенно во время мора или после военных столкновений, устраивались так называемые «скудельнпцы» - общие могилы, в которых хоронили умерших или погибших.
В «Житии Даниила Переславского» описывается скудельница, в которой за городом хоронили всех не получивших последнего отпущения грехов у священника и не востребованных родственниками безвестных покойников (умерших нечаянно, погибших «от грозных стихий»‚ утонувших‚ замерзших‚ «заеденных» зверями, убитых разбойниками и брошенных «на распутиях»). Их складывали в открытую яму, а весной, между Пасхой и Троицыным днем‚ на скудельницы могли приходить жители города и окрестностей чьи родные пропали без вести‚ и попытаться отыскать их среди отошедших от мороза тел.
В русских землях особенности климата приводили к тому, что нередко даже покойников умерших естественной смертью, зимой подолгу не хоронили дожидаясь весеннего тепла, когда земля оттает и рытье могилы не будут особенно трудоемким процессом. Эту особенность русского быта отметил внимательный наблюдатель-иноземец — секретарь английского королевского посла сэра Томаса Рандольфа поэт Джордж Турбервилль, побывавший в Русском государстве в 1568-1569 гг. В своем послании-памфлете, адресованном Спенсеру, он писал:

О макабрическом веселье на Руси и не только.

«Семь месяцев длится зима: сиянье [снега?] столь ослепительно.
Словно это май. перед которым они пашут землю и сеют пшеницу.
Тела умерших. до того лежавшие незахороненными,
Помешают в гробы из ели как простые люди.
Так и те, кто побогаче: причину этого легко найти.
Ведь в зимнее время они не смогут продолбить землю.
А леса такое изобилие везде и повсюду на их земле.
Что и богатый, и бедняк, умирая, уверены, что [их похоронят] в гробу.
Возможно, ты размышляешь недоуменно над тем. как можно оставлять
Те тела мертвых без погребенья на целый сезон.
Но можешь этому верить: как только они остывают.
Силой холода их сковывает так. что они становятся как камень.
Не оскорбляя ничто живое.
Так лежат они и сохраняются до следующего прихода весны».

Подобное поразившее англичанина-протестанта отношение к смерти не было специфично для русской культуры. Достаточно вспомнить существовавшее примерно в это же время парижское кладбище Невинных младенцев (des Innocents), приводившее, по выражению Й. Хейзинги, души современников в состояние трепета.

Как в Европе, так и в Русском государстве в период позднего Средневековья в повседневной культуре отмечается феномен особого «макабрического веселья». На уже упомянутом кладбище Невинных младенцев устраивались не только торжественные процессуальные шествия, но и празднества, нем гуляли и назначали свидания, а продажные женщины предлагали всем желающим свои услуги В Русском государстве ХV-ХVII вв. государственная и церковные власти безуспешно боролись с празднествами, завершавшими посещения кладбищ в поминальные дни, во время которых между могилами устраивались хмельные пиры со скоморохами, музыкой, плясками и исполнением песен весьма вольного содержания...
(...)
К числу наиболее распространенных лицевых книг ХVII столетия принадлежали Апокалипсисы и Синодики, содержание которых довольно полно отражало эсхатологические представления того времени. К ним жанрово примыкают Лекарства душевные. Житие Василия Нового и некоторые другие произведения религиозной литературы.

Миниатюры Апокалипсисов предлагают читателю и зрителю традиционный образ смерти, сложившийся в европейском искусстве еще в раннем Средневековье и закрепившийся в скульптурном рельефе, стенной росписи, книжной миниатюре и гравюре. Но на русской почве он стал известен только в ХV в. с появлением апокалипсической темы в иконописи и фреске. Это скелетоподобный «Всадник на бледном коне», проносящийся над разбросанными по земле мертвыми телами людей.
В русской миниатюре этот персонаж соседствует с другим, также популярным в европейском искусстве и уже упоминавшимся нами выше - скелетом с косой и луком со стрелами, а иногда (в позднее время) с пищалью, угрожающим своим оружием всему живому. В некоторых иллюстрациях к нему добавлен еще «помощник» - исчадие ада с человеческим телом, двумя головами (пса и льва) и с серпом в руках. предназначенным для кровавой жатвы. Эти инфернальные образы вполне соответствовали традиционному представлению о Конце света как кончине земной жизни вообще и, одновременно, последней схватке Христа и Антихриста.
(...)
В миниатюрах, иллюстрирующих притчу святого Варлаама «О временном сем веке», смерть изображается, согласно тексту этого литературного произведения, в виде единорога, который преследует человека. Тот, спасаясь от страшного зверя, едва не попадает в глубокий ров, на дне которого виден символ ада - змей с разинутой пастью. Ров, в свою очередь. является символом мира, полного «смертоносных сетей». Человек, как ему кажется, преодолевает это ужасное препятствие, схватившись за ветку древа, растущего на краю рва. Но, еще не взобравшись на свое древо жизни, он видит, что корень его прогрызают две мыши - белая и черная (день и ночь). И подгрызенное ими древо уже шатается. Человек пытается опереться ногами о каменную стену, но из стены уже торчат головы четырех «аспидов» - четырех греховных «стихий», из которых состоит его тело. Их «метания» разрушают физическое естество человека. Он мог бы спастись, сосредоточившись на духовных мыслях, но его внимание привлекает сладкий мед, малая толика которого находится в дупле древа. Этот символ мирских сладостей - богатства и «славохотья» - соблазняет человека и вновь ведет его к гибели.
Собственно момент смерти человека в иллюстрациях Синодиков трактуется как исход души из тела. В минуту кончины душу праведника принимает ангел, а у смертного одра грешника дежурят черти-мурины, чтобы тащить его душу в ад.
Автор: Л. Б. Сукина

Идея смерти в древней культуре

арт бай Agostino Arrivabene

Представления египтян о посмертном бытии разнообразны по содержанию и сложны, они не укладываются в непротиворечивую систему взглядов. Согласно этим представлениям, загробная жизнь связана с земной, во многом даже схожа с ней. Вместе с тем в потустороннем существовании появляются и новые качества. Прежде всего - его бесконечность. Обращаясь к богам и духам, умерший просил: «Пусть я поднимусь на мой престол подобно богу, одаренному вечной жизнью».

Египтяне признавали существование нескольких человеческих проявлений, связанных с загробным миром. Человек как бы имел несколько «душ», продолжающих существовать после его смерти, с которыми живые могли вступать во взаимодействие. Ими являлись мумия, ба - носитель сознания и источник деятельности, эб - сердце человека, ка - его двойник, ах - умерший, оживленный богом Анубисом. Заместителями мертвого считались его имя и тень.
(...)

В древнеиндийской культуре тема смерти занимала одно из ведущих мест. Однако ей, как событию индивидуального бытия, Индия не придавала такого драматического значения, как Египет. «Не следует желать смерти, не следует желать жизни», - учил Ману. Посмертные обряды и культ предков были в Индии намного более скромными, чем у египтян, а картины загробной жизни - менее определенными.
Считалось, что смерть не всегда была тенью, неизбежно сопровождавшей людей. В начале мира не было ни смерти, ни бессмертия (Ригведа X).
(...)

Чжуан-цзы говорил, что умереть - значит расстегнуть данный нам природой чехол, смерть - это изменение и рассеяние жизненной силы .

(с) Муравьёв В.В., «Идея смерти в древней культуре»

Образ смерти в ритуальной поминальной поэзии чепецких татар
Автор: Д. Г. Касимова

«Человек и его жизнь отождествляются с циклом развития дерева, растения. В байте «Дующий ветер» человеческая жизнь характеризуется такими оборотами, как «розовые цветы уносишь» (розовые цветы - это цветы весны; весна - человеческая молодость) и «жёлтые цветы сажаешь». Образ древа жизни существует во многих верованиях и религиях, в том числе и древнсиранской. Жёлтый цвет - ираноязычных народов издревле символизировал печаль. Подтверждение этому находим у среднеазиатских поэтов-мистиков. В одном из татарских байтов также встречается этот образ: «Эти деревья мне подобны - Тоже ли от тоски желтеют? Этих деревьев листья - Холодный ли ветер обувает?...»
Ещё один часто встречающийся в байтах образ смерти - Ветер. Он своей сущностью динамической системы воплощает в себе субстанцию, предвещающую смерть и саму смерть, унося земные годы в небытие и, таким образом, приближая конец существования на этом свете. Думается, использование образа ветра как облика смерти не является только художественным эпитетом. В авестийской древнеиранской мифологии часто упоминается божество ветра - Вайю. Это грозное божество - посредник между небом и землей, добром и злом. Реет высоко в небесах, состоит в особой связи с течением времени во Вселенной, в том числе контролирует продолжительность жизни человека.
Третий персонаж, олицетворяемый со смертью, - Лошадь. В байте «Не радуйся» читаем: «...Старость надвигается, / Как бегущая лошадь... » Аналогичные метафоры применялись в средневековой восточной поэзии. Так, Абу-ль-Атахия писал: «Новый день приближается Всадник на лошади белой. Он спешит, мотет быть. Это смерть посылает гонца... » Анализируя природу этого символа, следует вновь обратиться к иранской мифологии. Тале в образе лошади «тощей и безобразием путающей» представал Апаоша - дух засухи, приносящий смерть. Другой иллюстрацией, пусть косвенной, является гравюра Альбрехта Дюрера «Четыре всадника», на которой изображены ангелы смерти, скачущие на тощих и безобразных лошадях. Известно, что А. Дюрера относят к числу художников так называемого северного Возрождения. Как и все передовые люди той эпохи, он свято почитал «Свет с Востока»».

Виды погребальных обрядов народов Сибири

К сохранившимся пережиткам культа солнца у народов Южной Сибири и Центральной Азии можно отнести обычай сожжения надмогильных сооружений, разведения кострищ над могилами и засыпки их горящим костром, углями, золой.
При этом погребенные сильно обгорали, не исключено, что в идеологических представлениях этих кочевых племен, объединенных савроматской культурой, центральное место занимал комплекс «солнце-свет-огонь». Существуют сведения о трупосожжении у якутов вплоть до XVII века. И. В. Константиновым были обнаружены останки коня, а также обожженных стремян, удил, крюка передней луки седла в захоронении Тюнгюлюнского наслега Мегино-Кангаласского района.

К следующему виду погребального сооружения относятся сооружения околомогильного пространства (ограды, коновязи сэргэ, ритуальные деревья куочай). Первые археологические данные о существовании коновязей свидетельствуют о том, что их использовали в погребальном обряде ранних кочевников, начиная с первой половины I тыс. до н. э. Сэргэ - коновязь, играла роль, прежде всего, связанную с ее основной семантикой как символ очага - дома - семьи, утверждающего право владельца на территорию, где она поставлена. С. С. Сорокин отмечает, что камни и стелы являлись археологическими аналогами сэргэ как символа очага, дома и свидетельства права на территорию. На могильных полях такого рода памятники фиксировали присутствие семейных, родовых или племенных групп на похоронах и поминках и располагались на местности в соответствии со строго установленным иерархическим порядком. Обычай сооружения сэргэ в погребальном комплексе у якутов А. И. Гоголев сравнивает с индоарийским обрядовым обычаем привязывания коня к конскому столбу в Ригведе, приносимого богу солнца, функционально отождествляется с мировым деревом (др. инд. asvatha, буквально «дерево коня»). При этом части тела конской жертвы ассоциировались с элементами космоса: передняя часть с востоком, задняя - с западом, четыре ноги - четыре угла света, голова - небо, тело - земля, хвост - нижний мир.

Аналоги сэргэ существуют у алтайцев и казахов. Р. И. Бравина считает, что термин «сэргэ покойника» выступает в роли непременного элемента загробного «жилья» мертвого. Якутские надмогильные сатанах сэргэ носили ритуальную функцию в совершении похоронного обряда. По некоторым сведениям, к надмогильному сатанах сэргэ привязывалась жертвенная лошадь, которую после забивания с лучшей сбруей закапывали рядом с покойником. С. В. Иванов приводит значение слов сэргэ (якут. сэргэ - ряд; бурят. зэргэ - ряд; монг. ергэ -ряд, порядок; тюрк. арга - круг, ряд).

Следующим типом сооружений околомогильного пространства является куочай. Куочай - палка длиною в сажень, отделанная в виде стрелы и надетая высоко над землей на сучок между ветвями какой-либо старой
ветвистой лиственницы, на которой шаманы вешают шкуру жертвенной скотины. Куочай ставили около захоронения шаманов. Аналоги сооружению куочай встречаются у кумандинцев, северных алтайцев, бурят, монголов. В местности Алаас Эбэ в Кытанахском наслеге Чурапчинского улуса вокруг надмогильного сооружения человека были обнаружены останки 12 выставленных чучел лошадей белой масти. А. И. Гоголев сопоставляет данное захоронение с захоронениями скифской знати, которые описал Геродот: на могилах устанавливались чучела умерщвленных лошадей, которых привязывали за конец повода к столбам коновязи.

Якутские надмогильные сооружения в старину обозначались словом мэнэ (вечный; памятник), которое имеет древнетюркскую параллель бэнгу, мэнгу (эр мэн-гу - памятник герою, бэнгу - вечный памятник). В родовом кладбище Ат Дабаан расположение камней в захоронении носило подчеркнуто ритуальный характер. Использование овальных камешков-галек встречается в захоронениях савромато-сарматов, саков, в некоторых могилах хунну в Забайкалье, в могильниках Кудыргэ и Кокэль. Камень выступал своеобразным символом скотоводческой культурно-исторической общности. К. Ф. Смирнов отмечает, что в Поволжье, где камня почти нет, в савроматское время встречается обычай сооружения каменных курганов. Обнаружены насыпи каменных куч в курганном могильнике у с. Аксенова (1У-Ш вв. до н. э.) в междуречье Волги и Дона, в данных ритуальных действиях прослеживается связь с савро-матскими обычаями возложения камней.

****

Авт.: Стручкова А. В.

"Скифо-хуннский компонент в погребальном обряде тюркоязычных народов Сибири"

@темы: обряды и традиции, Тени смерти, поверья и приметы, цитаты, Прогулки с Бароном (Мифологические образы Смерти)

---

Еврейское кладбище в Ружанах

[Паучишко]

Если на 500 метро углубиться в лес сразу на выезде из поселка Ружаны, Беларусь, можно наткнуться на старинное еврейское кладбище. Год основания в сети найти не удалось, о еврейских кладбищах Беларуси после прокатившейся Второй мировой войны вообще информации мало... И только сейчас начали их приводить в порядок, а заодно и отмечать на картах, что позволило в эту поездку побывать на паре таких некрополей.

Кстати, приведение еврейских кладбищ в порядок происходит не стихийно, а очень даже организованно, и это радует, поскольку обидно, когда культурное наследие подобной значимости безвестно зарастает в лесу. Еврейский студенческий культурный центр «Гилель» в Минске несколько лет назад инициировал проект M.E.G.A. (Memory. Education. Generation. Action.) целью которого является изучение, каталогизация и сохранение старых еврейских кладбищ. Студенты из разных стран каталогизируют надгробия, переводят надписи, фотографируют, измеряют, откапывают... Собранная информация отправляется в Музей истории польских евреев в Варшаве, где с 2012 года функционирует проект «Виртуальный Штетл», который также собирает информацию о еврейских кладбищах.

Возвращаясь к Ружанам. Ружаны находились под немецкой оккупацией более 3-х лет — с 23 июня 1941 года до 13 июля 1944 года. Из 5000 жителей Ружан 4000 были евреи, которых также много жило и в двух соседних деревнях – Павлове и Константинове. После начала войны и германской оккупации Польши еврейское население Ружан возросло на несколько тысяч человек из-за беженцев. К концу оккупации никто из них не выжил, осталось лишь это старое кладбище да памятник на братской могиле евреев и советских военнопленных, в которой покоится 3-4 тысячи человек. Остальные сгинули в концлагере...

@темы: еврейские кладбища, белорусские кладбища

---

Венгерские художники

[The Highgate Vampire]

Zichy Mihály

Михаил Александрович Зичи или Михай Зичи (венг. Zichy Mihály; 14 или 15 октября 1827, Зала (Венгрия) — 28 февраля 1906, Санкт-Петербург) — венгерский рисовальщик и живописец из знатного рода Зичи, много работавший в России.
В Санкт-Петербург прибыл в 1847 году и, кроме занятий с её высочеством, получил уроки в некоторых аристократических петербургских домах. Через два года ему пришлось отказаться от учительства и изыскивать себе средства к жизни изготовлением рисунков для продажи и ретушированием светописных портретов. В эту трудную пору своей жизни Зичи нашёл некоторую поддержку в принце Александре Гессен-Дармштадтском. Улучшением своего положения Зичи обязан Теофилю Готье, посетившему в 1858 году Санкт-Петербург. В книге «Voyage en Russie» Готье посвятил Зичи целую главу, чем значительно поднял его репутацию у русской публики.
В 1859 году Зичи был назначен придворным живописцем, и в этом звании оставался до 1873 года. В этот 15-летний период своей деятельности, он исполнил множество рисунков, изображающих различные происшествия придворной жизни, сцены императорской охоты, карикатуры на людей, близких ко двору, и т. п. (находились в основном в императорских дворцах и альбомах высочайших особ).
Ещё перед этим, в 1856 году, им воспроизведены в акварелях главные этюды коронования императора Александра II, за которые Санкт-Петербургская академия художеств присудила ему звание академика. В 1869 году была устроена выставка его произведений. В 1874 году он уехал в Париж, где написал, в том числе, по заказу венгерского правительства, картину: «Австрийская императрица Елизавета возлагает венок на гроб Деака», и помещал свои рисунки в иллюстрированных изданиях.

С 1880 года Зичи опять в России, на прежней должности, и трудился в качестве рисовальщика-хроникёра церемоний, развлечений и семейных событий высочайшего двора. Из его произведений, помимо уже упомянутых, достойны внимания рисунки: «Мессия и Лютер в Вартбурге», «Человек между разумностью и глупостью», «Еврейские мученики», «Флорентийская оргия», «Смерть царя Кандавла», «Земля еси и в землю возвратишься», «Тамара и Демон» (на сюжет из поэмы Лермонтова), «Ростовщик», «Бернард Палисси», «Последние минуты Вертера», «Проект театрального занавеса для Аничковского дворца» и некоторые другие.
В творчестве Михая Зичи имеется немало рисунков откровенного эротического содержания.

+Альбом+

Laszlo Mednyanszky (1852-1919)

Ладислав (Ласло) Йозеф Бальтазар Евстахий Меднянский (венг. Mednyánszky László, словацк. Ladislav Medňanský, 23 апреля 1852, Бецков — 17 апреля 1919, Вена) — словацкий и венгерский художник.
Между 1877 и 1889 годом Ласло Меднянский постоянно менял место жительства, проживая поочерёдно в Словакии, Будапеште и Вене. Затем до 1892 года он снова жил в Париже, в основном изображая людей. Его мать умерла в 1883 году, отец — в 1895. После смерти отца художника в работах Меднянского появляется тема смерти. ©

+Альбом+

Kacziány Ödön (1852-1933)



+Альбом+

Adolf Hiremy-Hirschl (1860–1933)

Посты с художниками у нас часто обновляются, но мы не всегда их поднимаем. Например, много нового появилось в материале про чешских художников.

@темы: Изобразительное искусство

---

Католическое кладбище, Коссово (Беларусь)

[Паучишко]

На въезде в город Коссово со стороны Ивацевичей находится католическое кладбище. Дату основания в интернетах найти не удалось, но как минимум пару сотен лет оно точно действует, и по сей день на нём хоронят прихожан католической церкви. При этом половина кладбища, которое используется сейчас, вполне себе расчищена и приведена в порядок, а вторая половина - заросла разнотравьем настолько, что даже сложно вообразить, сколько там надгробий на самом деле.
На кладбище находится интересная часовня 1859г., построенная на могиле священника Адама Дмаховского. Для наружных стен были использованны средневековые надгробные плиты и камни, при этом на многих плитах надписи обновлены (в отличие от старых кладбищенских надгробий).







Плиты со стен









Захоронения

@темы: белорусские кладбища

---

Евдокиевское кладбище (Липецк)

[The Highgate Vampire]

Пишет  Bellena:


На этом месте начали хоронить еще в начале 10 века - здесь располагался погост Христорождественского собора, центрального храма Липецка. В 1817—1818 годах здесь была построена церковь во имя святой преподобномученицы Евдокии, после чего кладбище стало называться Евдокиевским. Строительство велось на средства Ивана Федоровича Лобкова, увековечившего таким образом память своей жены Евдокии.
Так, более-менее ничего, выглядит то, что снаружи кладбищенской ограды.

А если зайти внутрь, становится понятно, что город сгнил изнутри.

Первое, что бросается в глаза, - огромное, невероятное количество галдящего и гадящего воронья.




Ну и, конечно, состояние кладбища удручает, хотя на словах оно считается присмотренным и ухоженным. Да, оно ухожено, если считать, что трава подстрижена и мусор вывезен, но...

Вот так выглядят дореволюционные захоронения.

Разбиты или украдены.
В состоянии более-менее только надгробие липецкого садовода Василия Быханова - да и то оно, насколько я понимаю, полная реконструкция, потому что оригинал был разрушен, а ограда сдана на металлолом.

Что-то еще стоит, но вряд ли над тем местом, где должно.









Но все больше лежит.






Тлен.


Старая ограда.


А это просто очень красивая пара.

@темы: российские кладбища

---

Этнические кладбища Москвы

[The Highgate Vampire]

©

По советской еще традиции сегодня на российских погостах хоронят всех умерших, вне зависимости от их национальности и вероисповедания. Однако в последнее время на больших кладбищах стали появляться обособленные "этнические" участки. Например, на Востряковском в Москве есть специальное место захоронения для евреев. На Митинском и Домодедовском – мусульманские участки. На православно-атеистическом Кузьминском своих близких отдельно хоронят цыгане, отдельно – армяне.
Как сообщается на сайтах различных бюро ритуальных услуг, похоронить умершего в соответствии с его национальными традициями сегодня совсем не сложно. Правда, обходятся такие похороны существенно дороже обычных. Ведь система заточена на "основного потребителя услуг", а это православные русские. Просто потому, что 9 из 10 москвичей – русские, а свыше 70% жителей столицы называют себя православными христианами и в соответствии с многовековой традицией хоронят усопших в гробу на третий день после смерти. И вот здесь случаются казусы.
О недавнем кладбищенском ЧП "НацАкценту" рассказывает работник Домодедовского кладбища: "Приезжает к нам полиция со словами, мол, у вас посреди дороги гроб валяется! Один из водителей чуть не въехал в него. Приезжаем на место: действительно – гроб... Пустой, слава Богу. Выяснилось, это мусульмане хоронили родственника, а у них ведь не принято в гробу, они же в саване хоронят. Вот они гроб, в котором из морга везли, выкинули".
По словам сотрудников Домодедовского кладбища, несколько лет назад на окраине погоста постепенно стал разрастаться исламский участок. Специально его никто не обустраивал, но так сложилось, что последователи пророка Мухаммеда начали хоронить "своих" отдельно.
Головой к Мекке
В мусульманской похоронной традиции гроб, действительно, не присутствует. На кладбище тело несут на специальных носилках. По правилам хоронить принято в день смерти на ближайшем к дому кладбище. Кремация категорически запрещена. Класть усопшего в одежде в могилу тоже не принято, поэтому умершего укутывают в специальный саван – "кяфен". Над ним читается вначале специальный намаз "джаназа", потом Коран. Хоронят мусульман головой в сторону Мекки.
Изначально на мусульманских кладбищах не было надгробий, они появились позже, но оформление памятников у мусульман всегда было простым и лаконичным. Как правило, надгробие представляет собой плоскую каменную плиту, закругленную или прямоугольную. На памятнике строжайше запрещено размещать фото и вообще любое изображение умершего. В качестве украшения допускаются полумесяцы, звезды, орнаменты и рамки. Точно так же на магометанском кладбище вы не встретите цветов, тем более искусственных.
В Москве и Московской области существует уже достаточно большое количество территорий, выделенных для мусульманских захоронений. Однако учитывая рост количества мигрантов из Середней Азии и приезжих с Северного Кавказа, можно предположить, что их в столице будет становиться все больше.
Смерть всех уравнивает
Согласно данным последней переписи, численность еврейского населения в Москве составляет около 53 тысяч человек. Московских евреев традиционно хоронили на Салтыковском, Малаховском и Востряковском кладбищах в Москве, на специально отведенных участках. Сегодня официально все эти кладбища закрыты для новых захоронений, но, как водится, некоторым удается договориться о погребении "нефомально", в обход правил.
Вообще у иудеев не положено хоронить на нееврейских кладбищах, но многие верующие вынуждены хоронить родственников на общегородских погостах.
Перед началом похорон друзья и близкие покойного собираются рядом с гробом, чтобы попросить прощения и попрощаться. Произносится молитва, скорбящие совершают обряд "криа" - надрыв одежды, который является высшим проявлением скорби.
На похоронах и церемонии прощания тело и лицо умершего должны быть постоянно закрыты. Еврейские традиции не одобряют вскрытие усопшего и использование органов в донорских целях. Тело не бальзамируют, а кремация категорически запрещена. В гробу делают небольшое отверстие для связи с землей. "Как человек создан из праха, так и возвращается в прах", - говорят иудеи. Иногда, по желанию родственников, хоронят и вовсе без гроба.
Памятник над еврейской могилой - обычно скромный и лаконичный, ведь, по мудрому представлению евреев, смерть всех уравнивает. Поэтому вычурные и помпезные монументы над могилами не устанавливают. Изображение умершего на могиле тоже не поощряется. Так что еврейские захоронения на старинных кладбищах выглядят очень однообразно: небольшое надгробие в виде сундучка из белого камня с надписью.
На еврейских кладбищах не принято ни есть, ни пить, ни садиться, ни ходить по чужим захоронениям. Разрешается лишь подойти к своей могиле, прибраться на ней, прочитать молитву и тотчас уйти прочь.
Прах по ветру
Буддисты в Москве представлены такими народами как калмыки, буряты, тувинцы. Это, пожалуй, единственная в столице конфессия, чьим традициям не противоречит кремация. Впрочем, современным буддистам сложно соблюдать погребальные обряды своих предков, согласно которым тело заворачивали в белую ткань и предавали одной из пяти стихий. Древние буддисты просто оставляли умершего в степи, в горах или долине, а в отдельных случаях сжигали и развеивали прах.
Любопытно, что кремация с приходом к власти большевиков стала символом активного богоборчества. Сжигали тела умерших в России и до 1917 года, но исключительно по санитарно-медицинским соображениям. Православные традиции и русский погребальный обряд предписывали предавать тело земле. Ислам и иудаизм тоже категорически запрещали кремирование. Так что трупы сжигали лишь в исключительных случаях. Единственный крематорий в Российской империи действовал на территории форта "Александр I" недалеко от Кронштадта. В форте размещалась первая в России эпидемиологическая лаборатория, там же сжигали погибших от заболеваний лабораторных животных.
Похороны на свой лад
У населяющих Россию народов - множество необычных погребальных обычаев. Так, корейцы сжигают на могиле одежду покойного, которую тот носил накануне смерти, его постельное белье. В рот умершему кладут немного риса, а под ладони – монеты. Надевают сшитые рукавички, ведь согласно древним преданиям по пути в мир духов нужно будет преодолеть колючее поле. У могилы накрывают стол с любимыми блюдами покойного. Этот ритуал носит название "деса" и представляет собой аналог православных поминок. Все присутствующие должны попробовать еду, чтобы усопший знал, кто с ним прощается.
Роскошные и иногда даже вычурные цыганские захоронения на московских кладбищах давно стали притчей во языцех. Многие цыгане хоронят своих близких с любимыми личными вещами – гитарой, трубкой, личной одеждой, украшениями. Некоторые даже дополнительно докупают умершему вещи. В последнее десятилетие появилась особая мода не просто укладывать вещи покойного в склеп, а расставлять их там, как в комнате.
Любопытно, что издревле "мир мертвых" самые разные народы представляли как мир "наоборот". Правому в мире людей соответствовало левое в мире ином, красивое – уродливому и так далее. Поэтому в погребальных обрядах была распространена инакость действий. Например, коряки своих умерших зимой одевали в летнюю одежду, летом – в зимнюю. Правую перчатку надевали на левую руку, левую – на правую, а шапку – задом наперед. Облачение вообще подбирали неброское, в белых тонах и без украшений, чтобы в загробном мире он предстал в роскошных одеждах.
Старая Москва
В многонациональной Москве с давних пор существовали отдельные места захоронений для иноверцев. До революции похороны считались именно религиозным обрядом, поэтому кладбища делились по конфессиональным и национальным признакам.
Самым большим иноверческим кладбищем Москвы было Введенское или "немецкое". До 1917 года оно оставалось единственным погостом в столице, где хоронили "западных христиан" - лютеран и католиков, которых в народе называли "немцами". В старину иноверцы, как и русские, погребались при церквях. Так что выходцев из Европы также хоронили в Марьиной Роще, на Лазаревском кладбище, в Немецкой слободе около Старолютеранской кирхи Святого Михаила и Новолютеранской кирхи Святых Апостола Петра и Павла.
Нельзя не вспомнить о небольшом Армянском кладбище, расположенном в Пресненском районе напротив Ваганьковского. Оно было основано в 1805 году по ходатайству старейшины армянской общины в Москве Минаса Лазарева. При его содействии была построена и армяно-григорианская церковь Воскресения Христова - Сурб Арутюн. Примечательно, что у храма нет колокольни, ведь до 60-х годов XIX века колокольный звон в армянских церквях Москвы и Петербурга был запрещен. В 1859 году погост обнесли величественным капитальным забором с башнями.
Сегодня большинство могил на кладбище датируются концом XIX - началом XX веков. Здесь можно встретить усыпальницы-часовни, выполненные по средневековому армянскому канону, надгробия-хачкары и современные вычурные могильные плиты с фигурами покойных в полный рост.
Примерно с XVI века (со времени появления Крымского двора) и до конца XVIII в Москве существовало татарское кладбище. Оно находилось за Калужскими воротами Земляного города где-то на территории нынешнего парка Горького. В 1771 году после эпидемии чумы было открыто Даниловское мусульманское кладбище. После этого захоронения на старом татарском кладбище прекратились.
В 1788 году еврейской общине Москвы был выделен участок земли по соседству с православным Дорогомиловским кладбищем. Отделялись они друг от друга деревянным забором. Вход на еврейское кладбище находился близ моста Окружной железной дороги. Вдоль центральной аллеи хоронили наиболее состоятельных и известных людей. С правой стороны выступало серое в арабском стиле здание молельни с куполом, увенчанным переплетающимися треугольниками.
В период Первой Мировой войны на кладбище кроме горожан хоронили евреев-беженцев и раненных солдат иудейского вероисповедания.
Кладбище перестало существовать примерно к концу 1920-х годов. Захоронения на нем были прекращены, ограды и надгробия стихийно снесены и разобраны нищавшим населением. В 1932 году еврейской общине выделили территорию вблизи поселка Востряково.
Новая религия
В советское время в результате атеистической пропаганды похороны превратились в гражданский ритуал, а кладбища перестали быть религиозными объектами. Хоронили без учета национальности и веры. Так что могила русского на советском кладбище спокойно соседствовала с захоронением еврея и татарина. Обособленные национальные погосты кое-где еще оставались, но властями не поощрялись.
Родился новый советский похоронный ритуал с "гражданскими панихидами" и красными обивками для гробов. Над могилами появились пирамидки из тонкого металла со звездой. Впрочем, некоторые религиозные традиции сохранились. Например, обычай устраивать после похорон поминальный обед, отмечать девятый и сороковой дни.
Места всем хватит
Несмотря на светский характер нашего нынешнего государственного устройства, сегодня столичные власти и руководства кладбищ стараются идти на компромисс. По мере возможностей тем или иным национальным объединениям выделяют собственные участки на погостах. Однако, по словам самих представителей некоторых религиозных общин, таких мест в Москве и области категорически не хватает.
В 2014 году мэрия Москвы запланировала открыть новые зоны захоронения для мусульман и иудеев на расширенных территориях Бутовского, Перепечинского, Щербинского и Востряковского кладбищ. Кроме того, в "новой Москве" в ближайшее время должно открыться единственное в столице еврейское кладбище. Его обещали проспонсировать некие бизнесмены, исповедующие иудаизм. При кладбище будет создан специальный попечительский совет, который станет давать разрешения на захоронения. Предварительно он будет устанавливать, был ли усопший иудеем и состоял ли в общине. На могилах не позволят ставить роскошные дорогие памятники, оформляться они будут в едином стиле. Для безопасности погост хотят оснастить по последнему слову техники.
Таким образром этническое и конфессиональное разнообразие в столице многонациональной России будет учтено от начала и до конца жизни человека. Правда отношение к этому факту неоднозначное. Некоторые наблюдатели отмечают, что разделение по этническим и конфессиональным кладбищам является одним из признаков разобщенности граждан страны.
Ирина Архипова

@темы: обряды и традиции, московские кладбища, атрибуты погребения и похорон

---

Amsterdam - Zorgvlied

[The Highgate Vampire]

Пишет  fiancee of the supervillain:

Есть у меня такая странность - люблю эстетику некрополей. в Праге я посетила Вышеградское кладбище, и весьма впечатлилась, поэтому, готовясь к поездке в Амстердам, искала подобные места и нашла целых два, заслуживающих пристального внимания. одно из них, кладбище Zorgvlied, я и покажу в этом посте.

смотреть дальше

Здесь похоронено немало голландских знаменитостей: актеры, писатели, художники, музыканты, спортсмены, политики и т.д. я, к сожалению, не знаю ни одного, так что просто любовалась красотой и восхищалась тем, как чтут память людей. меня в хорошем смысле поразило, что к надгробиям здесь относятся очень трепетно, стараются сделать памятник, рассказывающий о том, чем при жизни занимался человек.

























внезапно живой павлин!

@темы: нидерландские кладбища

---

Мумии Сицилии

[The Highgate Vampire]

Когда звучит словосочетание "мумии Сицилии", то в памяти первым делом всплывают катакомбы капуцинов в Палермо. На острове же можно найти еще несколько крупных объектов с забальзамированными телами. О них всех мы и постараемся рассказать вам в этом посте.

+еще одна карта

-Сравнительная таблица-

Отрывок из книги "Опыт путешествий" Адриана Гилла:

-Сицилия-

Аэропорт Палермо называется «Фальконе э Борселлино». Чем-то напоминает американские полицейские сериалы 1970-х. Никто не обидится, если вы не будете знать, кому именно принадлежали эти имена. На самом деле это была пара безумно храбрых судей, пытавшихся положить конец древней традиции организованной преступности на Сицилии. Оба они были убиты.
Сицилийцы не любят говорить о мафии с чужаками. Это — семейная неловкость, не наше дело, частная трагедия. Сицилия — место, склонное к секретности. Это можно почувствовать на темных барочных улицах Палермо, столицы Сицилии, на главной площади которой до сих пор не убраны следы авианалета союзников 1943 года и где в многоквартирных палаццо поселились беженцы из Северной Африки. Это — тревожное и очень мужское место, одновременно прекрасное и противное.
История Сицилии ужасна, несчастна и романтична. Как и в любом другом месте Европы, в 1950-х годах жители этого региона были одними из самых бедных во всем западном мире. Столетиями жители острова влачили скудное существование, страдали от постоянных вендетт, вражды, несправедливости, эксплуатации, убийств с целью защиты чести и соблюдения кодекса убийц, и все это — в окружении ароматов цветущих мандаринов и благовоний. На Сицилии правило «кровь за кровь» действовало в течение десятилетий.
Монастырь ордена капуцинов в Палермо — достаточно непримечательное здание. Он стоит на тихой площади около кладбища, на другой стороне города от того района, где в 1992 году мафия свела счеты с советником Борселлино. Снаружи, перед дверьми, зажатая в угол, расположилась парочка торговцев открытками и путеводителями; внутри же за столом сидит монах, продающий входные билеты, пустяковые обереги и тоже открытки. День катится медленно, поэтому монах погрузился в чтение газеты.
Внизу, через несколько ступеней, рядом с деревянной статуей Божьей Матери находится дверь в катакомбы — зал ожидания мертвых. Зал на удивление большой, с высоким сводчатым потолком и длинными коридорами, расходящимися под прямым углом. Здесь прохладно, влажно, пахнет кислой, пряной пылью и гниющей тканью. Высокие окна превращают солнечный свет в бледную дымку. Флюоресцирующие лампы вибрируют, добавляя комнате медицинской анемичной яркости. Здесь около двух тысяч тел, свисающих со стен, опирающихся на скамьи, нашедших покой в своих дряхлых ящиках. Все они облачены в свою лучшую мирскую одежку — униформу своего земного призвания. Кроме них, здесь никого нет.
Что касается Европы, то высушивание и сохранение тел считается особенностью Сицилии. Примеры мумификации можно найти и в других районах Италии, но большинство мумий находится именно в Сицилии, где связи между живыми и мертвыми особенно крепки. Никто в точности не знает, сколько людей здесь похоронено, а сколько было вывезено из катакомб и похоронено на кладбищах священниками, не согласными с теологическими традициями сохранения обетов в отношении трупов. Это явление постоянно вызывает один и тот же вопрос: почему они это делали? Для чего выставлять напоказ гниющие тела?
Я иду по этим рядам в замешательстве, не в состоянии понять, что же чувствую на самом деле. Мы, жители Запада, не так часто видим мертвые тела — отсутствие жизни окутано тайной и скрыто. У этих мертвецов есть своя тайна; у каждого из них когда-то были свое отношение к жизни и убеждения. Исследуя тела с болезненным интересом — вот как выглядит смерть, — я понимаю, что между живым и мертвым есть огромная разница. На мертвеца можно смотреть в упор с нескрываемым любопытством, которого не выдержал бы никакой живой объект наблюдения. И мне кажется, что здесь идеальным фоном была бы песня Майкла Джексона Thriller, особенно принимая во внимание, как похожи эти тела на плохо сконструированных зомби из второсортных фильмов ужасов. Насколько комично и жалко выглядит естественная мимика — это не просто искусство, а дешевое искусство. Их челюсти открыты в молчаливом зевке, гниющие зубы угрожающе усмехаются, глазницы мрачно смотрят на нас, обрывки твердой кожи цепляются за сморщенные щеки и сведенные артритом суставы. Эти люди в основном небольшого роста, их руки скрещены, они провисают, несмотря на проволоку и гвозди, удерживающие их в вертикальном положении, головы склоняются к плечам, а тела медленно разрушаются в попытках имитировать давно прошедшую жизнь.
Коридоры разделены между собой — где-то лежат служители культа, а где-то профессионалы, т. е. врачи и юристы, среди которых затесалась парочка водевильных военачальников в форме карабинеров. Существует женский коридор, и гид говорит нам, что мы можем насладиться видами мод прошлого. Скелеты мрачно стоят, облаченные в тряпки, выбеленные до темно-серого цвета. Восхищаться особо нечем. Небольшая часовенка посвящена умершим девственницам, что в современные времена выглядит не только трогательным, но и жестоким подарком, который человек дарит вечности. Похороненные здесь девственницы наверняка должны были служить символами чистоты в мире распада.
А еще есть небольшая часовня для умерших детей. Они одеты в праздничную одежду и чем-то напоминают кукол-зомби. Одна мертвая девочка сидит на детском стульчике с небольшим скелетиком на коленях (возможно, это ее младший брат). Выглядит невообразимо жалко и смешно, с элементом гротеска.
Это ничем не похоже на римские катакомбы, где археологи достают тела, раскапывая могилы. Здесь было принято выставлять тела на обозрение и брать за удовольствие взглянуть на них небольшую плату. Повсюду висят таблички, напоминающие о том, что необходимо сохранять уважение к усопшим и не делать фотографии. Однако сами служители без проблем торгуют фотографиями. Не совсем понятно, какое воздействие мы должны испытать — религиозное и ли культурное, но понятно — что это настоящий туристический аттракцион.
Первая и самая старая мумия принадлежит монаху Сильвестро да Губбио, стоящему в своей нише с 1599 года (само слово «мумия» обозначало у арабов битум, черную смолу, которую древние египтяне использовали как средство предохранения). Большинство тел относятся к XIX веку. Сначала это были лишь монахи и священники, принадлежавшие к монастырю. Со временем к служителям культа присоединились благотворители, высокопоставленные лица и знаменитости.
Никто в точности не знает, как появилось мумифицирование. Возможно, кто-то случайно заметил, что тело, оставленное в склепе с определенной прохладной атмосферой и стенами из пористого известняка, не гниет, а просто высыхает. Затем система была усовершенствована. Вновь умершие лежали в специальных камерах, называвшихся фильтрами, на терракотовых брусьях, расположенных над канализационной системой. Таким образом, жидкости из их тел могли постепенно просачиваться и исчезать, а сами тела понемногу высыхали, подобно ветчине прошютто. Через некоторые время, от восьми месяцев до года, тела обмывали в растворе уксуса, одевали в лучшие одежды и либо укладывали в гробы, либо вешали на стены.
Сохранение тел предков встречается во многих культурах, однако они редко выставляются напоказ, как здесь. На Сицилии существует так много культур, сюда приезжало и здесь ассимилировалось так много людей со своими обычаями и верованиями, что на поверхность то и дело выплывают элементы этих обычаев, хотя их корни давно утеряны. Кто-то предположил, что подобная практика представляет собой остаточное эхо более старых, дохристианских обрядов — веры в шаманскую власть мертвых тел. Высох не каждый труп; некоторые сгнили, поэтому сохранение оставшихся могло восприниматься на намек на Божью волю, божественную руку, оберегающую людей, жизнь которых могла бы быть символом особой мирской благости. Так как останки святых используются для укрепления молитвы и веры, то, возможно, тела оставались здесь в надежде на то, что Господь сохранит их нетленными и усилит тем самым людскую веру. А возможно, катакомбы были сделаны с более важной целью — memento mori, напоминая нам о том, что все мирские амбиции преходящи, смерть — неизбежна, а попытки накопить земное богатство тщеславны и глупы.
В последние годы сохранение тел производится с помощью химических инъекций, т. е. ответственность забирается их рук Господних и передается могильщикам и ученым. В одной из часовен лежит в своем гробу девочка по имени Росалия Ломбардо. Кажется, она просто уснула под грязным коричневым листом. В отличие от многих других зажатых и высохших мумий, она сохранила волосы, падающие на ее желтый, как у куклы, лоб и закрепленные большой желтой шелковой лентой. Ее глаза закрыты, а ресницы прекрасно сохранились. Если бы ее не окружали ухмыляющиеся черепа и гниль, могло бы показаться, что эта девочка просто уснула по дороге домой с вечеринки. Натурализм и красота сцены обезоруживают. Ты понимаешь, что от тревожной и призрачной жизни тебя отделяет всего одно дыхание. Росалия умерла от пневмонии, когда ей было два года от роду. Ее обезумевший от горя отец попросил Альфредо Сафалия, известного бальзамировщика, сохранить ему дочь. Тому удалось показать весь трагизм ситуации, и ужас и скорбь нависли над этой небольшой головкой с белыми волосами. (Сафалия продавал свою жидкость для мумифицирования, храня тайну рецепта, похоронным компаниям в Соединенных Штатах, так как после Гражданской войны бальзамирование стало в Америке очень модным.) В Палермо Росалию воспринимают как своего рода полубожество, волшебного маленького ангела. Таксист спрашивает меня: «А вы видели Росалию? Вот ведь красавица!»
Савока — тихая деревенька, ползущая вверх по холму до тех пор, пока перед жителями не открывается вид на восточную часть острова вплоть до моря. Это странное место напоминает бутылку, которая сама закручивает свою пробку Именно здесь Фрэнсис Форд Коппола снимал «Крестного отца». Ресторан, в котором Майкл Корлеоне и его несчастная жена праздновали свадьбу, выходит на небольшую площадь и выглядит точно так же, как и 37 лет назад на экране. Нет ничего, напоминающего о съемках фильма. Местным жителям не нравится вспоминать об этом. Большинство сицилийцев, которым я задавал вопрос, клянутся, что никогда не видели фильма.
На вершине горы расположен монастырь, напоминающий скорее молодежный хостел, а не средневековое готическое учреждение. В нем живут две монахини, индианки из Джаркханда. Поверх сари они носят шерстяное белье и куртки. В одной из боковых комнат монастыря, во временных пристанищах из фанеры, лежит пара десятков трупов, которых изучает трио ученых.
Это очень странная команда: Артур Ауфдерхайде, восьмидесятилетний американец из Миннесоты, раньше работавший патологоанатомом, а потом ставший одним из ведущих мировых экспертов по мумиям; Альберт Цинк, массивный немец, директор Института мумий и Ледяного человека, находящегося в Северной Италии; молодой сицилиец Дарио Пиомбино-Маскали, возбудимый и нервный, постоянно обеспокоенный, полный энтузиазма и потенциально прекрасный ученый. У него через бровь тянется шрам, а на спине куртки написано Boxfresh — вряд ли он надел куртку, размышляя об ироничности надписи.
Я нахожу его в тот момент, когда он склоняется над неприглядно выглядящим ящиком и аккуратно вытаскивает из него стихарь, принадлежащий монаху XIX века. Он пытается найти образец органического материала, на котором профессор Цинк может проводить свои эксперименты. «Ого, это то, что я думаю?» Мы все наклоняемся к платью викария и соглашаемся с тем, что эта гипотеза вполне вероятна. Ученый держит в руке тонкий мешочек из порошкообразной сухой кожи. Полусантиметровый образец получает свою наклейку и упаковывается. Покойник наконец-то сможет воссоединиться со своей мошонкой.
Изучение мертвых тел способно многое сказать о повседневной жизни наших предков — их диете, болезнях и ожидаемой продолжительности жизни. Зная больше о том, как развивались сифилис, малярия, холера и туберкулез много лет назад, мы сможем лучше справляться с ними в наши дни. Ученые движутся методично, проверяя рост и возраст тел, изучая состояние черепов и зубов, отсутствие эмали на которых может свидетельствовать о многих годах неправильного питания. Две мумии страдают от подагры. У пяти заметны признаки дегенеративного артрита. Почти все эти люди при жизни мучились зубами — зубной камень, опускание десен, кариес и абсцессы.
Животы проверяются на предмет недостающих органов. У одного из тел были удалены все мягкие ткани, другие набиты тряпками и листьями (в том числе и лавровыми), возможно, для того чтобы смягчить запах или из-за того что они обладали какими-то консервирующими способностями. Заполнение пустот в телах было призвано придать им более реалистичный вид. Восковая кожа напоминает пергамент, одежда кажется липкой и влажной, лица — раздутыми и зевающими, а рты открыты так широко, что можно проводить визуальное исследование высохших гортаней и сморщенных языков.
Ученые относятся к телам с уважением, не забывая, что когда-то те были людьми, такими же, как и мы с вами. Тем не менее они называют каждое из тел «оно», пытаясь сохранять дистанцию и бесстрастность в те моменты, когда вытаскивают у тела коренной зуб.
Несколько лет назад тела, лежавшие в склепе, подверглись нападению вандалов. Кто-то ворвался в склеп и раскрасил их зеленой краской. Эти зловещие и унизительные брызги покрыли лица покойников, их одежду и обувь, сделав их еще похожими на персонажей аттракциона «Комната ужасов». Монахини, присматривающие за этим странным собранием, глядят на тела с жалостью и отвращением. Они говорят, что тела нужно достойно похоронить, позволив им обратиться в прах. Одна их них считает, что в этом нет ничего духовного или возвышающего.
Забрызганные краской и заполненные тряпками тела вскоре вновь вернутся в свои пустующие ниши. На данный же момент арки в альковах вдоль стен заполнены лишь сотнями высохших мертвых сороконожек. Несколько тел продолжают лежать в своих гробах. Я осторожно отодвигаю тяжелую крышку, которую, возможно, не трогали столетиями, и смотрю внутрь. Кажется, что воздух из гробницы выходит с глубоким вздохом, и мое горло наполняется запахом — но не запахом гниения, а ароматом крепкого бульона, сухой плесени и тонкого, как пыль, человеческого праха. Этот запах, совершенно незабываемый, напоминает настойку молчания и грусти, аромат повторяющейся молитвы, звучащей где-то в отдалении, аромат раскаяния и сожаления, одновременно отталкивающий и странно знакомый. Я сталкиваюсь с ним впервые, однако при этом испытываю странное и убедительное ощущение дежавю.
Мы никогда не узнаем, что значили эти мертвые тела для общин, принесших их сюда и одевших. Это остается одной из загадок Сицилии. Столкнувшись с этими комическими и трагическими образами смерти, мы остаемся наедине со своими сомнениями, мыслями и заботами. Очень сложно понять, что чувствуешь, когда смотришь на тела, замерзшие на полпути из ниоткуда в никуда, — здесь тайна и страх, надежда и ощущение противоречивости жизни и потери, вечные и универсальные чувства.
В красивом городе Новара-ди-Сицилия стоит большая и обильно украшенная церковь. Перед алтарем секретная дверь в склеп, и при нажатии секретной кнопки вход открывается автоматически, прямо как в фильмах про Джеймса Бонда. Ступени, ведущие вниз, приводят нас в комнату с нишами, вырезанными в камне, внутри которых разнообразные и уже знакомо бесформенные тела еще шести прелатов. На высокой полке в окружении черепов стоит коробка с двумя кошками, мумифицировавшимися естественным образом — легкое напоминание о древнем Египте. Они попали в ловушку в склепе, и это лучшее напоминание о том, что даже если у тебя и девять жизней, конец всегда один и тот же.

-The Capuchin Catacombs of Palermo-

Надо заметить, что катакомбами это место назвали ошибочно. На самом деле, это подземное кладбище монастыря капуцинов, находящееся в крипте церкви Санта-Мария делла Паче. Прочесть подробнее можете по ссылке-названию.

-справка-

Капуцины (Орден Братьев Меньших Капуцинов) - монашеский орден, представляющий одну из ветвей францисканцев. Он был основан в 1525 году братом Матвеем Басси в Урбино. Спустя три года получил признание Римским папой Климентом VII как самостоятельный орден.
В июне 1534 года на Сицилию прибыли первые капуцины. Они поселились недалеко от Палермо, к западу от городских стен на землях, где в настоящее время располагается один из районов города - Cuba-Calatafimi. Им была передана небольшая старая церковь норманнской эпохи Санта Мария делла Паче (Santa Maria della Pace), которая находилась рядом с поселением. В 1565 году часовню решено было реконструировать. Ремонтные работы растянулись на несколько десятилетий из-за постоянно возникавших сложностей и предложений по различным дополнениям. По инициативе одного из покровителей в 1618 году часовня подверглась реконструкции, изменившей полностью ее структуру и размеры.
За эти годы сообщество капуцинов основало небольшой монастырь на принадлежавших им землях, который в дальнейшем расширялся за счет пожертвований горожан. Некоторые завещали свое имущество в пользу братьев ордена. Одним из таких даров явилось здание рядом с церковью Санта Мария делла Паче, которое было передано капуцинам после смерти Дона Оттавио Д’Арагона – одного из богатых покровителей ордена, что позволило создать крупный монастырский комплекс. Тогда же было положено начало организации подземного кладбища в крипте храма, которое в настоящее время называют Катакомбы капуцинов (Catacombe dei Cappuccini), где первое захоронение прошло в конце XVI века.
В 1623 году новое здание церкви было освящено, как Chiesa Santa Maria della Pace, и стало главным храмом монастыря.
Современный вид церковь Санта Мария делла Паче приобрела после большой реконструкции 1934 года, сохранив огромное количество произведений искусств XVII – XIX веков. Она состоит из трех нефов, один из которых заканчивается широкой ризницей и хорами. Интерьер Chiesa Santa Maria della Pace богат ценными предметами, собранными капуцинами на протяжении многих десятилетий. Это и деревянные алтари, один из которых был вырезан монахом в 1854 году, и мраморные скульптуры, и ценное средневековое Распятие, и надгробные памятники над усыпальницами умерших, созданные в XVIII веке местным скульптором Ignazio Marabitti.
В стенах церкви хоронили только богатых покровителей и защитников монастыря, останки же умерших братьев, начиная с XVI века, складывали в общую могилу, располагавшуюся рядом с южной стороной храма.
В 1597 году решено было создать новое, более вместительное, подземное кладбище, войти в которое возможно было бы из церкви. Под главным алтарем был сделан длинный коридор, куда перенесли останки сорока пяти ранее усопших монахов. Их тела так хорошо сохранились, и создавалось впечатление, что они упокоились несколько часов тому назад. Это случайное открытие позволило создать не обычное подземное кладбище, а именно погребальные Катакомбы капуцинов, уникальные в своем роде, хоть и немного мрачноватые, которые сохранили почти нетленными останки около восьми тысяч тел, разделенных по половому признаку и принадлежности к определенному социальному слою.
Первое захоронение в Катакомбах произошло 16 октября 1599 года, когда скончался один из братьев – капуцинов Сильвестро из Губбио, останки которого можно увидеть в нише слева в коридоре монахов. В числе других останков монахов и Риккардо из Палермо – последний капуцин, который был погребен в Катакомбах в 1871 году. Официано подземное кладбище было закрыто для захоронений в 1882 году, но и после этого здесь было погребено еще несколько тел. Одно из последних захоронений датируется 1920 годом. Это останки двухлетней Розалии Ломбардо, умершей от бронхиальной инфекции. Малышка покоится в небольшом гробике у подножия алтаря в часовне Святой Розалии. Забальзамированное тело девочки сохранилось почти нетленным, и кажется, что она просто спит, как «Спящая красавица».
Почти за три века Катакомбы Капуцинов превратились в одно из престижных погребальных мест Палермо, где нашли свой последний приют не только братья – капуцины, но и представители духовенства, аристократии, буржуазии. Для размещения такого количества останков мало было одного коридора и Катакомбы Капуцинов дополнялись новыми помещениями. В настоящее время коридоры образуют прямоугольник, в углах которого расположены небольшие комнаты – кубикулы.
В 1944 году вход в подземное кладбище был перенесен из храма в соседнее здание, стоящее перпендикулярно церкви Санта Мария делла Паче, за которым с середины XIX века располагается «обычное» кладбище. Оно было организовано после запрета захоронений в церквях и катакомбах. Здесь похоронены и обычные горожане, и известные уроженцы здешних мест, и выдающиеся люди, много сделавшие для Сицилии и Палермо.
Надгробные памятники и часовни создавались местными скульпторами и архитекторами Domenico Delisi, Antonio Ugo, Luigi Filippo Labiso, Salvatore Caronia Roberti в XX веке, работы которых можно увидеть в городских музеях и на улицах Палермо и Монделло.
Кладбище остается действующим и в настоящее время, сохраняя древнюю традицию захоронения в Монастыре капуцинов, в котором размещается офис Международной коллегии по религиозным миссиям за рубежом и богатая библиотека, сохранившая редкие издания книг.

-The Church Saint Nicolò of Bari, Gangi-




+Наша подборка+

Склеп с монахами в народе называют Ямой священников. Около ста тел вертикально располагаются в своих нишах, над которыми можно найти гробы с останками других бывших настоятелей церкви.
По датам склеп использовался с 1728 по 1872 гг. Возраст мужчин от 49 до 81 года.
Особенность этих мумий в уходе за кожей лица покойных (их натирают воском). Самые удачные выглядят как посмертные маски. Например, мумия Эпифанио Ваццано, который умер в 1870 году в возрасте 75 лет.

-короткое слайд-шоу-

-Много мумий-

-Galati Mamertino-

В крипте Санта Марии Ассунта покоятся 11 мумий семьи Марчиоло. По снимкам видно, что состояние их довольно плачевное (как и всего склепа), хотя относятся они ко второй половине XIXв.

-The church of Anime Sante del Purgatorio, Caccamo-

В крипте церкви покоятся монахи одноименного ордена. Склеп закрыт и давно пришел в упадок. Разглядеть мумии можно только через небольшие проемы в стене.

-S. Lucia del Mela-

Несколько мумий второй половины XIXв. можно найти в крипте при бывшем монастыре Капуцинов. Они покоятся в деревянных ящиках. Вдоль же стен размещены стеклянные короба с костями. Надо заметить, что в одной такой емкости хранятся останки сразу нескольких человек.

-S. Marco D’Alunzio-

В южном крыле церкви Арачели располагается фамильная крипта. Один из скелетов посажен в нише-рве, являясь тем самым наглядным примером первого этапа мумификации.

-Piraino-

Мумии сокрыты в двух подземных комнатах главной городской церкви. Тела лежат на полках вдоль стен. Только две притаились в вертикальных нишах в центре помещения.
Все 26 человек были местными священниками с конца XVIIIв. по первую половину XIXв.

-Novara di Sicilia-

В прекрасном городе Новара-ди-Сицилия есть большая и нарядно убранная церковь. Перед алтарем - потайная дверь в склеп, пол которого открывается при нажатии секретной кнопки.
У основания лестницы - ниши стелами еще целой партии священников, они пребывают на разных стадиях разрушения.
Высоко на полке, забитой черепами, стоит деревянный ящик с двумя кошками, которые превратились в мумии естественным путем - чем не отголосок Древнего Египта?
Кошки попались в этот склеп как в ловушку, и это еще одно напоминание о том, что даже у девяти жизней один конец... © «National Geogarphic Россия» февраль, 2009г.

-Pettineo-

-Savoca-


+Наша галерея+

Катакомбы капуцинов в местечке Савока на востоке острова, где покоится примерно 50 мумий умерших знатных людей края и духовенства.
Первые мумии были сделаны в 1700 году, а последние – в 1876 году. Оголенные черепа и части скелетов выглядывают из ниш – на них все еще можно увидеть узорчатые одежды с оборками. Некоторые мертвые аристократы «носят» на костлявых ногах элегантные туфли с серебряными пряжками.
Мумии Савока (Савока (итал. Savoca, сиц. Sàvuca) — коммуна в северо-восточной части итальянского острова Сицилия. Савока известна как место съёмок фильма «Крёстный отец») являются пожалуй самой известной сицилийской коллекцией мумифицированных останков после Палермо. Подземная камера 18-го века расположена в Церкви Капуцинов содержит несколько сохранившихся тел, располагающихся в нишах стен или гробах. Недавнее детальное обследование позволило авторам определить, что найденные тела подверглись спонтанному высыханию после размещения их в нишах, расположенных в склепе под собором в Савока. Однако, Однако один неидентефицированный экземпляр, принадлежащий взрослому мужчине и предварительно датируемый второй половиной 19-го века, демонстриурет явные признаки искусственного вмешательства, направленные на предотвращение разложения трупа. Кроме того, два черепа, расположенные в нишах упомянутых колумбариев в стене имеют признаки краниотомии, указывая таким образом на антропогенность мумификации некоторых останков. Описанный случай наводит на мысль о том, что традиционные методы бальзамирования все еще использовались в конце позднего Нового времени, несмотря на развитие инновационных методов внутриартериального введения.

-Comiso-


+Немного снимков+

Мумии хранятся в так называемой "Церкви мертвых", которая находится в местном монастыре капуцинов. Двадцать тел из 50 имеют таблички с именем и датой смерти. Самая старая мумия - 1742 года, а самая молодая - 1838г.
В начале XVII в. группа капуцинов в Комизо, Сицилия, расставляла умерших братьев в специальных нишах вдоль стен часовни, прилегающей к их церкви. Обтянутые кожей кости, особенно черепа, были добавлены для усиления наглядного эффекта восприятия смерти. По сути, это было техническим нарушением порядка захоронений, который предписывал, что «мертвые не должны быть похороненными в наших местах, если кто не настолько беден, что даже не имеет кого-то, чтобы похоронить его». Исключения были сделаны только для благотворителей монастыря, мумии которых выставлялись вместе с монахами. Неподкосов

-Burgio-


+Наша галерея+

Склеп церкви капуцинов со временем превратился в музей мумий.

-Militello Rosmarino-


Крипта с 41 мумией.

-Кратко о традиции-

На Сицилии не закапывают покойников в землю, и более того я не один раз слышала от жителей Сицилии такую фразу: закопали как собаку. Имея в виду, что закопали покойника в землю. На Сицилии покойников складывают на полочки и замуровывают лет на 20 — 25. Потом это тело вместе с гробом перемещают на нижнюю полочку, освобождая место для более «свежих» покойников. Если будете на Сицилии, обязательно посетите какое нибудь кладбище. Еще на Сицилии хоронят покойника обычно уже на следующий день. Обусловлено это сильной жарой. Все родственники немедленно оповещаются о смерти человека, покойника кладут в середине комнаты в гробу, по краям рассаживаются близкие родственники и сидят, разговаривая, поддерживая друг друга морально. Другие родственники, узнав о смерти, откладывают все свои дела и являются с визитом, чтобы простится с умершим.
кладбище на Сицилии
Организацией похорон занимается всегда специальное агентство, которое заботится обо всем, от гроба до цветов. Все пришедшие проститься обязательно расписываются в специальной книге, о том что они нанесли визит вежливости. Всю следующую неделю после похорон в дом покойного продолжают идти люди, которые не успели придти с визитом ранее. Таким образом, человек лишившийся близкого практически не остается один на один со своими мыслями. ©

@темы: обряды и традиции, итальянские кладбища, Оссуарии, кости, черепа, скелеты, клипы/ролики/передачи, мумии

---

Trois Couleurs: Bleu (1993)

[The Highgate Vampire]

Три цвета (фр. Trois Couleurs, польск. Trzy kolory) — является общим названием для трех фильмов режиссёра Кшиштофа Кесьлёвски и включает соответственно три фильма: «Три цвета: Синий», «Три цвета: Белый», «Три цвета: Красный».
Все три фильма были написаны в соавторстве с Кшиштофом Песевичем под руководством Агнешки Холланд и Славомира Идзяка, музыку к фильму написал композитор Збигнев Прайснер. Трилогия стала первым успехом Кесьлевского на западе и одной из его наиболее известных работ со времен «Декалога».
Синий, белый и красный являются цветами флага Франции (слева направо), и история каждого фильма так или иначе основана на одном из девизов Французской республики: свобода, равенство, братство.
Сюжет: 33-летняя Жюли выжила после автокатастрофы, но потеряла мужа-композитора и пятилетнюю дочь. Она обрывает все связи с прошлым и уходит в себя, переезжает из загородного дома в Париж, где ее никто не знает. Музыка мужа, в которой она, как выясняется, принимала куда большее участие, чем считала, исцеляет ее и возвращает к жизни.

Фильм о том, что смерть близких становится чудовищной в своей бескрайности свободой. Как пережить потерю и вновь начать открываться миру.

«Синий» повествует о цене, которую приходится платить за свободу. В какой степени мы действительно свободны?
Героиня – несмотря на трагедию – оказывается в исключительно комфортной ситуации. Ведь Жюли абсолютно свободна. С гибелью мужа и дочки она теряет семью и тем самым – все обязательства. Она прекрасно обеспечена, ничто её не связывает, она ничего никому не должна. Возникает вопрос: действительно ли человек в такой ситуации свободен?
Жюли считает, что да. Поскольку у неё не хватает решимости покончить с собой (а может, такой шаг противоречит её мировоззрению – этого мы никогда не узнаем), она пытается начать новую жизнь, освободиться от прошлого. В таком фильме, казалось бы, должно быть много сцен с посещением кладбища, со старыми фотографиями. Но таких сцен нет. Прошлое Жюли отсутствует – она решает его зачеркнуть. Возвращается оно лишь в музыке. Но оказывается, что от всей прожитой жизни освободиться невозможно – в какой-то момент возникает страх, ощущение одиночества, появляются люди, связанные для Жюли с прошлым. Она начинает понимать, что так жить нельзя". (Кесьлевский. О себе)
***
В «Синем» свобода становится идеей трагической. Жюли свободна, потому что у нее жестоко отняли её прошлое и семью. Не имея эмоциональных связей и достаточно состоятельная, чтобы делать то, что хочет, Жюли отступает в пустоту. Кесьлевский несколько раз возвращается к подобному могиле образу огромного, безлюдного крытого бассейна, куда Жюли приходит, чтобы доводить до изнеможения своё тело и уничтожать свои чувства. В то же время, есть моменты пронзительно острой, физической боли, как в эпизоде, когда Жюли, покидая дом после безразличной, холодной любовной сцены с Оливье, обдирает костяшки пальцев, проводя рукой, сжатой в кулак, вдоль стены. Боль – чтобы убежать от другой боли, крайнее чувство – то же самое, что бесчувствие. (Dave Kehr “To Save the World: Kieslowski's Three Colors Trilogy”)

+"Двойная жизнь Вероники"+

@темы: Тени смерти, нотки вечности (музыкальные полотна), кинематограф, клипы/ролики/передачи